Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 47



Однако цели ев ясны. Она стремилась во что бы то ни стало установить тесные связи с Помпеем и добиться одного из двух: либо тот откажется в ее пользу от роли опекуна Птолемея, либо, поняв, что он может на нее рассчитывать, признает ее как бы наследницей отца. В Помпее она видит, вероятно, решение всех вопросов. Если удастся снискать благо-склонность повелителя Рима, то на другой чаше весов Потин, Теодот и Ахилла будут не тяжелее перышка.

Клеопатра с нетерпением ждала случая и поспешила им воспользоваться. Точнее сказать, сама его создала.

После гибели Красса Рим направил в Сирию нового проконсула, Бибула, друга Помпея, который был некогда консулом одновременно с Цезарем, а теперь люто его возненавидел. Бибул тотчас велел отозвать из Александрии оставшийся после авантюры Габиния гарнизон. Он хотел усилить тем самым свою армию и возобновить войну с парфянами. Солдаты и офицеры Габиния успели уже обжиться в Александрии. Многие из них женились. Это были в большинстве германцы и кельты, суровые воины, способные внушить александрийцам должное почтение. Приключения в пустыне и стрелы парфянских лучников их не прельщали, и они взбунтовались. Бибул послал к ним своих сыновей. Легионеры не пожелали их слушать, а их начальник посоветовал обоим уезжать обратно в Сирию, не помышляя привлечь солдат к парфянской экспедиции.

Молодые люди обратились непосредственно к легионерам. Что случилось, в точности, неизвестно, но произошло что-то вроде стычки, и здоровяки-галлы задушили посланцев.

Случившееся касалось, конечно, исключительно римлян. Однако Клеопатра не замедлила вмешаться, желая продемонстрировать Бибулу и через его посредство Помпею свою добрую волю. Она велела немедленно схватить убийц и отослала их в цепях в Сирию. Но Бибул совершил жест противоположного свойства. Он подавил отцовское негодование и отослал убийц вновь к Клеопатре, напомнив ей, что карать римских ветеране» имеет право только сенат.

Неизвестно, каким образом Клеопатра восприняла преподанный ей урок, неизвестна также дальнейшая судьба бунтовщиков. Ясно одно: Клеопатру это не обескуражило. Она по-прежнему рассчитывала на Помпея. Тем временем Цезарь успел перейти Рубикон, захватить в два месяца Рим и Италию, хотя за Помпея стоял едва ли не весь сенат, за Помпея был также весь восток, и это сильнее действовало на воображение египтян, чем не до конца покоренная Цезарем Галлия. Когда Гней Помпей, сын Помпея Великого, прибыл в середине 49 года в Александрию, чтобы потребовать корабли и увеличить войско, все встретили его с восторгом: и юная царица, которой не терпелось дать доказательства дружеского расположения сыну Помпея Великого, и солдаты вместе с офицерами, которых завоевание Италии манило куда больше прогулки по сирийским пустыням.

Гней без труда получил пятьдесят судов вместе с командами. Неизвестно, как сложились его отношения с Клеопатрой. Поговаривали, будто это была любовная идиллия. Кажется, в проекте была даже свадьба. Вполне возможно, если учесть, что брачный союз с сыном повелителя Рима и опекуна Птолемея XIV окончательно упрочил бы положение Клеопатры как царицы.

Но брак не состоялся, и Гней ушел в море. Эту партию Клеопатра проиграла. Потину было на руку раздражение александрийцев, которым, как это уже случалось во времена Авлета, пришлось расплачиваться за подарки, сделанные Клеопатрой Помпею-младшему. Козням Потина способствовало еще и то обстоятельство, что Клеопатра не извлекла ощутимой выгоды из визита, не получила поддержки.

Будь она супругой Гнея, она бы осталась на троне. Но тот бросил ее, и Клеопатре пришлось бежать в Сирию, спасаясь от смерти. Впоследствии эта беда обернулась для нее великим благом.

Глава V



Клеопатра и любовь

Гней Помпей был молод. Трудно сказать, был ли он хорош собой, еще труднее выяснить, нравился ли он Клеопатре. Однако это, вероятно, не имело большого значения. Кто хочет понять перипетии ее судьбы, тот должен учесть: не она выбирала мужчин, которых допускала в свою жизнь. По рождению царица, она была поставлена перед необходимостью царствовать, чтобы сохранить жизнь. Но она не могла царствовать без поддержки повелителя Рима. Значит, ей надлежало произвести на свет наследника, став женой этого повелителя или — его невесткой.

Каковы бы ни были в действительности отношения между Клеопатрой и Гнеем Помпеем, постоянно ощущается этот расчет. Даже неудачный конец предприятия доказывает, что расчет был верен. Незачем закрывать глаза на происходящее: даже в основе современных монархических браков лежит расчет. Следует воздать должное Клеопатре, ее дерзкая логика и точность мышления подтверждаются ходом событий. Вместо того чтобы послушно принять супруга, которого ей соизволит послать Рим, она решает отыскать мужа сама, причем не где-нибудь, а все в том же Риме. Разумеется, она знает цену своему приданому, понимает, какое место занимает Египет в иерархии политических приоритетов, и верно оценивает эволюцию римских нравов.

Это отнюдь не умаляет, как иногда думают, значения Клеопатры. Анахронизмом будет переносить любовь-страсть в античную обстановку. Исключительное право на обладание любимым существом — изобретение средневековья — представляется немыслимым в том мире, где хозяева делали с рабами все, что им заблагорассудится, не опасаясь последствий.

Парадоксально, но мы ничего не знаем об интимной жизни той самой Клеопатры, которая является для нас олицетворением любви. Оставим в стороне Помпея-младшего, ибо нам известны лишь политические последствия их отношений, да и то в общих чертах. История сохранила память об официальных браках, заключенных Клеопатрой. Но какова была ее личная жизнь? Имела ли она любовников? В ту пору никто всерьез не интересовался этой двадцатилетней царицей, вовлеченной в привычную для Лагидов династическую карусель. Но и позднее, когда все прожектора на сцене Римской империи будут направлены на Клеопатру, ничего нового выяснить не удастся.

Если вспомнить, сколь многочисленны и могущественны были ее враги в Риме, сколь существенны обвинения в половой распущенности в политической пропаганде той эпохи, представлявшей ее колдуньей, способной соблазнить любого мужчину, то несомненно, что малейший слух о ее похождениях в ранние годы не мог остаться без отголоска. Но единственный, кроме Цезаря и Антония, любовник, которого ей, и то без полной уверенности, приписывали современники, был Гней Помпей-младший.

Дело не в стремлении окружить Клеопатру ореолом целомудрия, ибо этого понятия не существовало тогда в том значении, в каком мы его сейчас воспринимаем, дело в том, чтобы признаться самим себе в незнании фактов. В пору ее знакомства с Гнеем Клеопатре исполнилось двадцать лет. По тогдашних меркам, она уже давно старая дева. Независимо от характера ее отношений с Гнеем Помпеем, Клеопатра на фоне младших братьев с детства предстает женщиной, рядом с которой нет мужчины. Умеет ли она делать из своей личной жизни секрет или же просто обуздывает свои желания? Нам остается лишь удивляться, сопоставляя это с ее образом, традиционно нарисованным историей.

Вопреки усилиям римских писателей Клеопатра более всего похожа на своих римских сверстниц. Впрочем, в этом нет ничего особенного, и не по причине романтизации тогдашнего Египта, и не в силу притягательности римского образа жизни, а просто потому, что нравы античного мира как раз во времена Клеопатры входят в первую стадию глубокого кризиса и положение свободной женщины резко меняется.

Эта карусель насильственных смертей, этот путаный хоровод политических браков характерен не для одних только Лагидов. Между 100 и 50 годами до P. X. Рим познал проскрипции Мария и еще более знаменитые проскрипции Суллы, на основании которых так сильно поредели ряды демократов. Дед Марка Антония и его дядя были, к примеру, умерщвлены при Марии; Цезарь в пору своего совершеннолетия с трудом ускользнул от Суллы. Четыре тысячи римлян были убиты, сотни мертвых обескровленных голов, потрясая воображение жителей, были выставлены на форуме, где Сулла произносил речи. В течение многих суток на улицах не прекращалась охота на людей. За пятнадцать лет до описываемых нами событий зять Антония Леитул был задушен в своем узилище по приказанию Цицерона за то, что участвовал в заговоре Катиллияы. Нам предстоит освоиться с нравами этого одновременно и цивилизованного и жестокого мира, где человеческая жизнь ничего не значит, в особенности для тех, кто играет в политические игры: муки, смерть и бесчестие грозят здесь каждому, к нередко самоубийство является единственным выходом из положения.