Грегор и смутное пророчество

Грегор набрал в грудь побольше воздуха и шагнул в темное облачко.

ГЛАВА 5

Бархатные крылышки коснулись его лица, словно по нему провели мягкой кисточкой, и перед ним открылась Регалия.

— Ого! — сказал он и застыл на месте.

Грегор и сам бы не смог сказать, что ожидал увидеть. Каменные дома или, возможно, пещеры — но что-то примитивное. Но в раскинувшемся перед ним прекрасном городе не было ничего примитивного.

Они стояли на краю долины, застроенной такими великолепными зданиями, каких он еще не видел. Нью-Йорк славится своей архитектурой — элегантными особняками из коричневого камня, небоскребами, роскошными музеями. Но по сравнению с Регалией он выглядел как беспорядочное скопление кубиков необычной формы.

Все здания в Регалии были приятного дымчато-серого цвета, что придавало им некоторую загадочность. Они выглядели так, словно их не строили человеческие руки, но они сами выросли прямо из земли — и устремились ввысь. Возможно, не были такими высокими, как небоскребы Нью-Йорка, которые Грегор знал по именам, но все же они были этажей под тридцать, а сверху их украшали изящные башенки и шпили. И всюду горели сотни факелов, освещавшие город мерцающим мягким светом.

А еще резьба по камню… Грегору и раньше случалось видеть на стенах зданий изображения херувимов и химер, но в Регалии стены были сплошь покрыты резными фигурами. На всех каменных поверхностях сражались, пировали и плясали люди, тараканы, рыбы и другие существа, названий которых он не знал.

— Здесь живут только люди? Или тараканы и крысы тоже? — спросил Грегор.

— Это город людей. У других существ свои города, или лучше сказать — места обитания, — ответил Викус. — Наш народ в основном проживает здесь, и лишь некоторые селятся за пределами города — если того требует работа. А вон наш дворец, — и Викус показал на огромную круглую крепость, которая высилась на противоположной стороне долины. — Вот туда мы и направляемся.

Свет, лившийся из множества окон, придавал городу праздничный вид, и Грегор чувствовал, как у него стало легче на душе. Нью-Йорк тоже сверкает ночными огнями. Возможно, этот город окажется не таким уж чужим.

— Очень красиво, — с воодушевлением заметил он. Ему показалось, что он смог бы полюбить этот город — если бы ему так сильно не хотелось домой.

— О да, — Викус окинул Регалию горделивым взором. — Мой народ любит камень. Будь у нас достаточно времени, мы создали бы город редкостной красоты.

— Но вы ведь его уже создали, — возразил Грегор. — Мне кажется, ничего более прекрасного у нас, в Наземье, нет.

Викус выглядел польщенным.

— Ну что ж, пойдем. Из дворца открывается самый красивый вид на Регалию. Ты успеешь ею полюбоваться до ужина.

Они двинулись дальше, а Босоножка задрала голову кверху, словно что-то высматривая в вышине.

— Ты что-то потеряла, Босоножка?

— А где же луна? — спросила его сестренка.

Порой случается, что на небе не видно звезд. Но уж луна в ясные ночи непременно показывалась.

— Луна? — повторила Босоножка.

Грегор взглянул в чернильное небо и вспомнил, что неба тут, конечно, нет. Ведь они находились в какой-то гигантской подземной пещере.

— Здесь нет луны, малышка. Сегодня луны нет, — сказал он.

— Коова слизнула язычком. Ам! — сама себе пояснила Босоножка.

— Хм… Ну да, — согласился Грегор. Раз уж тараканы разговаривают, а летучие мыши играют в мяч, корова вполне могла бы проделать такой трюк. Во всяком случае здесь. И он почему-то вспомнил затрепанную книжку с детскими стишками, которая валялась возле ее кроватки.

Пока они шли до дворца, отовсюду из окон на них глазели люди. Викус кивал знакомым, иногда окликал кого-то по имени, и из окон в ответ ему приветственно махали чьи-то руки.

Босоножка тоже принялась махать рукой.

— Пивет! — кричала она. — Пивет!

Никто из взрослых ей не ответил, и только дети кое-где тоже махнули ей в ответ.

— Ваше появление для них — необычайное событие, — пояснил Викус. — Гости из Наземья редко появляются у нас.

— А как вы узнали, что я из Нью-Йорка? — спросил Грегор.

— В Наземье всего пять ходов, ведущих к нам, — ответил Викус. — Два — с Мертвых Земель — но оттуда вы не смогли бы добраться живыми. Два открываются на Водный Путь, но ваша одежда была сухой. Вы живы, вы сухие — значит, я делаю вывод, что вы попали к нам пятым путем — тем, что находится в Нью-Йорке.

— В нашей прачечной! — пробормотал Грегор. — Прямо в нашем доме! — Его вдруг поразила мысль, что обычная прачечная напрямую соединена с таким странным местом.

— М-да, ваша прачечная, — задумчиво произнес Викус. — Надо сказать, вам повезло — ваше падение совпало с благоприятными потоками…

— Потоками? Это вы про туман?

— Да… Благодаря им вы прибыли к нам целыми и невредимыми… Главное — упасть в удачный момент.

— А что случается, когда… когда момент неудачный? — спросил Грегор, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Тогда мы встречаем не гостя, а тело, которое следует похоронить, — тихо ответил Викус. — По правде говоря, обычно так и бывает. Живые Наземные, такие, как вы, — большая редкость.

Путь ко дворцу занял не меньше двадцати минут, и руки Грегора, на которых восседала Босоножка, уже начали дрожать. Но ему было боязно опускать ее на землю — это казалось небезопасным из-за горевших всюду факелов.

Когда они подошли к великолепному дворцу, Грегор заметил, что на его стенах нет никаких узоров. Они были гладкими как стекло, а самые нижние окна располагались на высоте семнадцатиэтажного дома.

Что-то было не так. Чего-то не хватало. Но он не сразу понял, чего именно.

— Ни одной двери! — наконец осенило его.

— Нет, — кивнул Викус. — Двери для тех, у кого нет врагов. А тут даже самый ловкий скалолаз не найдет, за что зацепиться.

Грегор провел ладонью по отполированному камню. Ни единой трещинки, ни малейшей впадинки.

— Но как же вы попадаете внутрь?

— Обычно по воздуху. Но если поблизости нет летучей мыши… — Викус сделал знак рукой. Грегор поднял голову и увидел, как из большого прямоугольного окна к ним спускается на двух тросах платформа. Когда она опустилась примерно на уровне колен, Викус уверенно ступил на нее. Следом шагнул Грегор с Босоножкой на руках. Недавнее падение в туннеле еще более усилило его нелюбовь к высоте.

Как только они оказались на платформе, она плавно двинулась вверх, Грегор ухватился свободной рукой за один из тросов. Викус стоял спокойно, скрестив на груди руки, впрочем, ему ведь не нужно было удерживать вертлявую кроху, к тому же он наверняка проделал этот путь уже тысячи раз.

Подъем был ровным и быстрым. Платформа остановилась у окна, ведущего на небольшую каменную лестницу. Грегор с Босоножкой оказались в просторной комнате со сводчатым потолком. Трое Подземных, тоже прозрачно-бледных и с фиолетовыми глазами, вышли им навстречу.

— Добрый вечер, — поприветствовал их Викус. — Позвольте представить вам Грегора и Босоножку, брата и сестру Наземных, которые упали к нам совсем недавно. Прошу вас, проводите их в ванную, а потом — в Высокий зал. — С этими словами, не оглядываясь и не прощаясь, Викус покинул комнату.

Какое-то время Грегор и Подземные внимательно изучали друг друга У стоящих напротив Грегора людей не было ни надменности Люксы, ни спокойного превосходства Викуса. «Обычные люди, — подумал Грегор. — Наверняка им сейчас так же неловко, как и мне».

— Приятно познакомиться, — сказал он вслух, пересаживая сестренку на другую руку. — Босоножка, скажи «Привет!».

— Пивет! — радостно сказала Босоножка и, довольная, замахала ручкой. — Пивет! Пивет вам!

Настороженность Подземных растаяла, словно масло на сковородке. Они засмеялись, и напряженность сразу исчезла. Грегор тоже рассмеялся. Мама говорила, что Босоножка совершенно не боится чужих и для нее все на свете — ее друзья.

Грегору даже порой хотелось в этом на нее походить. Ему хотелось быть более дружелюбным и открытым. У него было два хороших друга, но ни к каким компаниям он в школе не примыкал. Все равно все сводится к тому, с кем ты сядешь за завтраком. Он обычно сидел с ребятами из команды по легкой атлетике. Или с ребятами из оркестра. А хотелось ему сидеть с Анжелиной, игравшей ведущие роли в школьных спектаклях, или с Ларри, который… ну, можно сказать, рисовал. Многие ребята, не очень хорошо знавшие Грегора, считали его задавакой, на самом деле он просто был сам по себе. Особенно трудно ему стало с кем-то откровенничать после того, как пропал отец. Правда, и до этого он никогда не был таким общительным и доброжелательным, как Босоножка.