Фидель Кастро

Тем не менее события в Африке с середины 70-х гг. поддерживали намерения советских лидеров стать более вовлеченными в дела этого континента, даже рискуя досадить Соединенным Штатам. В этом возобновлении заграничной интервенции интересы Кубы и Советского Союза совпадали. Положение Кубы, как антиимпериалистической страны «третьего мира», было полезно Советскому Союзу, тогда как кубинские лидеры с помощью их существенной поддержки советской политики в Африке могли приобрести некоторое влияние на Москву. Далекие от действий в качестве кремлевского заменителя за границей, кубинские руководители, однако, могли проводить независимую внешнюю политику до того момента, пока она не сталкивалась с интересами Советского Союза. Например, связь с Анголой не являлась высоким приоритетом для Кремля, и существуют основания предположить, что именно Куба и, в частности, сам Кастро взяли инициативу и поддержали большее участие СССР[170].

С другой стороны, участие Кубы в войне 1977–1978 годов между Эфиопией и Сомали отвечало больше советским, чем кубинским интересам. События на мысе Горн в Африке в середине 70-х гг. ускорили драматический поворот международных союзов в этой области. В 1974 году поддерживаемый США режим императора Хайле Селасие в соседней Эфиопии был свергнут военным переворотом. Новая хунта Дергью, сменившая старый режим, была через три года снята радикальными офицерами. Соединенные Штаты ответили сокращением помощи Эфиопии, на что Дергью отреагировал, обратившись к Советскому Союзу с просьбой о поставке оружия. В свою очередь, режим Сомали, который имел длительный спор с Эфиопией о требованиях Сомали пустыни Огаден на юге, переключил свою преданность на Соединенные Штаты. Смена партнеров также затронула гражданскую войну в Эфиопии между правительством и Эритрейским освободительным фронтом. Соединенные Штаты, раньше поддерживая территориальную целостность Эфиопии, теперь оказывали помощь Эритрейскому независимому движению.

Советский Союз искал примирения обеих сторон, пытаясь сохранить свое влияние на этот регион. В марте 1977 года, почти полностью действуя с благословения Москвы, Кастро посетил лидеров Эфиопии и Сомали, добиваясь соглашения[171]. Однако в июне войска Сомали, вновь вооруженные Соединенными Штатами, вторглись в пустыню Огаден. Стремясь узаконить растущую военную поддержку Эфиопии, Кремль попросил привлечения кубинских войск в кампанию по выводу сомалийской армии из Огадена. Подкрепленные 15 000 кубинских солдат и огромным грузом оружия из СССР, эфиопские войска перешли в контрнаступление и к февралю 1978 года вывели армию Сомали за линию границы.

Первоначально Кастро поддерживал требования Сомали против Эфиопии. Радикальное изменение эфиопского режима в 1977 году, которое привело к власти социалистически направленную хунту, поставило его перед дилеммой. Последующие перемены в его политике по отношению к событиям на мысе Горн в Африке могут быть объяснены на основании того, что Сомали нарушило международный закон своим вторжением в Огаден. Однако труднее объяснить создание группировки Кубы с режимом, который вел войну на истощение против угнетенных национальных меньшинств в Эфиопии, эритрейцев, которые могли иметь и на самом деле однажды имели в своем распоряжении поддержку Кастро, тогда как у Советского Союза был очевидный интерес к сохранению территориальной целостности Эфиопии против требований раскола, так как Эритрея господствовала над всей протяженностью побережья Красного моря. Куба от ее военного участия в Эфиопии выигрывала только советскую доброжелательность. Кастро пытался разрешить противоречие, обеспечивая неучастие кубинских войск в войне против Эритрейского освободительного фронта и призывая к полуавтономному статусу Эритреи в пределах Эфиопии. Тем не менее его поддержка эфиопской военной хунты не могла не испортить его репутацию среди некоторых стран «третьего мира».

Цена, которую Куба вынуждена была заплатить за проведение просоветской внешней политики, стала самой высокой, когда СССР вторгся в Афганистан в декабре 1979 года. Вторжение произошло в худший для Кастро момент — 1979 год представлял кульминационный пункт его карьеры мирового лидера. В марте переворот на соседнем острове Гренада привел к власти его ближайшего союзника, известного Мориса Бишопа, а в июле старый диктатор Никарагуа Апастасио Сомоса был свергнут восстанием, проведенным освободительным движением, равняющимся на Гавану, сандинистами. В сентябре Кастро предстал перед представителями 94 стран и освободительных движений, формирующих Движение неприсоединения, чтобы произнести главную речь в качестве председателя и хозяина шести съездов в Гаване. Во всех этих событиях Кастро смог показать новую умеренность кубинской внешней политики. Являясь для нового режима Никарагуа старшим государственным деятелем, он предписал сандинистам быть реалистичными в их политике. Им необходимо было восстановить разрушенную войной экономику Никарагуа совместно со всеми слоями общества, что означало, подразумевал Кастро, поддержание смешанной экономики и плюралистической политической системы. Вдобавок, он убеждал их сохранить хорошие отношения с Соединенными Штатами[172].

Речь Кастро на съезде Движения неприсоединения была также замечательна примирительным тоном, принятым по отношению к странам-участницам, с которыми у Кубы были разногласия. Со времен съезда в Алжире в 1978 году Кастро оставался главным оратором тезиса с том, что советский блок был естественным союзником стран «третьего мира» в борьбе против империализма и против выдвинутого среди других довода Китая о том, что и Советский Союз и Соединенные Штаты являлись империалистическими державами. Сознавая, что на съезде он не сможет повести за собой многие страны-участницы, Кастро больше не настаивал на равнении на Советский Союз, а вместо этого сошел со своего пути, чтобы уверить собрание, что Куба с уважением отнесется к различным взглядам, представленным там: «У нас много близких друзей на этом съезде, — заявил он, — но мы не всегда соглашаемся с лучшими из них… Мы будем сотрудничать со всеми странами-участницами, без исключений, для достижения наших целей и для выполнения принятых соглашений. Мы будем терпеливыми, благоразумными, уступчивыми, спокойными. Куба будет соблюдать эти нормы повсюду на протяжении лет, и они станут главнее движения»[173].

Официальная поддержка Кубой советской интервенции в Афганистане, меньше чем через три месяца после съезда, подорвала претензии Кастро на нравственное руководство странами «третьего мира». Он столкнулся с дилеммой. Афганистан являлся одним из основателей Движения неприсоединения, и одобрение Кубой массовой интервенции советских войск, в то, что явно было гражданской войной, должно было сделать бессмысленным ее неприсоединенческий статус, особенно в роли главы Движения. В то же время Куба не могла сопротивляться акции Советского Союза, не подвергнув опасности отношения с Москвой. Когда Движение неприсоединения пришло голосовать за резолюцию ООН, осуждающую интервенцию, Куба была среди девяти стран, поддерживающих Советский Союз, против 55 стран, одобривших резолюцию. Несмотря на стремление Кубы ослабить поддержку вторжения, положение Кастро в странах «третьего мира» пошатнулось[174].

События в Афганистане в 1979 году должны были у Кастро вызвать воспоминание о вторжении в Чехословакию в 1968 году. Но теперь, как и тогда, кубинская поддержка советских действий была не просто результатом предписаний Москвы. Как и некоторые военные режимы стран «третьего мира», включая эфиопского Дергью и на время сомалийскую хунту, афганское правительство представлялось Кастро как прогрессивная сила не только из-за того, что оно равнялось на Москву, но и потому, что оно проводило программу социальных реформ в чрезвычайно бедном и отсталом обществе. В 1985 году в интервью он утверждал: «Я уверен, что Афганистан был одним из тех мест в мире, где революция становилась все больше необходима». Развал режима, доказывал он, разрушит грядущую революцию и передаст страну в руки прозападных фундаменталистов, как и в Чехословакии, причина нестабильности в Афганистане лежала скорее в махинациях ЦРУ, чем в его внутренних противоречиях. Советское вторжение в Афганистан, как и в Чехословакию, объяснялось более глубокими причинами, чем верховная власть. Как определил Кастро: «Афганистан может быть неприсоединившейся страной, но в которой сохранен революционный режим. Если идут поиски решения, основанного на идее о том, что Афганистану следует вернуться к старому режиму и пожертвовать революцией, тогда, к сожалению, я не думаю, что там надолго сохранится мир»[175]. Несмотря на его искреннюю уверенность в том, что необходимо любой ценой защищать режим Кабула, Кастро должен был быть хорошо осведомлен о том, что поддержка советских действий уничтожила большинство его усилий стать лидером стран «третьего мира». Было достаточно лишить его места в Совете Безопасности ООН, которое, по всей вероятности, пришло бы к нему, так как он был Председателем Движения неприсоединения.

170

E.g., Castro F 1977 Fidel Castro habla con Barbara Walters. Carlos Valencia Editores, Colombia, p. 53; and Shevchenko A Breaking with Moscow New York, Alfred A Knopf 1985 p. 272

171

Smith W S 1987, New York, W W Norton and Co. p. 130

172

Castro’s speech on 26 July 1979, in Taber 1981 pp. 293 — 309

173

Taber 1981 p. 167

174

Erisman M II 1985 Cuba’s hiternational Relations: the Anatomy of a Nationalistic Foreign Policy. Wcstview, Boulder, Co, pp. 128 — 9

175

Elliott and Dymally 1986 pp. 18 and 183