Страница 11 из 70
Что касается Гамалиила, который, кстати, не был только руководителем школы, то его библейские занятия формировали хороших проповедников. На своих занятиях Гамалиил часто приводил примеры народного стоицизма. «Тяжелая откровенность», приписываемая в «Деяниях» Павлу[198], уподобляет его странствующим философам, которые, помимо основных направлений веры, распространяли нравственное учение, полностью подразумевающее его повседневное применение[199]. Павел говорил тем же языком, что и они, таким же сильным и страстным. Длинный ряд перечислений придает стремительность его прозе: ему недостаточно сказать, что «лицемер» — это «развратник», он еще характеризует его такими словами, как «эксплуататор», «идолопоклонник», «вор», «пьяница», «хищник»… [200] Повтор ключевого слова фразы подчеркивает главную мысль: как, например, в знаменитом отрывке «Если я любви не имею…» из Первого послания к Коринфянам [201].
Речь перед Кифой (Петром), единственная, сохранившаяся почти дословно, строится на противопоставлении и повторении [202]. Взывания очень настойчивы и страстны. Обращение «братья», необычное в классической риторике, свидетельствует об эмоциональной связи между проповедником и его слушателями. Павел гармонично сопровождает свою речь экспрессивными жестами, чего не делал бы афинский ритор[203]. Чтобы уменьшить неровность и сложность мысли, выраженной разными стилями, Павел во множестве приводит цитаты, пословицы, намеки, помогающие дать характеристики разным людям [204]. В его письмах также сохранен обычный тон переговоров, характерный для народной проповеди[205]. Наконец, он никогда не обращается к оппоненту по имени — его заменяет неопределенное местоимение; это характерно для речи учителя, который выражает как бы общее, распространенное мнение по отношению к оппозиции [206]. Письма апостола полны дискуссий и полемики, как «диатрибы» (резкая обличительная речь) народных- проповедей, которые наложили свой отпечаток на манеру изъяснения Павла; кроме того, эти письма написаны в загадочном стиле и очень трудны для понимания и истолкования — но они были такими и для современников![207]
Темы иудейских проповедей также заимствованы из диатриб[208]. Павел, как мы видим из его посланий, учит рассуждать, пользуясь такими яркими образами, как «жатва» или «строящийся дом» [209]. Он также учит мыслить дихотомическими[210] категориями, всегда противопоставляя душу телу, Дух Закону, жизнь смерти, любовь греху, приобретение потере. Он часто обращается к народной мудрости. Своеобразие его речи заключается, вероятно, в терминологии, заимствованной из языка торговцев[211], и в частом возвышении идеи профессионального «сотрудничества»[212]: обобщая свои последовательные учения, Павел никогда не отвергал среды собственного происхождения.
Впрочем, поскольку в его писаниях очень много древнееврейских выражений, можно допустить, что формированием большинства своих понятий он обязан фарисейскому образованию. Не будем говорить об особенностях семитской культуры, невнятно изложенных в его речи в Антиохии Писидийской: если они наводят на мысль — хотя бы гипотетическую, — что Павел готовил свои речи на древнееврейском, прежде чем произносить их на греческом, то с таким же успехом можно предположить, что они, как и речи Стефана, подвергались местным перезаписям, которыми уже и располагал автор «Деяний». Гораздо более показательно постоянное употребление раввинских выражений в его посланиях, таких как, например, «плоть и кровь», изображающее человека, как слабое и хрупкое создание [213].
Библейская история — составная часть риторики той эпохи. Речь в Антиохии Писидийской строится на историческом обзоре эпохи Патриархов и эпохи Судей до смерти царя Саула; Павел восстанавливает последовательность изложения Библейских древностей — произведения, составленного незадолго до нашей эры, что свидетельствует о его заботе сохранить хронологическую точность.
Итак, Павел получил значительное многоязычное и разностороннее образование, которое соединило отрока, а затем молодого человека с крайне разнородными городами, центрами культуры и социальными кругами. Но было ли всего этого достаточно, чтобы сделать из него, еще до его обращения в христианство, космополита и любителя путешествовать, так сказать, миссионера по призванию?
Павел называл себя космополитом, уже будучи в зрелом возрасте, в 50-е годы. Он пошел еще дальше, чем самые убежденные систематики и философы; преодолевая все разногласия древнего города, он провозгласил, что в христианстве нет ни иудеев, ни греков, ни рабов, ни свободных, ни мужчин, ни женщин. Но это не была крепкая позиция, позиция полемиста, который хочет искоренить консерватизм Церквей Азии[214]. В действительности Павел считал только, что между людьми нет разделения по праву рождения, нет иерархии между иудеями и греками и что все равно призваны[215]. Но даже в его непосредственном окружении греки и иудеи всегда различались[216].
С уверенностью можно утверждать лишь то, что у Павла очень рано сформировалось (без сомнения, благодаря его образованию) крайне структурное видение мира: средиземноморский Восток, единственное пространство, с которым он очень долго знакомился, казался ему пространством, политически сформировавшимся благодаря взаимодействию областей, для которых центром внимания была столица [217], то есть пространство с центром в Иерусалиме. Географически уже долгие века это было место «маршрута» путешественников, географическая «область», характеризующая первые поколения, рожденные в Империи Августа. Скорее всего Павел, который родился в диаспоре, никогда не утрачивал связи с родиной; он не был и никогда не стал бы искателем приключений в путешествиях, ищущим свои корни по всему свету. С «младых ногтей» он был нацелен на Иерусалим, его «кормящую мать», к которому он был очень сильно привязан в годы учебы. Таре потерял для Павла свою важность; он послужит ему еще, как источник семейной поддержки, как укрытие, где он сможет спрятаться в случае необходимости. Парадокс для грека — молодой Савл сделал своей родиной не родной, а выбранный им город. Может быть, из-за религиозной интеграции; может быть, из-за эсхатологических надежд: уже находились верующие, которые приходили к вратам Иерусалима, чтобы похоронить себя в ожидании воскресения; или, наконец, что очень возможно, из-за привязанности к интеллектуальным кругам, как подобает мудрому греку.
Из-за этого его путешествия всегда строго соответствовали своему назначению, имея вполне определенные задачи и ограниченную продолжительность: он всегда предусматривал возвращение в Иерусалим, даже если это было сопряжено с трудностями или опасностью. Савл составлял греческую схему «путешествия» — «periple» — или скорее — поскольку он охотнее передвигался сухопутным способом, нежели морским «periodos», которая как и «periple» предполагает путешествие с возвращением в пункт отбытия [218].
198
Parrhesia: Деян., 9, 27; 13, 44; 14, 3; 19, 8; 28, 31 (это — меткое слово). Parrhesia, по определению Стобе, Florileges, 111, 13, 453, перешло в александрийский иудаизм от греков (Септуагинта. «Письмо Аристея», Филон), также встречается в Заветах, у Иосифа и в Деяниях. Смотри Е. Norden, «Die antike Kunstprosa». Лейпциг, 1909.
199
Самым основательным исследованием остается исследование С. Ольтмара. «Происхождение римской диатрибы». Lausa
200
1 Кор., 5, 10.
201
1 Кор., 13, 1–8.
202
Гал., 2, 14–21.
203
Деян., 26, 29.
204
Смотри приложение 2: «Павловы», где упоминаются Лука, Стефаний, Аполлос и т. д. Это также может иметь отношение к семитскому обычаю, на который обратили внимание эллинизированные жители Востока (смотри дальше главу 8). Об употреблении в диатрибе имен в уменьшительной форме смотри: С. Ольтмар, 14.
205
Определение ритора Эрмогена, Phetores graeci, 111, 406, который искал происхождение диатрибы в речах афинских ораторов четвертого века. Разговорный стиль речи радикально отличается от сократовского, хотя приемы остаются теми же.
206
С. Ольтмар, И. Подобным образом действуют аретологи.
207
2 Пет., 3, 7. П. Фридрексен. «From Jesus to Christ», Yale, 1988, настаивает на этой трудности понимания и видит в этом основную причину последующих оппозиций Павлу.
208
Н. Thyen. «Der Styl des Judisch-Hellenistischen Homilie». Gottingen, 1995. Наиболее очевидны аналогии с Epictete, «Entretiens», III, 22, 13–18 (ничего не скрывать из своей жизни), 21–22 (пренебрежение к телу и к смерти), 67–76 (отказ от брака), 100–107 (выносливость).
209
Изложение темы смерти и воскресения по аналогии пшеничного зерна (1 Кор., 15, 35–37) было традиционным у раввинов.
210
Дихотомия — гр. — последовательное деление целого на две части, затем каждой части снова на две и т. д. (Прим. перев.)
211
К примерам, взятым из послания к Филиппийцам С. Доксом (S. Dockx), упомянутым выше (прим. 22), можно добавить выражение «давать залог» (2 Кор., 1, 22).
212
Павел называл «сотрудниками» (synergoi) своих спутников в Азиатской миссии (смотри дальше главу 10 и классическое произведение В. X. Оллрога. «Paulus und seine Mitarbeiter. Untersuchungen zu Theorie und Praxis der Paulinischen Mission». Neukirchen, 1979). Нужно учитывать важность этого идеала профессионального «сотрудничества» в Тарсе, в среде цеховых организаций (смотри: Л. Роберт. «Документы Малой Азии». Париж, 1987, 49–52). Эта терминология принадлежит Павлу и автору «Деяний», который часто упоминает о «профессиональной деятельности» (ergasia). Образ «розничных торговцев» (kapeleuntes), примененный к миссионерам Коринфа в 2 Кор., 2, 17, может иметь отношение и к образу торговца-миссионера, нарисованному Иосифом AJ, 20, 2, 3 (34), и, может быть, некоторыми другими раввинскими писаниями (W. D. Davis. «Павел и раввинский иудаизм», ed, 1948, 133, № 1).
213
Гал., 1, 16, и 1 Кор., 15, 50. Сравни с Мт. 16, 17.
214
Гал., 4, 8. По причине весьма своеобразного контекста нужно ознакомиться с заключениями Ж. Кристева. «Etrangers a nous-memes». Париж, 1988, 117–118.
215
Рим., 10, 12.
216
Кол., 4, 11.
217
Смотри: С. Николе. «Описание мира. География и политика в начале Римской империи». Париж, 1988. Павел вопринял подобное видение мира, начиная, по крайней мере, с 50–55 годов: Послание к Галатам и Второе послание к Коринфянам адресованы к христианам области (2 Кор., 1, 2), а не как раньше — к христианам города; в 1 Кор., 15, 17, и Рим., 16, 5, выражение «начаток Ахайи» или «начаток Азии» для обозначения первых обращенных также относится к географии провинции.
218
Уже было отмечено Евсевием. «Церковная история», 2, 18, 9.