Клеопатра

Последние битвы гражданской войны наполняли, надо полагать, сердце Клеопатры беспокойством и горечью. В кровавых боях судьба свела тех, с кем была тесно связана ее участь. Гнея, которому она помогала и которого, быть может, любила, Цезаря, а также царя Богуда и его супругу Эвною, к которой Цезарь был неравнодушен. Побоище при Мунде происходило 17 марта 45 года. 1 апреля Цезарю принесли голову Гнея, но, как это бывало с ним после победы, он теперь никуда не спешит. Он сам наблюдает за умиротворением. Его союзник Богуд, так же как Эвноя, находится по-прежнему в Испании. И Цезарь не отказывает себе в удовольствии.

Лишь в конце июля он прибывает в Рим. У Клеопатры есть все основания считать, что она победила. Ни одна партия в Риме, да и в других местах тоже, не в состоянии оспаривать могущество Цезаря. Ни одна женщина не помышляет о том, чтобы состязаться с Клеопатрой. Это хмель победы. Чтоб убедиться в этом, Клеопатре достаточно бросить взгляд на своего давнего любовника.

Глава XVIII

Убийство

Зимой 45–44 года распространяются слухи, что закон вскоре дозволит Цезарю иметь двух жен: сохранив свою римскую супругу Кальпурнию, он сможет жениться на Клеопатре.

Независимо от того, существовал ли в ту пору Цезарион или нет, Цезарь по возвращении из Испании назначил себе приемного сына в завещании. Этому сыну, которого в ту пору никто не знал, этому секретному наследнику Цезарь намерен передать те его полномочия, которые сенат объявляет наследственными. Речь об Октавиане, внучатом племяннике сестры Цезаря; в возрасте девятнадцати лет он уже блестяще проявил себя в испанской кампании.

Клеопатра нечто вроде богини — соправительницы в Риме, но ее сын будет всего лишь царем Египта. Впрочем, Цезарь не стал еще римским царем, хотя сделался уже богом. Именно в эту зиму он попытается перейти из качества живого бога в качество римского царя.

После триумфа 46 года сенат велел поставить на Капитолии рядом с колесницей бронзовую статую, изображающую Цезаря на земном шаре с надписью: «Цезарю полубогу». Полубог, герой… День его рождения становится праздником, месяц его рождения будет отныне носить его имя — июль (от Юлий) — и сохранит его в языках, вышедших из латыни. Официально он скоро станет «божественным Цезарем» и войдет в пантеон римских богов: преображение политика, который, еще будучи юношей, хвалился, что происходит одновременно и от римских царей и от Венеры. Оно не изумило его современников. Богом и героем он стал благодаря своим непрерывным победам, превратившим его в бесспорного повелителя Рима. Бог уже просматривался в блестящем полководце на следующий день после единственного его триумфа, где праздновалась его победа над земляками-римлянами — триумфа 45 года, когда справлялись победы при Тапсе и Мунде и когда сенат нарек его полубогом.

Участвовала ли Клеопатра в этом апофеозе? Она, богиня, была в ту пору в Египте. Кто поместил статую Клеопатры в храме Венеры в момент ее прибытия в Рим? Цезарь? Древние тексты и археологические данные предоставляют возможность для различных толкований, отчего происходят бурные сражения между сторонниками и противниками Клеопатры. Одно можно сказать наверняка: в этом храме несомненно стояла статуя Клеопатры. Может, это Октавиан Август, победитель царицы, велел установить там ее статую, привезенную в качестве трофея из Египта? Но, может, все-таки Цезарь? Для чего это было сделано — чтобы почтить ее или унизить, чтоб подчеркнуть поражение или же для того, чтобы запечатлеть любовь к этой женщине? Бще с античных времен длится спор, и страсти никогда не утихнут, поскольку не существует исчерпывающих доказательств.

Зато никто не оспаривает, что официальное включение Клеопатры, а следовательно, царицы Египта в политическую конструкцию, которую строил диктатор Рима, связано с обожествлением Цезаря и приданием ему атрибутов царской власти.

Римская царица Клеопатра? Нет. Скорее, царица будущей империи. Царица Востока, который надлежит еще завоевать, Востока даков и парфян, которые, подобно египтянам, знакомы лишь с режимом теократической монархии. Чтобы повелевать царями, Цезарь сам должен быть царем, иметь соответствующий титул и достоинства царской власти, причем не только «для заграницы», но и для Рима. И тут брак с Клеопатрой играет существенную роль, но, повторяю, скорее для империи, чем для Рима.

Давайте вновь переместимся на две тысячи лет назад. С точки зрения эпохи, гражданская принадлежность богов большого значения не имела. Термин «гражданская принадлежность», разумеется, анахронизм. Римлянин Юлий Цезарь, обожествленный в своей стране, может явиться в Египте или у парфян, которых еще предстоит покорить в обличье иного бога. На Востоке он царь царей, тогда как в Риме его достаточно признать пожизненным диктатором, что и было сделано в середине февраля 44 года. Цезаря смущают противоречия не в сугубо личном плане: Клеопатра — Кальпурния (пока первая не стала его женой, они обе сравнительно мирно сосуществуют друг с другом); ему не страшны проблемы наследования: юный патриций его рода примет когда-нибудь у него власть; нет, Цезаря заботит внешняя сторона дела. Приобретя царские достоинства вне Рима, Цезарь не может, возвращаясь в столицу, приспосабливаться вновь к республиканским порядкам, к тщательно разработанной системе равенства, которое было учреждено некогда партией аристократов. Декорум республики не соответствует ныне ее сути: Цезарь намерен держать в руках власть в течение всей своей жизни, а затем передать ее наследнику. Ему нужно, чтоб форма соответствовала фактическому содержанию.

Мания величия, быть может? Многочисленные триумфы, не знающие сравнения почести, уверенность, что ему предстоит победить в той кампании против Парфии, которую он, возвратись из Испании, лихорадочно готовит, — все это опьяняет, вызывает, выражаясь современным языком, головокружение от успехов, или, изъясняясь традиционно, нарушает чувство меры.

Но, опять же, какой меры? По отношению к Риму или к империи? Хорошо изучивший Римское государство Цезарь понимает, что им нельзя управлять в чехарде ежегодно сменяемых наместников, принадлежащих и нескольким знатнейшим родам, которые делят между собой большую часть добычи, что сводится в результате к беспорядочному грабежу завоеванных стран. Когда Светоний передает слова Цезаря: «Республика — ничто, пустое имя без тела и облика»; «Сулла не знал и азов, если отказался от диктаторской власти»[28], то это уже слова человека, достигшего абсолютной власти и намеренного ее удержать. Разумеется, республика перестала быть общественным институтом, название стало пустым звуком не только в Риме, или в Италии, но еще более в масштабах государства. Еще за сто лет до Цезаря было подсчитано, что между 233 и 133 годами до P. X. на две сотни консулов десять родов дали 99 человек, иными словами, половину, в то время как сто других были выходцами из сорока восьми родов (причем 16 из них дали шестьдесят одного консула).

Сенаторская партия, которую Цезарь пытается сокрушить, — это правящая каста. На протяжении последнего века она ни разу не допустила, чтобы в пользу какого-либо ее представителя была нарушена пропорция власти, управляющей огромными завоеваниями Рима. Но и коллегиально править она уж не в состоянии. Желая равномерного распределения ответственности, каждый под прикрытием республики стремился урвать себе кус пожирнее, в то время как экспансионистская политика Рима раскачивала устойчивость государственных структур. С появлением Цезаря прекращается соперничество между традиционалистами и новаторами, аристократами и демократами, которые принадлежат по существу к той же правящей касте, хоть и движутся разными путями.

Во все время своей длительной борьбы с Помпеем и сенаторами Цезарь пытается примириться с этой кастой, войти с ней в соглашение или по крайней мере нейтрализовать тех ее представителей, которым удалось избежать гибели. Для его режима ему необходимы знакомые с делами управления люди, однако именно их ему приходится лишать свободы. Он старается трансформировать их в сановников, военачальников, министров, губернаторов, и в то же время в своих подчиненных, которые, хорошо разбираясь в делах, не забывают о нем, о Цезаре.

28

Светоний. С. 44.