Марко Поло

Рустичелло постоянно колеблется относительно манеры повествования — это и бессвязные, меняющиеся разговорные формы, о которых пишет госпожа Бертолуччи, и двусмысленности, прерывистость, внезапные обрывы речи, и несогласования во времени, и местоимения «я» и «он», постоянно сменяющие друг друга (непонятно, где говорит сам Марко, а где редактор говорит о Марко). Но даже эти неточности, по правде говоря, вполне объяснимые, свидетельствует об участии редактора (Рустичелло) в обработке чужой речи.

Неоспоримым остается тот факт, что именно он ведет игру. Он представляется настоящим рассказчиком и берет на себя авторские права, претендует на роль автора рассказа, часто недвусмысленно намекая, что именно он ведет рассказ, отвечает за правильность незнакомых слов, выбирает темы и повествует о высоких деяниях своего героя. Марко Поло представлен как личность почти эпическая, о приключениях и заслугах которого рассказывает автор. Почти всегда имя венецианца приводится в третьем лице: «И расскажу вам, что господин Марк сделал…». Или еще: «Господин Марк спрашивает у некоторых людей этого города…, но он узнает об этом то, что я вам расскажу». Рустичелло к тому же пользуется любым удобным случаем, чтобы привлечь внимание читателя и сконцентрировать его на своем собственном рассказе: «Понятно…», «Непонятно как…». Он как бы извиняется за то, что забыл что-то сказать вовремя, и потом восстанавливает это. Иногда, конечно, он в этом винит Марко: «Знайте же, что мы забыли рассказать о большой битве». Но гораздо чаще он говорит: «Здесь расскажу вам о чуде, свидетелем которому я был» или «И еще вам скажу об одном деле…, очевидцем которого я был». Решительную победу одерживает местоимение я (je). Создается даже впечатление, что он пытается показать себя владеющим нитью повествования: «И вернемся другим путем в город Шерман…»; «И поэтому вернемся к нашим провинциям в краю Балдасиан…». Нам представляется, что он ведет слушателя (читателя) по следам путешественников, но следуя абстрактному, идеальному, вымышленному маршруту, который кажется этому образованному человеку наиболее подходящим. Он как бы лучше своего героя знает, что больше всего соответствует данному жанру произведения.

Я также думаю, что в глубине души он оставляет за собой право на то, чтобы добавлять и дополнять. Он силится объяснить сложные для понимания европейца слова, имеющие восточные корни. Он сообщает цены или показывает доходы не только в денежном эквиваленте Италии, но и Франции. Например, о прекрасных персидских скакунах: «Этими деньгами один стоит приблизительно 200 ливров». Понятно, что не венецианец подсказал ему это денежное соотношение. Рустичелло ввел его сам или по взаимной договоренности с соавтором.

Наконец, в тексте встречаются наблюдения и указания, которые являются наиболее очевидным доказательством его вмешательства, иногда значительного, в редактирование и подбор темы. Вот один из ярких примеров: когда он рассказывает о путешествии в Японию и Малайзию, он объясняет, почему море называется «китайским». Так он называет «море, которое находится против Манзи» и приводит сравнение: «Как в Англии говорят «английское море». Одна из французских рукописей книги приводит даже другой пример — «море Рошельское», то есть находящееся рядом с Ля Рошелью. Эти параллели могли прийти в голову человеку, который хорошо знал именно эти места, бывал на Британских островах.

Мы склонны признать тесное сотрудничество двух авторов «Описания мира». Каждый внес свой вклад — свой талант и опыт. Не вызывает сомнений, что Марко Поло предоставил документальную основу для книги: личные наблюдения в виде рассказов (устных) или записей. Рустичелло, будучи уже опытным литератором, конечно же, много работал над этой документальной основой. Произведение, таким образом, имеет двойное авторство. Слишком часто упускают из виду, что его следует рассматривать в свете двух различных авторских концепций. Именно этот двойной аспект делает сложным определение идеи «Описания мира» и приводит в замешательство исследователей.

Глава X

СБОРНИК НЕБЫЛИЦ?

Какой бы оригинальной фактурой ни было насыщено «Описание мира», оно прекрасно вписывается в литературную традицию. Форма была уже разработана.

К сожалению, в этом вопросе преобладает иногда инерция давно высказанных идей и незыблемых формул, навязываемых нам без углубленного изучения проблемы. Рамузио включил книгу Марко Поло в свою коллекцию «Знаменитых путешествий». Эта книга довольно долго считалась одним из самых любопытных и сенсационных повествований о путешествиях и обычно занимает место в коллекциях приключенческих рассказов.

…Но такая классификация книги Марко Поло является совершенно произвольной и вызвана, в некотором роде, тем, что ее издали через два с половиной столетия после написания, а это издание не подверглось даже поверхностному исследованию.

В «Описании мира» собственно отчет о двух экспедициях (1261 и 1271 годов) ограничен, как мы уже видели, «Прологом» и несколькими короткими главами — прямо скажем, не особенно интересными и изложенными в очень концентрированной и сжатой форме. Там не найдешь никаких точных указаний или живописных подробностей, не упоминаются названия мест, остановок. Читая этот «Пролог», мы остаемся в полном неведении и понимаем, что все эти главы были написаны с единственной целью: превознести заслуги Марко и его родственников. Рассказчик никогда не опускается до изложения реальных обстоятельств путешествия. Даже когда он говорит о посольствах, удивляют намеренная краткость его рассказа, небрежность, отсутствие интереса ко всему, что не относится к действующим персонажам. Людей мы как раз и не видим ни в пути, ни на отдыхе — только на аудиенциях у Великого хана или еще какого-нибудь монгольского вождя. Весь рассказ строится только на изображении приемов и изложении удачных пассажей из речей. Все остальное в расчет не берется и не вызывает никакого интереса.

Даже в основном тексте не стоит и пытаться искать хоть каких-нибудь точных сведений о дальних странствованиях и приключениях героя. Марко ни слова не говорит о количестве увиденных им мест, что не преминул бы в первую очередь сделать автор настоящего рассказа о путешествии, стремящийся поведать о своем подвиге. Нет ничего ни о самом маршруте, ни о календаре (ссылок на даты). Скорее всего, в его намерения это не входило. «Рассказ о путешествиях», где речь идет о чем угодно…. кроме самих путешествий.

Назначение книги определить нелегко: это не пособие для купца, не рассказ о путешествиях; в конечном итоге это можно понять, только если забудешь все априорные рассуждения и согласишься учитывать роль, которую играет во всем этом Рустичелло ди Пиза — автор компилятивных романов о рыцарях Круглого Стола, «укорачивавший» эпические песни и ничуть не озабоченный стремлением написать «рассказ» о реально пережитых событиях. Но главное — оба автора помнили о тех произведениях, которые в то время имели успех. Отсюда — многочисленные реминисценции, воспоминания, даже плагиат, которыми изобилует произведение. Сегодня мы бы назвали это не иначе как странностями или небылицами.

Для какого рода публики эти два человека сочиняли и писали «Описание мира»? В сущности, условия работы над ним говорят об этом достаточно ясно. Вспомним, что Марко, предоставленный самому себе, целых три года не рассказывал о своих дальних странствиях. Непохоже, чтобы его вдруг обуял демон сочинительства: все говорит о том, что если бы злая судьба не отправила его в плен к генуэзцам, то эта книга не существовала бы. В Генуе ни тюрьма, ни бездействие не могут объяснить его решения; к действию его побудила встреча с практиком, человеком любопытным, но главное — опытным литератором. Ведь изначально «Описание» не предназначалось ни для венецианского «купца», ни даже для итальянца, но для того читателя, к которому обычно обращался этот профессиональный писатель. Не совсем понятно, как Рустичелло согласился взяться за эту очень трудную работу: придать литературную форму груде сведений и воспоминаний, чтобы написать всего лишь простой рассказ о путешествии и не получить для себя никакой выгоды и нисколько не способствовать поддержанию известности среди своей обычной читательской аудитории. Книга явно должна была отвечать его интересам и интересам людей, вкусы которых он хорошо знал. Он за этим следил и пытался втиснуть рассказ, достаточно беспорядочный и переполненный подробностями, в уже знакомую ему форму.