Страница 52 из 95
— Я так его и не увидел, — сказал он, и Кару не стала спрашивать, кого он имеет в виду. Он по-прежнему насторожено молчала.
— Может быть, я ошибаюсь, — сказал Зири, — но я не знаю, что еще думать. Я никогда не слышал, о призывающем птиц, кроме одной ночи, во время бала Военачальника. Ш... шаль.
Ее глаза расширились от удивления.
— Откуда ты об этом узнал?
Лицо Зири залилось краской. Он опустил взгляд и сознался:
— Я следил за тобой.
Восемнадцать лет назад на балу у Военачальника, Зири был просто мальчишкой в толпе, который наблюдал, как Мадригал танцует с незнакомцем и мечтал оказаться на его месте, мечтал стать взрослым, мечтал, мечтал. Ах, эти бесплодные мечты. Разумеется, тогда он не догадывался, что этим незнакомцем был серафим, но он заметил то, что ускользнуло от остальных: что это был один и тот же мужчина, скрывающийся под разными масками, и что она танцевала с ним снова и снова. В ее движениях было что-то такое плавное и мягкое, некий намек на взрослую тайну (в отличие от той сдержанности, с которой она держалась с Тьяго), а когда мотыльковые колибри, кружившие вокруг фонариков, украшавших бал, опустились на ее обнаженные плечи, что также не укрылось от всевидящего Зири, он понял, что это была магия, и что это сделал незнакомец. Мужчина приподнял Мадригал вверх, окутывая девушку живой шалью, а потом опустил, даже мальчишка догадался, что между ними происходило волшебство, и даже больше, чем волшебство.
Зири был наблюдательным ребенком и видел много того, чего не мог понять, в виду своей юности. Ему пришлось наблюдать смерть Мадригал, и он не понимал то, с каким рвением (заходясь в экстазе), толпа приветствовала ее казнь. Он не понимал, почему единственный, кто ее оплакивал, был их враг, поставленный на колени и подвергшийся жестоким пыткам. Зири никогда не забудет крик Акивы, полный отчаяния, гнева и беспомощности. Это воспоминание было одним из самых худших.
В тот день он видел и Тьяго, его отстраненную белую фигуру с холодным взглядом, стоявшую на дворцовом балконе, неподвижную и бесстрастную.
И в тот день Зири начал кое-кого ненавидеть. И это был не Акива.
— Не знаю почему, Кару, — сказал он. — Но, кажется, ангел спас мне жизнь.
53
ГЕРОИ
— Мы должны были прикончить его, когда у нас была возможность, — сказала Лираз едва слышно, шагая вместе с Азаилом по лагерю Доминионов.
— Не было у нас такой возможности, — напомнил ей Азаил. — На пути у нас было слишком много чертовых птиц.
— Да, а я-то надеялась, что они задушили или заклевали его до смерти. Или вроде того, — ответила она.
Она говорила об Иаиле, к которому они направлялись, чтобы встретиться. Их очаровательный дядюшка захотел увидеться с ними, по неизвестным пока причинам.
— А разве Акива не мог сотворить птиц, которые бы убили его?
Азаил пожал плечами.
— Кто знает, на что способен наш братец. Думается мне, что он и сам толком не знает. И мне кажется, что прежде он даже не пытался делать ничего подобного. Это непросто ему далось.
Непросто. Усилия, которые он затратил на призыв птиц, заставили Акиву задыхаться и дрожать. Глаза он крепко зажмурил, поэтому Азаил с Лираз не видели, пока все не закончилось, как кровеносные сосуды лопнули и окрасили белки в алый цвет.
— Ради жизни одной химеры, — сказала Лираз.
— Ради одной жизни, безусловно, и ради надежды на большее, — ответил Азаил.
— Надежды, что она жива, — сказала Лираз, не без горечи. Как она ни старалась перестать ненавидеть этот фантом девушки, которая была ни жива, ни мертва, то ли человеком, то ли химерой — да кем она, вообще, была, черт возьми? Это было так далеко за пределами всего, совершенно ненормально, и... Лираз понимала, что в корне ее чувств лежала ревность, и ей было это ненавистно. Акива принадлежал ей.
О, нет. Не в этом смысле. Он же был ей братом. Но Азаил с Акивой принадлежали ей, только ей. У них были сотни других братьев и сестер, но это было другое. Они всегда были втроем, и хотя она не раз была близка к тому, чтобы в баталии потерять их навсегда, до недавнего времени ей не приходилось беспокоиться, что она может потерять их таким образом. Незаконнорожденные не влюбляются и не женятся. Это было запрещено. «И... так было бы хуже, — подумала она, — потому что, иначе у них был бы выбор». Они бы не умерли или их бы не забрали у нее. Они бы начали строить свои жизни вокруг другого человека и покинули бы ее.
Она как-то обмолвилась, что не испытывает страха, но это была ложь. Вот каким был ее страх: остаться в одиночестве. Потому что в одном она была уверена, в том, что она никогда не испытает любви. Настоящей. Доверить свою сущность какому-то незнакомцу? Близость, умиротворение. Она просто не могла себе этого вообразить. Дышать с кем-то в унисон, прикасаться к кому-то, открыться? Стать уязвимой. Ее бросило в жар. Это означало подчинение, стать не защищенной. А она не могла себе этого позволить. Никогда. От этой мысли она почувствовала себя маленькой и слабой, словно дитя — а Лираз не любила чувствовать себя маленькой и слабой. В ее детских воспоминаниях этому не было места.
Только Азаил с Акивой помогли ей пройти через это. Она всегда думала, что сделает для них все, что угодно, но ей никогда не приходило в голову, что это «все» может означать — отпустить их.
— Интересно, нашел ли он их, — сказала она Азаилу. Она подразумевала мятежников. Говорила она тихо; они приближались к шатру Иаила. — Мы должны были отправиться вместе с ним.
— Нам уготовано здесь сыграть свои роли, — сказал он, на что Лираз только кивнула. Ей не хотелось снова одного отпускать Акиву, но каким образом она могла остановить его? Хуже всего будет, если она вынудит его ненавидеть ее. Посему они просто стояли и смотрели, как брат с помощью гламура становится невидимым (после призыва, он был таким уставшим) и следует за Кирином в небо, наводненное птицами, в то время, как они с Азаилом вернулись в лагерь. Чтобы сыграть свои роли, как они делали это прежде, и прикрыть его.
Однако никогда прежде, их не вызывал к себе капитан Доминиона, чтобы послушать их ложь и полуправду.
— Готова? — спросил Азаил.
Лираз кивнула и первая прошла через балдахин, служивший дверью. Неужели только накануне здесь же пришлось пройти Лориэль? Лираз ощутила мимолетное прикосновение пальцев брата к своей спине, чтобы дать понять, что она не одна, когда та столкнулась лицом к лицу с Иаилом.
Лориэль заверила, что с нею все в порядке. Она сказала, что ничего такого не было — просто мужчина, не о чем и говорить.
Она была старше большинства женщин-воинов, более искушенная жизнью. Лориэль вызвалась добровольно («Чтобы избавить девственниц насильно быть брошенными на потеху Иаилу», — сказала она), и хотя Лираз не подвергалась опасности, будучи одной крови с Иаилом, ей тогда подумалось, что это был акт мужества, свидетельницей подобного ей еще не приходилось становиться. Это было даже смелее, чем находиться во главе отряда или возвращаться за ранеными товарищами. Храбрее, чем встретиться лицом к лицу с толпой воскресших химер. Лираз много чего подобного делала в своей жизни, но она понимала, что никогда бы не смогла войти в этот шатер и вновь выйти из него, при подобных обстоятельствах.
— Мой господин, — сказала она, низко поклонившись. Поравнявшись с ней, Азаил последовал примеру сестры.
— Племянница, племянник, — протянул он.
Это было сказано в насмешку, но Лираз была рада этому. «И никогда не забывай об этом», — мысленно сказала она себе. Она подняла голову и посмотрела на него.
И ей очень не понравилось то, что она увидела в его лице. Иаил смотрел только на нее, будто не замечая Азаила, и она прочла в его взгляде... интерес. Ошибиться было невозможно. От этого стало тревожно на душе.