Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 47



«Союз неподражаемых» в Александрии обретает вдруг символический смысл: город должен превратиться в столицу Антония. Из всех политических авантюр Клеопатры эта — наиболее рискованная, наиболее чреватая последствиями. Нечто вроде осуществления облегченного варианта ее мечты о Цезаре, который сместил центр римской политики на Восток, мотивируя это необходимостью победы над парфянами, чем вызвал, роковым образом, собственное падение. Теперь Клеопатра вынуждена повторить ту же игру, и не в тени Цезаря, а у всех на виду, без чего, по ее убеждению, египетскому царству рано или поздно придет конец, а это будет означать исчезновение Цезариона и ее собственное.

Цезарион… С наступлением 41 года, то есть с того самого момента, как между Клеопатрой и Антонием начались переговоры, приведшие к встрече в Тарсе, в египетском политическом протоколе обнаруживается одна особенность. Птолемей по прозвищу Цезарь по-прежнему упоминается в политических актах рядом с Клеопатрой, но теперь нет и речи о его царствовании, речь лишь о правлении Клеопатры, о ее одиннадцатой годовщине на престоле. Цезарион низведен, таким образом, до того же уровня, что и братья Клеопатры, когда она желала подчеркнуть, что правит единолично.

Такова мера предосторожности, направленная на то, чтобы сделать отношения между Антонием и Клеопатрой более приемлемыми для Октавиана, официально назначенного наследником Цезаря. Этому компромиссу с устранением Цезариона из публичной жизни, что несомненно поможет Антонию в Риме, соответствует и приказ умертвить Арсиною в Эфесе, где она состояла жрицей в храме. Отныне у Клеопатры нет больше ни сестры, ни брата. Она обезопасила свою жизнь и жизнь своего сына от династических посягательств, но одновременно сожгла за собой мосты. Нет более выбора между египетским царством в том виде, в каком его олицетворяют она и Цезарион, или безоговорочной аннексией его Римом. Хотят того александрийцы или не хотят, в ней воплотилась свобода и независимость Египта.

И Антоний, как ни странно, выступает гарантом.

Жители Александрии находят меж тем весьма забавными ночные похождения «Союза неподражаемых», и злые языки, вероятно, не слишком зло шутят, когда благодарят повелителя Рима за то, что, передав в руки италийцев проскрипционные списки, он наделил их трагической ролью, а александрийцам предоставил комедию.

Глава V

Рим принимает Антония

Антоний, как некогда Цезарь, решил перезимовать в Александрии. Он даже не искал для этого предлога — пассатные ветры или что-либо другое. Но из Рима внезапно прибыла депутация ветеранов, зовущая его на родину. Антоний меж тем жил на широкую ногу, примерно так же, как в Риме. Он облекался в греческую хламиду, и в этом отказе от римской тоги многие видели не простую смену одежды, приспособленной к более жаркому климату, но символ, своего рода единение с Востоком, с Египтом.

Антоний был одним из двух властелинов Рима.

Вначале его миссия состояла в том, чтобы собрать средства для устройства ветеранов. Желал он этого или нет, но он олицетворял собой одну из тех сил, которые борются за власть над Римом. Ему предстояло поделить с Октавианом не только наследие Цезаря, но и власть, то есть воплотить в жизнь противоречивые зачастую интересы. Сделано было пока что еще очень мало. В начале 40 года Лабиний, один из уцелевших вождей республиканской партии, вторгся во главе парфян (персов) в Сирию и Малую Азию. В тот же самый момент в Риме вновь вспыхнула гражданская война.

Напомним, что у Антония осталась там властолюбивая супруга Фульвия и брат Луций. Похождения «неподражаемых» в Александрии должны были серьезно повлиять на дела в Риме. Отношения с Клеопатрой не могли не возбудить ревности надменной патрицианки, но куда важнее оказалось то, что египетские пристрастия Антония встревожили всех, кто, делая на него ставку, решили противостоять демагогии Октавиана.



Все это было связано с разделением власти между предводителями после победы под Филиппами. Чтобы воссоздать формации ветеранов и опереться на них, Октавиану пришлось обратиться вновь к социальным проектам Цезаря, повести политику преобразований и ударить по крупным землевладельцам, в то время как обогатившийся на Востоке Антоний был, разумеется, покровителем состоятельного класса, надеждой знатных фамилий, которые рассчитывали на его снисхождение и умеренность в деле восстановления порядка. Поскольку Антоний покинул

Рим ради Востока, точнее, ради Египта, у Октавиана и его ветеранов руки были развязаны.

Это побудило Фульвию и Луция выступить против Октавиана, такое выступление диктовалось жизненными интересами партии порядка, порядка в широком смысле слова, ибо соблюдение правил в брачных делах слилось, несомненно, в сознании Фульвии с политическими традициями. Обостряя отношения с Октавианом, она вынуждала тем самым Антония вернуться.

Клеопатра ничего не могла противопоставить этому. А еще ее беспокоила угроза вторжения со стороны парфян. А еще она ждала ребенка от Антония. Впрочем, династические проблемы были решены.

Несколько месяцев назад какой-то авантюрист пытался, правда, в Александрии, потрясая золотым доспехом ее брата, выдать себя за Птолемея XIV, спасшегося из Нила во время битвы с Цезарем. Вскоре разоблачили двух-трех вдохновителей, в том числе одного военачальника египетской армии. Полетели головы. Как самозванцы, так и законные наследники Птолемея Авлета окончательно покинули сцену. Антоний собрался в путь. Клеопатра его отпустила. Она сделала все возможное, чтобы с его помощью укрепить трон и власть. Ей не пришлось платить контрибуции и не понадобилось давать денег на устройство ветеранов.

Все же это было непохоже на отъезд Цезаря восемь лет назад. И скорее всего не по той причине, что Клеопатра стала старше, не потому, что она лишилась многих иллюзий, а потому, что ее самолюбие было уязвлено. Не бывать ей повелительницей Рима.

Хоть она еще не рассталась окончательно с прежней мечтой, она понимала, что если раньше у нее были шансы стать супругой Цезаря для Востока, то теперь она, возможно, сумеет сделаться всего лишь женой римского представителя в этой части мира, в лучшем случае римского властителя восточных областей.

Антонию трудно было прийти к окончательному решению. Пребывание в Александрии было составной частью его хмельных развлечений. Но одно он понимал ясно: выбор между неприятностями, которые сулит ему встреча с Фульвией, и удовольствиями, которые приносит Клеопатра, — это, по существу, выбор между Римом и Востоком, между той политикой, которая сулит ему стать первым в Риме, и той, которая делает его властителем Александрии, то есть врагом Рима.

И он решает отправиться против парфян, чтоб упорядочить таким образом свои римские дела. Этому человеку приходилось многократно разрываться не только между двумя женщинами, двумя городами, двумя империями, но и между множеством других дел, выпавших ему на долю. Галлия, к примеру, всегда была областью его интересов, и вот теперь Октавиан принялся за обработку галльских легионов.

Не исключено, что Антонию его проблемы представлялись в упрощенном виде. Два тысячелетия спустя нам, конечно, не понять атмосферы того века. Может быть, мы слишком поспешно отождествляем Рим с современным государством, с той его административной машиной, где сложные комплексы обстоятельств беспрерывно требуют новых решений. Мог же, в конце концов, Цезарь в трудное для него время пребывать в течение многих месяцев вне Рима и вести войну в осажденной Александрии без каких-либо катастрофических последствий для себя лично. После битвы при Филиппах Антоний посвятил более трети своего досуга Клеопатре, и если его представляли пленником «восточной колдуньи», Гераклом у ног Омфалы, то это лишь плод позднейших демагогических маневров Октавиана. Тогда, значит, и Клеопатра не более чем молодая дама, прилагающая немалые усилия, чтоб соблазнить пожилого полководца.