Страница 46 из 68
Самая большая трудность, с которой постоянно сталкивался Канарис, стремившийся ограничить до минимума диверсионную деятельность своей службы, заключалась в том, что в разведке не было недостатка в предприимчивых офицерах, которые рвались сделать на работе что-то такое, что бросалось бы в глаза. Не всегда было легко отклонить подобные побуждения, потому что именно среди более молодых офицеров, из числа которых набирались главным образом консультанты для отдельных подгрупп и которые большей частью не принадлежали к старому кадровому составу разведки, был целый ряд людей, преданных НСДАП. Если отказать им реализовать свои планы, то возникала опасность, что это дойдет до сведения гестапо, которое тогда, в свою очередь, постарается очернить в глазах Гитлера разведку, которая и без того была у гестапо как бельмо на глазу. По каким причинам Канарис не хотел этого, мы уже объясняли.
Так случилось, что весной 1940 г. одному консультанту из второго отдела абвера пришла в голову идея, что было бы неплохо втянуть в борьбу с Англией Ирландскую республиканскую армию (ИРА), которая и в мирное время давала о себе знать Англии, организуя частые покушения с применением бомб. С военной точки зрения особенно интересным казался главный пункт программы ИРА: насильственный захват Северной Ирландии. Здесь следует упомянуть, что ИРА не является армией тогдашнего свободного государства, теперешней Ирландской республики, а радикальной боевой организацией, которая часто усложняла жизнь не только англичанам, но и тогдашнему законному правительству де Валера в Ирландии. ИРА состояла из весьма неоднородных элементов, которые некоторым образом удерживались вместе благодаря их общей ненависти к англичанам. Одна ее часть симпатизировала немецким национал-социалистам, в то время как другая склонялась к левым радикалам. Отсюда становится ясно, что члены ИРА во время гражданской войны в Испании сражались в интернациональной бригаде против Франко. Некоторые из них попали в заключение и еще в 1940 г. сидели в Испании в тюрьме. Об этом вспомнил предприимчивый консультант и предложил походатайствовать перед Франко об освобождении ирландцев, чтобы затем использовать их против англичан. Канарис сначала представил это дело своему собственному течению, полагая, что оно само угаснет, натолкнувшись на испанское «завтра, завтра, не сегодня». Руководитель боевой группы немецкой разведки в Испании был уполномочен запросить по этому делу испанские ведомства. Вопреки ожиданиям, эти ведомства ответили очень быстро. Вероятно, немецкий запрос пришел очень кстати, поскольку они не знали, что им делать с ирландскими заключенными, и теперь были рады от них избавиться. Заключенные были переданы немецкой разведке и доставлены в оккупированную Францию. Тем временем по этому делу был направлен запрос в министерство иностранных дел. Консультантом там служил господин Фезенмайер. Между ним и руководителем второго отдела абвера состоялись переговоры, в ходе которых Фезенмайер проявил интерес к данному делу. Это дало Канарису возможность переложить свою ответственность за дело, в которое он не верил и которое ему было не слишком приятно, на министерство иностранных дел. Он заявил, что разведка окажет техническую помощь при подготовке и осуществлении транспортировки ирландцев в Ирландию, однако осуществление операции передает Фезенмайеру. По поводу транспортировки разведке пришлось обратиться к руководству военно-морского флота, которое, хотя и неохотно, согласилось предоставить для этой цели одну подводную лодку. Тем временем с помощью министерства иностранных дел удалось убедить руководителя ИРА, Шина Рассела, находившегося тогда в Соединенных Штатах, приехать через Геную (был конец апреля или начало мая 1940 г., Италия, следовательно, еще не вступила в войну) в Германию; также среди британских военнопленных, находившихся в Германии, было найдено еще несколько ирландцев, которые были готовы присоединиться к акции, возможно, в надежде попасть таким путем в Ирландию. Размещение и «обслуживание» Рассела в Берлине взял на себя Фезенмайер. Он сразу обрушил на щепетильного ирландца такую массу национал-социалистической пропаганды и настолько бестактным образом, что тот несколько раз жаловался на него офицерам абвера.
У Риббентропа состоялось совещание, на котором присутствовали Шин Рассел, Канарис, Лахоузен в качестве начальника второго отдела разведки и Фезенмайер, который в качестве референта представлял министерство иностранных дел; на совещании было решено, что Рассел с несколькими соотечественниками, в их числе был особенно рьяный боец Франк Риан, будут на подводной лодке доставлены к побережью Ирландии, затем ИРА получит с немецкой стороны подкрепление в виде поставки оружия и тем самым будет приведена в состояние готовности для действий против англичан. В середине лета 1940 г. Рассел и его спутники были доставлены в Вильгельмсхафен на борт подводной лодки, предназначенной для перевозок. Лодка ушла в море. Ровно через двадцать четыре часа от руководства подводной лодки пришла телеграмма, что Рассел, который в Берлине произвел впечатление преждевременно постаревшего, страдавшего болезнью сердца человека, вдруг скончался, по-видимому, от сердечного приступа. Командир просил сообщить, что он должен делать при таких обстоятельствах. Он получил приказ отменить высадку в Ирландию и высадить людей в Бордо. Операция закончилась, даже не начавшись.
В то время как между Канарисом и Риббентропом не было больших разногласий по ирландскому делу, в оценке позиции Соединенных Штатов между ними существовали принципиальные расхождения. Если в окружении Риббентропа лелеяли надежду, что Соединенные Штаты можно удержать от ввязывания в войну, то Канарис с самого начала был убежден, что Америка ни при каких обстоятельствах не будет пассивно смотреть на поражение Британии и рано или поздно включится в войну. Канарис, в противоположность Риббентропу, был очень высокого мнения о военном потенциале Соединенных Штатов. Уже на опыте Первой мировой войны он научился правильно оценивать мощность американской судостроительной промышленности, производящей военные и торговые суда, и соответственно низко оценивал перспективы немецкой войны подлодок. Также его представления об экономической и военной мощи Соединенных Штатов гораздо более соответствовали действительности, чем представления министра иностранных дел Германии; впоследствии, после вступления Америки в войну, оценка Канариса оказалась правильной.
Из-за расхождения мнений возникли трения. Абвер в рамках своих приготовлений по всевозможным конфликтам также принял, хотя и относительно скромные, меры предосторожности на случай включения Соединенных Штатов в войну. В рамках этих мероприятий в Мехико был направлен один доверенный, который после начала войны в Европе должен был выяснить возможности проведения диверсий в Соединенных Штатах. Это был человек, который мастерски умел подменять недостаток успешной деятельности фантастическими отчетами о воображаемых актах диверсий. В связи с блокадой Германии британским флотом руководящие центры разведки не имели возможности осуществлять эффективный контроль. Канарис и его сотрудники с самого начала поняли, что «сообщения об успехах», которые присылал упомянутый агент, были плохо подтверждены фактами. Одно сообщение, которое дало повод для конфликта с министерством иностранных дел — о нем говорил Фезенмайер в своих показаниях в Нюрнберге, — имело буквально следующее содержание: «В Бостоне торговый корабль поврежден пожаром. Лесные пожары в Джерси. Сорваны собрания поджигателей войны». Видно, что в сообщении не указывается ни название корабля, ни другие подробности успешной диверсии. Канарис предполагал, очевидно, правильно, что агент брал сообщения из американских газет и затем приписывал эти успехи своей организации. Однако для Канариса эти сообщения о головокружительных успехах вовсе не были лишними, потому что он мог представить их в высших инстанциях, где было еще меньше возможности проверить их истинность, как свидетельство активности организации. А это было, как уже неоднократно говорилось, совершенно необходимо для противоборства с конкурентами из СД.