Адмирал Канарис

Что Канарис любил в Испании — это «атмосфера», в прямом и переносном смысле, на Средиземном море. Он чувствовал себя дома среди людей Испании, звучание их голосов были ему приятно; и запахи рынков, небольших ресторанов, трактиров, узеньких переулков действовали на него благотворно и умиротворяюще. Он ценил испанскую кухню, и можно было не сомневаться, что на первом же обеде на испанской земле он закажет чесночный суп. Он особенно любил ездить на автомобиле по широкому плоскогорью Кастилии. Охотнее, чем в больших отелях, ночевал он в общественных домах отдыха.

Во время таких автомобильных поездок по Испании в беседе со спутниками юмор адмирала проявлялся в полном блеске. Его юмор большей частью был глубоко скрыт, так что до других (за исключением Пикенброка[11], который отличался большой сообразительностью) обычно лишь некоторое время спустя доходило, о чем, собственно, шла речь. Однако часто это был глубокий сарказм: например, проезжая мимо стада овец, заставлял своих спутников приветствовать каждую овцу, встречающуюся им, поднятием руки: «Никогда не знаешь, не скрывается ли под нею какой-нибудь высокий начальник».

Канарис оценивал шансы Франко в гражданской войне с самого начала как благоприятные. В противоположность другим наблюдателям он не давал себя обмануть затянутостью операций национал-социалистических вооруженных сил. Он, например, в противоположность Гитлеру, очень хорошо понимал, что Франко стремился захватить Мадрид при наименьших разрушениях и поэтому не спеша и вдумчиво готовился к нападению, ведь он намеревался в один прекрасный день остаться в столице страны в качестве главы правительства всей Испании. Исход гражданской войны подтвердил это мнение Канариса.

Десятая глава

Борьба за мир

Гражданская война в Испании шла своим ходом. В мировой прессе были сторонники партий «лоялистов» и «националистов». В Лондоне заседал комитет по вопросам невмешательства и питал еще иллюзию, что посредством дипломатии если и не удастся решить злободневные проблемы, то можно все же предотвратить начало серьезных конфликтов. Кроме Испании, в 1937 г. не возникало серьезных внешнеполитических кризисов. Правда, для Канариса год начался с события, которое заставило его насторожиться и принесло ему беспокойные ночи, так как он не мог найти ему объяснения. Речь шла о ходатайстве Гейдриха, которое стало известным в то время по ряду публикаций. Это была просьба о том, что разведка должна дать ему в распоряжение рукописные документы времен германо-советского военного сотрудничества, особенно акты с подписями немецких генералов фон Зеекта и фон Гаммерстейна, советского маршала Тухачевского и других русских генералов, а также сотрудников, которые имели опыт в изготовлении близких к оригиналу подделок рукописных документов. Гейдрих сам разыскал по этому поводу Канариса и между ними произошел довольно резкий разговор, в ходе которого Канарис отклонил дерзкие требования начальника гестапо и объяснил ему, что тот обратился не по адресу. Гестапо должно само себе помогать в подобных делах.

Канарис был обеспокоен происками Гейдриха. Он обсудил это с Остером и Пикенброком и попытался разузнать, что могло за этим стоять. Однако на этот раз внутренняя информационная служба Остера дала осечку. Только когда два месяца спустя в Москве началась глубокая «чистка» в верхах Красной Армии из-за якобы существующего заговора против советского правительства, в ходе которой Тухачевского и целый ряд других ведущих руководителей советских вооруженных сил, как правило, после полного признания приговорили к смерти и казнили, Канарис понял, для какого подлого маневра понадобилась Гейдриху его поддержка. Гестапо подкинуло ОГПУ окольным путем, через чехословацкую разведку поддельный материал о якобы состоявшихся переговорах советского генералитета с немецкими военнослужащими, и шеф ОГПУ Ежов немедленно клюнул на это. Летом, после расстрела Тухачевского, Гейдрих, сияя от радости, рассказал Канарису во всех подробностях, как он продумал и провернул это дело. На испуганный вопрос Канариса «Зачем?» Гейдрих ответил, что у самого Гитлера была идея лишить таким способом Красную Армию ее верхушки и на многие годы ослабить ее.

По иронии судьбы Канарису было известно, что Тухачевский отнюдь не совсем безвинно был расстрелян. У него были достоверные сведения о том, что советский маршал во время своего пребывания в Лондоне в качестве представителя Советского правительства во время похорон короля Георга вел переговоры с посланцами стоящего во главе русской эмиграции в Париже генерала Миллера. Вполне возможно, что ОГПУ также было осведомлено об этом и завело судебное дело против Тухачевского, так как из судебных расследований, которые последовали одновременно с исчезновением в Париже генерала Миллера, явствовало, что в самом центре русской эмиграции во Франции имелись шпионы, которых оплачивали Советы, в том числе по крайней мере один в чине генерала. Но это, конечно, ничего не меняло в бесчеловечности методов, примененных Гейдрихом, и можно предположить, что материал, переданный гестапо, в большой степени способствовал тому, чтобы выдать на расправу руководящий состав Красной Армии.

В Канарисе в это время происходили перемены. Афера с Тухачевским — это одно из многих событий, которые дают понять, что маленькой войной нельзя справиться с самыми дурными пороками системы, так как эти пороки — лишь симптом того, что режим Гитлера является насквозь преступным и, таким образом, нельзя надеяться на очищение путем отсечения плохих элементов. Чем дольше режим будет оставаться у власти, тем больше он угрожает деморализовать имеющиеся еще порядочные элементы и постепенно разложить весь народ. Режим нужно устранить, если хочешь предотвратить тяжелейший ущерб для всего народа. Никто не знает лучше Канариса — благодаря поступающей к нему со многих сторон информации о становящейся все более коварной организации шпионской и террористической системы Гитлера, — что свергнуть национал-социалистическое правительство нормальными политическими средствами нельзя. Таким образом, спасение может принести только вооруженное восстание, а оно может быть осуществлено только вермахтом, в первую очередь, армией, так как воздушные силы слишком близко стоят к режиму благодаря их шефу Герингу, военно-морской флот численно слишком слаб, слишком отдален от центров правительства и, кроме того, его использование осложняется из-за еще слишком свежих воспоминаний о бунте 1918 года.

Канарис относился к немногим морским офицерам, которые достаточно ясно видели различия между тем временем и сегодняшним днем, так что на него не могли повлиять воспоминания. Но он достаточно хорошо знает также и людей во главе вооруженных сил, чтобы понимать, что не стоит ждать от них серьезного сопротивления Гитлеру.

Он сознает трудности лучше, чем большинство тех, кто в это время замышляет восстание против режима. Вооруженные силы уже в значительной мере больны национал-социализмом. Армия более не свободна от политической инфекции. Официальная версия, что вооруженные силы являются единственным оруженосцем и, наряду с партией, являются равноправным оплотом государства, давно уже стала фикцией. Но факт, что Гиммлер создал втихомолку свои подразделения, был в тот момент еще не самой страшной угрозой независимости армии. В результате введения всеобщей воинской обязанности характер армии коренным образом изменился. Прежнее строение созданной генералом фон Зеектом профессиональной армии подорвано, сотни тысяч молодых людей, которые прошли через гитлерюгенд и военизированную трудовую повинность, введенную национал-социалистами для их целей, принесли в казарму понятие политических, а точнее, политизированных солдат. Еще серьезней было то, что вместе со многими тысячами офицеров, пришедших на службу, наряду с порядочными и ценными элементами проникло в младший и средний офицерский состав большое число убежденных национал-социалистов и, что еще хуже, националистов-карьеристов. Но самым сомнительным кажется Канарису, что и в высшем руководстве намечаются явные признаки размывания непреходящих понятий чести и долга. Быстрый рост численности армии и вытекающий отсюда скачкообразный процесс повышения в должности честолюбивых карьеристов, в то время как компетентные и порядочные люди оттесняются на задний план. Гитлер сознательно стимулирует это развитие посредством дотаций послушным генералам. Поэтому Канарис решается не из личного честолюбия на осуществление вооруженного переворота. Несмотря на все сложности и сомнения он не видит другого пути.

11

Пикенброк стал участвовать в поездках Канариса в Испанию после окончания гражданской войны. — Прим. авт.