Фидель Кастро

Некоторые комментаторы определили такой процесс развития как «советизацию» Кубы, приписывая перемены влиянию Москвы[131]. У Советского Союза под руководством Брежнева действительно было несколько причин, чтобы стремиться прибрать остров к рукам: Куба ставила под меньшую угрозу процесс ослабления напряжения с Соединенными Штатами, и цена поддержки кубинской экономики могла распределиться среди других стран социалистического блока. Кремль также мог настаивать на реорганизации экономических учреждений Кубы в качестве цены за любое дальнейшее гарантированное развитие ее экономики.

К тому же можно поспорить о том, что организационные реформы на Кубе были скорее результатом внутренней динамики Революции, чем советского давления. В течение шестидесятых годов Кубой управляло министерство во главе с Кастро, в котором законодательная и исполнительная власти были объединены. Кубинская Коммунистическая партия, основанная в 1965 году, уже не функционировала как массовая партия и свой первый съезд провела только в 1976 году. Среди массовых организаций лишь у комитетов по защите революции росла популярность. С точки зрения революционного руководства, высоко централизованная система управления в шестидесятых годах соответствовала необходимой потребности обеспечения выживания Революции, несмотря на американскую враждебность, и подняла рабочих Кубы на выполнение задач развития, гарантировав социальную справедливость. Кастро и его последователи почувствовали себя опекунами Революции, действующими от имени парода, пока парод не будет готов взять на себя ответственность за самоуправление в социалистическом обществе. Как написал Че Гевара: «Мы стремимся к тому, чтобы партия стала массовой, но только когда массы достигнут авангардного уровня развития, тогда они будут достаточно образованны для коммунизма»[132].

Однако к 1970 году стало ясно, что политическая модель функционирует не очень хорошо. Наиболее очевидными признаками были широко распространенные прогулы и низкие уровни производительности, зарегистрированные летом и осенью. На выборах в «Передовое движение рабочих» в тот же период существующие обладатели привилегированного статуса образцового рабочего единодушно выразили молчаливую критику этой версии кубинских «стахановцев». Революционное руководство быстро откликнулось на растущий кризис доверия среди кубинских рабочих. Кастро провел в сентябре в провинции Гавана двенадцатичасовую дискуссию с представителями рабочих, настояв на присутствии трех глав руководства, включая министра труда. Во время собрания лидеры услышали много подробных жалоб о неэффективности управления на всех уровнях. Находясь под влиянием новой наклонности к самокритике, Кастро в своих нападениях не щадил чрезмерную централизацию в экономическом планировании, ссылаясь на проблему «дьявольских централизаций». Он призвал к ответу кубинских технократов, говоря о них, что они «хорошо подготовленные, но нереалистичные люди. То есть у них есть технологический навык, они выучили немножко математики, но они становятся очень слаборазвитыми, как только дело касается реальностей жизни».

Однако самая многозначительная критика была направлена против всей модели накопления путем моральной мобилизации, которая определяла политику революционного руководства в шестидесятые годы. Используя типичную военную метафору, он заявил: «Мы должны осознать тот факт, что во время кризиса… Революция… возможно продвинулась слишком далеко. Это даже походит на армию, проникшую слишком глубоко внутрь вражеских рядов силами не совсем хорошо обученных войск, с солдатами, недостаточно похожими на воинов и с несколькими очень плохими командирами… Возможно, наша величайшая иллюзия (идеализмо) состояла в вере в то, что общество, только что вышедшее из укрытия в мир, подчиняющийся многие годы закону сильнейших, могло стать сразу обществом, где каждый ведет себя в соответствии с этическими и нравственными традициями»[133].

Процесс организационных и экономических реформ в семидесятые годы частично имел намерение преодолеть кризис рабочего движения, возникший во время сахарной кампании. В шестидесятые годы рабочий класс воспринимался как масса, подчиняющаяся иерархии распоряжений. Теперь же Кастро призывал к демократизации. В своей заключительной речи на собрании отделения Конфедерации кубинских рабочих в провинции Гавана он убеждал: «Одной из первых обязанностей рабочих является их демократизация, учреждение сильного и мощного рабочего движения»[134]. Новый тон резко контрастировал с придирчивостью Кастро по отношению к представителям рабочих во время первого съезда Кубинской Рабочей Федерации (КТК) после Революции 18 ноября 1959 года. Делая им выговор за «бессовестный спектакль», устроенный ими из-за вылезших на поверхность разногласий между антикоммунистическими рабочими Движения 26 июля и представителями ПСП, он произнес: «У меня сложилось впечатление, что вы игрались с Революцией, которую вы держали в своих руках, у меня такое чувство, сильное неприятное чувство, что из массы людей, руководителей, в самом деле ведущих себя безответственно… в действительности, только рабочий класс или его представители знают, что делают… Мы сказали: Революции требуется, чтобы рабочие были организованы как армия»[135].

Однако призыв Кастро к большей демократии в рабочем движении не нашел выражения в качестве новой открытой уверенности в достоинствах плюрализма. Он скорее возник из крайней необходимости повысить производительность и улучшить эффективность на цеховом уровне. Увещевания руководства работать усердней стали недостаточными; для быстрого увеличения производительности требовались новые механизмы. Рабочие союзы всегда воспринимались руководством не как защитники заработной платы и условий для рабочих, а, по словам Рауля Кастро, «как средство для ориентации директив и целей, которые революционная власть должна вносить в массы рабочих»[136]. В конце шестидесятых годов руководство не поддержало рост КТК, а официальную рекламу получило «Передовое движение рабочих». Как Кастро неискренне признался толпе: «За два последних года наши рабочие организации заняли скромное положение, но не по вине любой рабочей организации или самих рабочих, а по нашей вине, по вине политических лидеров нашей страны. Было ли это сделано сознательно? Нет! Это произошло отчасти неосознанно, самопроизвольно; это произошло в результате некоторого идеализма. И, таким образом, при создании важных, по нашему мнению, организаций (организация «Передового движения рабочих») рабочим движением вообще пренебрегли»[137].

И, наоборот, после 1970 года отделения КТК были организованы на тысячах рабочих мест и регулярно начали проводиться конгрессы делегатов. Само КТК в ноябре 1973 года вновь образовано с новой структурой и общественным положением. Призыв к демократии больше походил на строгую трудовую дисциплину, чем на разрешение выдвигать требования, порожденное одновременной кампанией против прогулов и бездельников, проводимой Кастро. С трибуны он ругал широко распространенную распущенность в работе, обращая свой суровый взор на индивидуальные рабочие места. Каждый выпуск официальной газеты «Грамма» осенью 1970 года содержал лозунги, привязывающие демократизацию к кампании против прогулов, и в следующем году вышел новый закон «против безделья», выдвинувший ряд санкций против предположительно уклоняющихся от работы людей.

Поддержка рабочих союзов также имела цель дать право новой системе рабочих организаций представляться частью пакета экономических реформ. Новая стратегия представляла возврат к более общепринятой политике, кратко испытанной в 1963–1966 годах. Теперь полагали, что повышение производительности получится вследствие предложения рабочим материальных стимулов и установления рабочих норм[138]. Призыв Кастро к большей демократии в рабочем движении частично предназначался для подготовки рабочих к более строгой системе контроля за их работой. Описывая дискуссию с представителями рабочих осенью 1970 года, он сказал: «Путем глубокого процесса дебатов с рабочими и путем участия масс в поисках решения нашей задачи было создано благоприятное настроение для представления новых схем организации и рабочих норм»[139].

131

E.g., Mesa-Lago С 1.974 Cuba in the 1970s. Pragmatism and Institutionalization. University of New Mexico; also Domínguez J 1 1978 Cuba: Order and Revolution. Harvard University, Cambridge, MA

132

Guevara E 1967 Man and Socialism in Cuba. Book Institute, Havana.

133

Granma, 8 Sept. 1970

134

Op. cit., 10 Sept. 1970

135

Quoted in Franqui С 1983 Family Portrait with Fidel. Jonathan Cape, London, pp. 230 — 2

136

Granma Weekly Review (GWR) 26 Sept. 1974

137

Op. cit., 4 Oct. 1970

138

Pérez H 1979 Sobre las dificultades objetivas de la revolución. Lo que el pueblo debe saber. Política, Havana

139

Granma, 25 Jan. 1971