Клеопатра

Иосиф Флавий сообщает: «От исполнения замысла Ирода < убить Клеопатру > Ирода однако удержали друзья его < сказав >, что ему, который имеет совершить более важные предприятия, вовсе не подобает подвергать себя такой важной опасности, а затем умоляя его не предпринимать ничего слишком поспешно, ибо Антоний не снесет этого спокойно, даже если ему кто-нибудь наглядно сумеет представить всю пользу такого поступка»[41]. Дальнейшее весьма лестно для Клеопатры: «При этом Ирод не будет в состоянии привести какое-либо достаточное основание того, что он рискнул поднять руку на женщину, обладавшую величайшим значением своей эпохи. А пользу, которая проистечет из этого, навряд ли кто-либо примет во внимание, несмотря на то, что Ирод добьется ее ценою такой смелости и риском потерять расположение < Антония >»[42]. Трудно себе представить, чтобы человеку с умом и политическим чутьем Ирода не казалась сомнительной попытка в 36 году оторвать Клеопатру от Антония. Разумеется, Ирод всем был обязан Риму, разумеется, он готов был услужить Октавиану, но, учитывая географическое положение Иудеи внутри державы Антония, Ирод опасался, конечно, вызвать каким-либо своим действием неудовольствие всесильного автократора.

Покушение не совершилось, Ирод прислушался к мнению своих советников, и небезопасное путешествие завершилось переговорами. Клеопатра дозволила Ироду управлять Иерихоном и его окрестностями, потребовав ежегодно выплачивать ей за это 200 талантов — сделка вполне разумная. Ирод старался скрупулезно соблюдать условия, и когда Клеопатра покидала Иудею, он щедро наделил ее дарами, снабдил достойным эскортом и сам проводил до границы. Все было в лучших традициях дипломатической благопристойности. Клеопатра не приобрела никаких выгод, и это, конечно, ее отрезвило. Вскоре она навела справки и дозналась, что обязана жизнью советникам Ирода. Слухи, ходившие при дворе Ирода, ее не задели. Трудно, в самом деле, представить себе, как женщина на последних месяцах беременности покушается на сердце мужчины. Скорее всего, она боялась возбудить не ревность, а недоверие Антония, вызванное ее пребыванием при дворе иудейского царя как раз в ту минуту, когда более всего надлежало бы думать о делах. Как бы то ни было, но посланцы Ирода постарались посильней очернить Клеопатру в далекой Парфии, куда углублялся Антоний со своей армией.

Это были, ясное дело, козни провинциалов, заговор людишек, не имеющих ясного представления о ее отношениях с Антонием и наносящих свои удары вслепую. Но в этом был и один существенный момент. Крохотный двор Ирода показал Клеопатре ее собственное отражение в зеркале действительности. Когда Клеопатра расставалась в Пелусии с Иродом, она, несмотря на улыбки и заверения в искренней дружбе, никак не могла отделаться от чувства, что имеет дело с опаснейшим врагом. Целой и невредимой прибыла она в свой александрийский дворец, чтобы вскоре разрешиться от бремени. Во внешнем мире царило благополучие. Клеопатра совершила триумфальную поездку, она подарила своим подданным Великий Египет, предоставила им леса, которые дадут возможность строить флот, предназначенный господствовать на морях, открыла все порты для их торговли. Но было ясно, что окончательное решение еще не пришло. Если, к примеру, Антоний сокрушит парфян, если он отправится добывать себе верховную власть в Риме, то что, собственно, случится тогда с ней, с Клеопатрой?

Словно затем, чтоб навсегда оставить в памяти это путешествие в Иудею, она велела высадить перед своим дворцом саженцы бальзамического тополя, привезенные ею из Иерихона.

Глава XI

Отступление из Парфии

Гонцы, приносящие вести от Антония к Клеопатре, преодолевали свой путь более чем за два месяца. Когда царица, покинув Иудею, направлялась в Александрию, римская армия вступила в горы к югу от Каспийского моря и очутилась вблизи Фрааспы, столицы Мидийской Атропа-тены, в семидесяти милях к западу от нынешнего Тегерана. Супруги были разделены теперь полутора тысячами миль, если мерить пространство напрямую, и двумя тысячами, если двигаться через горы Армении. Гонцов на вражеской территории и в Сирийской пустыне подстерегали опасности и лишения, и вести были редки, зачастую противоречили друг другу. В тот момент, когда Клеопатра их получала, они безнадежно устаревали: Антоний мог уже одержать решающую победу, мог понести сокрушительное поражение.

Вторжение в Парфию через Армению началось в июле. Войско Антония насчитывало сто тысяч человек, в основном римские и галльские легионы, а также солдаты из восточных провинций и шестнадцать тысяч армянской конницы, имеющей навык войны с парфянами. Свои услуги завоевателю предложил и кое-кто из парфянской знати, которая ссорилась с царем Фраатом, пришедшим к власти после убийства своего отца и большинства родственников.

Без особых приключений Антоний дошел до Фрааспы. Он полагал, что без труда возьмет столицу, и намного опередил свой обоз, где, как пишет Плутарх, «на трехстах повозках везли осадные машины, в том числе восьмидесятифутовый таран, но если какая-нибудь из них получала повреждения, починить ее было невозможно, потому что во внутренней Азии нет леса нужной твердости и длины…»[43].

Приблизилась середина августа. Город был тщательно укреплен. В то время как Антоний готовился к осаде, парфяне совершили нападение и уничтожили весь арьергард римской армии, вместе с осадными машинами, которые он сопровождал. Выследить его путь не представляло труда, поскольку боевые колоссы потрясали воображение местных жителей. Узнав о разгроме, Антоний немедленно бросился на место битвы, оставив вблизи Фрааспы меньшую часть своей армии. Но он обнаружил лишь обломки и трупы. Хуже того, при вести о поражении армянский царь поспешил покинуть его стан вместе с шестнадцатью тысячами своих всадников.

Не в состоянии взять укрепления штурмом, Антоний приступил к беспощадной осаде Фрааспы, намереваясь удушить столицу голодом. Но его армию стали беспокоить со всех сторон набеги парфян. Так продолжалось весь сентябрь. В октябре появились трудности с продовольствием. Антоний делал попытки уничтожить армию врага, но его легионы уступали в маневренности парфянской коннице, и успеха он не достиг. Меж тем вылазки осажденных способствовали вспышкам мятежа, даже бегству солдат из рядов римской армии. Антоний употребил крайнее средство и велел произвести децимацию — казнь по жребию каждого десятого в провинившихся центуриях. В конце концов ему пришлось пойти на условия, предложенные парфянским царем. Он получал возможность беспрепятственно удалиться, если только сделает это немедленно. Антоний попытался получить обратно орлов, взятых у легионов Красса, а также находившихся в плену солдат, но в этом ему отказали.

В сущности, парфяне не менее Антония опасались зимы, и Плутарх уверяет, что предложения Фраата были не более чем уловкой, так как ему казалось, что сдача столицы неизбежна. Вскоре Антонию пришлось убедиться, что обещания о беспрепятственном проходе были обманом. Предупрежденный о предстоящей атаке парфян на открытой местности, Антоний двинулся через горы Армении, что, кстати, не помешало парфянской коннице постоянно совершать на него набеги.

Единственное серьезное сражение обернулось катастрофой. Часть армии попала в засаду, и Антоний в течение дня потерял три тысячи убитыми и пять ранеными. «Вообще можно утверждать, — говорит Плутарх, — что ни один из полководцев в те времена не собирал войска крепче, выносливее и моложе. Что же касается глубокого почтения к своему императору и соединенного с любовью послушания, что касается общей для всех — знатных и незнатных, начальников и рядовых бойцов — привычки ставить благосклонность Антония и его похвалу выше собственного спасения и безопасности, то в этом его люди не уступали и древним римлянам. К тому было много оснований, как уже говорилось раньше: знатное происхождение, сила слова, простота, широкая и щедрая натура, остроумие, легкость в обхождении. А тогда сочувствием к страдающим и отзывчивой готовностью помочь каждому в его нужде он вдохнул в больных и раненых столько бодрости, что впору было поделиться и со здоровыми»[44].

41

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Пер. Г. Генкеля. СПб., 1900. Т. II. С. 143.

42

Там же.

43

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. III. С. 248.

44

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. III. С. 252.