Фокус

Артур Миллер

Фокус

Мери и Джейн Элен

Глава 1

Изнемогая от невыносимой жары, он, наконец, заснул. Все тело ныло. Он долго ворочался, мучительно отыскивая сновидение, которое бы помогло ему забыться. Увлекшись поисками, он задремал и увидел сон.

Он был в каком-то луна-парке. Толпа окружила зазывалу, лицо которого блестело от пота. Он выбрался из толпы и пошел, куда глаза глядят. Неподалеку находился океан. Потом он оказался перед большой каруселью странно окрашенной зелеными и красными полосами. Людей там почему-то не было. Сколько видно, вокруг никого не было. И все же карусель вращалась. Пустые, ярко раскрашенные тележки вращались по кругу. Потом они остановились и двинулись в обратном направлении. Они снова остановились и пошли вперед. Он стоял и в недоумении наблюдал это беспорядочное дерганье карусели, а потом ему стало известно, что внизу, под землей, работает гигантский механизм – настоящая фабрика, понял он. Что-то производилось внизу под каруселью и, пытаясь сообразить, что же именно, он испугался. Пустая карусель продолжала вращаться вперед и в обратном направлении, и он начал отходить от нее. И тогда, он впервые услышал исходящий от нее шум, нарастающей силы звук, крик… «Алиция! Алиция! Алиция!».

Он вздрогнул и проснулся. Похоже, что кричала женщина. Какой пронзительный голос! Тяжело дыша, он лежал с открытыми глазами и прислушивался.

Стояла тихая ночь. Легкий летний ветерок осторожно шевелил занавески. Он посмотрел на окно и пожалел, что оставил его открытым так широко. Неожиданно снова раздались крики. «Алиция! Алиция!» Его пухлые руки вздрогнули и прижались к бокам. Он лежал абсолютно неподвижно. Звук снова ворвался в комнату. «Алиция!» Крик доносился с улицы. Может это все еще сон? Он попробовал поднять ногу. Получилось. Он выбрался из постели, босиком вышел из комнаты и пошел по коридору к выходящим на улицу окнам. Он тихонько раздвинул жалюзи.

Он с трудом различил две движущиеся фигуры на противоположной стороне улицы возле фонарного столба. Снова раздался крик и на этот раз мистер Ньюмен разобрал слова: «Полиция! Полиция! Пожалуйста, полиция!» Стараясь не шуметь, он притаился возле окна, и напряженно вгляделся в темноту. Было похоже на то, что какая-то женщина отбивалась от крупного мужчины. Теперь мистер Ньюмен услышал мужской голос – пьяный, грозно рокочущий бас. Тут женщина вырвалась и побежала через улицу по направлению к дому мистера Ньюмена. Мужчина догнал ее возле канализационного люка посередине улицы и ударил рукой по голове. Крышка люка громыхнула под его грузным телом. Когда он схватил женщину, она что-то пронзительно выкрикнула. Это было похоже на испанский. Наверное, пуэрториканка, решил мистер Ньюмен. Мужчина как будто говорил по-английски, с облегчением понял он. Свободной рукой пьяный снова замахнулся, чтобы ударить женщину и снова она позвала на помощь. Но теперь она умоляла, взывая к окружающему ее мраку. В двадцати метрах от нее, мистер Ньюмен слышал, как, тяжело дыша и задыхаясь, она звала полицию. Теперь она повернулась лицом к его окну. Должно быть, она заметила, что несколько минут назад у него раздвинулись жалюзи. Мистер Ньюмен быстро шагнул назад в комнату. «Полиция!» Он подумал о своих босых ногах – нельзя было даже предположить, что он выйдет на улицу без комнатных тапочек. Тем более что из соседей никто не вышел. Если же позвонить в полицию, то пока они приедут, мужчина и женщина могут уже уйти и ему придется объясняться, почему он поднял тревогу. Те двое боролись уже в десяти метрах от его маленькой лужайки. Он не видел лица женщины, потому что фонарь освещал ее сзади, но ему показалось, что, несмотря на темноту и то, что его так неожиданно разбудили, он все же разглядел ее глаза. Белки сверкали на фоне смуглой кожи, когда она беспомощно озиралась то на его дом, то на другие дома, из окон которых ее наверняка рассматривали люди. Но он попятился от окна, от женщины с акцентом кричащей «Полиция! Полиция!» . Не включая свет, он повернулся и вышел из комнаты.

«Полиция!» В спальне он прикрыл окно, чтобы через него нельзя было забраться внутрь. Он лежал на спине и прислушивался. Ночь снова стала тихой. Он еще долго ждал. В шести кварталах от его дома прогрохотала электричка на Манхэттен. С улицы больше не доносилось ни звука. Лежа в кровати, он покачал головой, пытаясь представить, что за женщина может оказаться одна на улице в это время суток. А если не одна, то в обществе такого мужчины. Возможно, она возвращалась с ночной смены, и к ней пристал незнакомец. Не может быть. Ее акцент убеждал мистера Ньюмена, что не для хороших дел она вышла ночью из дома и эта мысль как-то убедила его, что она привыкла к подобному обращению и сама может за себя постоять. Пуэрториканки, они такие, он знал.

Измученный жарой, едва ли осознавая, что вообще просыпался, он закрыл глаза и попытался продолжить спать. Его короткие толстые пальцы медленно разжались, губы по-рыбьи задвигались, всасывая воздух, которого его тонкий нос не пропускал в достаточном количестве. Он спал как обычно на спине, одна рука покоилась на животе, короткие, немного кривые ноги распрямились, натянув простыню тентом. Казалось, даже во сне он придерживался правил хорошего тона и, вскоре после того, как ветерок затих, его руки аккуратно убрали простыню с тела и снова вернулись на теплый живот. Едва ли простыня была хоть немного смята, когда он проснулся, а рыжеватые прилежно уложенные налево волосы даже не нужно было причесывать.

Глава 2

Еще несколько недель назад ему нравилось выходить по утрам из своего дома. Он появлялся на веранде и, деловито спускаясь по каменным ступеням, прочесывал взглядом все десять квадратных метров лужайки перед домом в поисках какого-нибудь клочка бумаги, который мог залететь сюда ночью. Затем, ловко подхватив найденный мусор, он бросал его в мусорный бак у бордюра, и, окинув дом поспешным, но полным любви взглядом, направлялся к подземке. Он ходил быстро, немного наклоняясь вперед, как уверенный в себе пес, который не озирается по сторонам выходя на улицу. Он производил впечатление человека, который боится, чтобы его не увидели слоняющимся без дела.

Но когда он вышел на веранду этим утром, и жара обожгла его бледные, по-детски припухлые щеки, напомнив об измученном теле и тревоге, он на мгновение ощутил слабость и страх. Он стал на верхнюю ступеньку веранды, услышал хруст под каблуком и замер. Низко наклонившись, он внимательно осмотрел каменную поверхность и, подняв ногу, обутую в сияющий, круглоносый туфель обнаружил обрывок целлофана. Он взял его двумя пальцами, спустился по ступенькам, пошел по короткой цементной дорожке к бордюру, открыл мусорный бак и поместил в него целлофан. Он чуть задержался, одергивая темно-синий летний пиджак на животе, – который, по его словам, уже начал приобретать форму – и почувствовал пот под накрахмаленным воротничком. Он равнодушно посмотрел на дом.

Тот, кто не бывал в этом квартале раньше, ни за что бы не заметил, что дом мистера Ньюмена отличается от остальных домов. Все они стояли в ряд, как по нитке, двухэтажные, одинаковой высоты, в каждом из них, под высокой верандой был устроен гараж. Перед каждым домом рос стройный вяз, который был не толще и не тоньше соседнего – их посадили в одну неделю около семи лет назад, после завершения строительства. Но мистер Ньюмен все же мог указать на кое-какие принципиальные отличия. Поправляя одежду возле мусорного бака, он взглянул на ставни, которые собственноручно выкрасил в светло-зеленый цвет. Ставни всех остальных домов были темно-зелеными. Затем его взгляд переместился на противомоскитную сетку, которую он навесил на петли так, что она открывалась подобно дверям вместо того, чтобы опускаться сверху, как у всех в квартале. Не раз он нерасчетливо мечтал, чтобы весь дом был деревянным, – тогда бы он мог больше красить. Правда, на самом деле, ему удавалось заниматься только своим автомобилем, который стоял в гараже на бетонных опорах. До войны он каждое воскресенье выкатывал автомобиль из гаража, ласково протирал его смоченной полиролью ветошью, чистил щеткой салон и отвозил свою мать в церковь. Он не признавался даже самому себе, но ему все же гораздо больше нравилось, чтобы автомобиль стоял на опорах, потому что общеизвестно, что самой страшной опасностью для неработающего механизма является ржавчина. Теперь, во время войны, он по воскресеньям выносил хранящийся в подвале в идеальном порядке аккумулятор, устанавливал его в автомобиль и на несколько минут запускал двигатель. После этого он отсоединял аккумулятор, оттаскивал его назад в подвал, обходил автомобиль в поисках ржавых пятен, вручную проворачивал колеса, чтобы равномерно распределялась смазка, – то есть каждое воскресенье выполнял то, что завод-изготовитель рекомендовал делать дважды в год. После этого он с удовольствием мыл руки специальным раствором и, чувствуя потрудившиеся мышцы, с хорошим настроением принимался за вкусный обед.