Страница 28 из 59
— Эйфелева башня, Эй-фе-ле-ва. Что это ты про Парижи размечталась? Мы направляемся… направляемся…
В Англию. Начните с Англии. И ищите Школы.
— Мы направляемся в Англию, — решительно заканчиваю я и протягиваю руки за Тоталом. Он подпрыгивает и мгновенно оказывается у меня за пазухой. Из куртки торчит только его маленькая черная мордочка. После всех наших недавних злоключений он все еще изрядно паршивый. Но шерсть у него уже начала отрастать. Так что можно надеяться, он скоро приобретет пристойный вид.
— Необходимо разыскать все английские Школы, собрать про них полную информацию и разузнать все, что только возможно, про план ре-эволюции. И времени терять нельзя.
— Я с вами. Я честно, на вашей стороне, — в голосе Ари столько искренности, что не поверить ему нельзя. — Я буду вас защищать, что бы ни случилось, до конца… — Он потупился, и я вдруг вижу в нем испуганного семилетнего ребенка. — По крайней мере, до истечения срока годности.
Я сухо киваю, не позволяя себе ненужных сантиментов.
— Если все согласны, тогда вперед, в Европу! — Разбегаюсь и еще на земле набираю скорость. — Направление на восток.
Полет на большой высоте всегда приводит меня в чувство. Вот и сейчас я немного прихожу в себя. Земля внизу под нами похожа на нестираное зелено-коричневое лоскутное одеяло, с прошивками серебристых рек и грязными серыми пятнами городов. Холодно. Глаза слезятся от ветра. Но в воздухе я успокаиваюсь и, фигурально выражаясь, начинаю чувствовать под ногами почву. «Абсурд какой-то, разве можно в воздухе чувствовать почву под ногами?» — скажешь ты, дорогой читатель. Выходит, можно. К тому же, что, скажи на милость, не абсурдно в моей жизни?
Мне, наконец, приходит в голову, что Англия далеко. И не просто далеко, а за океаном. Значит, лететь туда надо над нескончаемым водным пространством. И посадку в Атлантике сделать негде. Нам прежде доводилось совершать долгие беспосадочные перелеты. Но скажу честно, каждый раз это было смерти подобно. А теперь к тому же с нами Ари, и летун из него, видит Бог, еще тот. Куда ему в трансатлантический перелет с его приставными крыльями.
Летите в Вашингтон. В аэропорту «Вашингтон Даллес» сядете на прямой рейс.
В смысле на самолет?
Именно на самолет. И не в смысле, а в серебристой стальной обшивке.
Интересно, мой Голос хорошо подумал, прежде чем подавать голос? Мы и самолет? Как-то не вяжется. Даже звучит дико. Не про нас.
Плюс, еще надо добавить маленькую неувязочку. А как насчет нашей клаустрофобии?
Обойдется. Не дрейфь.
— Берем направление на Вашингтон, — сообщаю я своей мини-стае. — Там садимся на самолет.
У всех глаза на лоб полезли, а я при этом еще думаю, как нам Ари в самолет провести. С его-то вольверинской рожей.
— Я не ослышалась? Мы на самолете полетим? — переспрашивает Надж дрожащим голосом.
— А свои крылья вам на что? — недовольно бурчит Тотал.
Ему-то что? Чего лезет…
В ответ я только вздыхаю.
64
«Лететь, когда рядом нет Макс, — все равно, что лететь на одном крыле», — мрачно думает Клык. У него перед глазами все время стоит ее лицо. Сердитое, недоумевающее и даже испуганное, хотя она в этом никогда не признается.
Все четырнадцать лет своей жизни он каждый день видел это лицо. Видел его залепленным грязью и запекшейся кровью, все в синяках; злобно оскаленным и от души хохочущим; бодрым и сонным; искренним и правдивым, когда она заливала на полную катушку; озаренным каким-то внутренним светом, когда на него, Клыка, смотрела… И всегда между ними была необъяснимая внутренняя связь.
Но на этот раз она прижала его в угол. Что, она думала, он будет делать? Смирится и примет Ари? Забудет, сколько раз Ари пытался его пришить? И не только его, ее тоже. И всю стаю. Забудет почти стопроцентную вероятность, что Ари, если даже не шпион, то слепой механизм по их отслеживанию, и если не стучит регулярно куда надо, то к нему какой-нибудь чип присобачен? Клык даже не говорит, что этот Ари просто недоделка, наскоро сляпанная и изуродованная вечными усовершенствованиями и вконец изувеченная годами психологических пыток. Настоящая ходячая бомба замедленного действия, которая вот-вот взорвется.
Он, Клык, так ситуацию понимает: если знаешь, что тебе все равно крышка скоро, какая разница, как именно в ящик сыграть? Можно на все законы плевать, кого хочешь грохнуть. Хрен с ним, чего церемониться, коли пара дней — и ты труп бездыханный. Друзья? В баню друзей! Верность? Какая, к черту, верность? Сжигай мосты — и дело с концом!
Вот кого Макс себе в напарники выбрала! Вот кому позволила рядом с младшими находиться!
Клык бы за Макс на край света пошел, где бы этот край света ни был, когда бы ей ни пришло в голову туда отправиться. Если бы ей в горящее жерло вулкана взбрендило сунуться, он бы с ней и туда, не задумываясь, ринулся.
Но с Ари он смириться не может. Только не с ним.
— Клык? — Голос у Газмана подавленный и, как бывает всегда, когда он сильно расстроен, совсем детский. Им всем троим не в кайф от этого разрыва! И, коли им кажется, что каждый из них надвое разодран, это потому, что и вправду, ровно половину от каждого из них оторвали.
Клык поворачивается к Газу и вопросительно поднимает брови.
— Куда мы летим?
— На Западный Берег.
Клык как нарочно выбрал направление, прямо противоположное тому, куда двинулась Макс.
— А что там? — интересуется Игги.
— Ну ты спросил! Не знаешь, что ли: самый большой в мире информационный центр. Место, откуда информация по всей планете распространяется в два счета.
Газман усиленно морщит лоб.
— Что, компьютерное что-то? Башня какая-нибудь или что?
Клык покачал головой:
— Нет, редакция журнала «People».[8]
— Это что, часть нашего плана «сиди и не высовывайся»? — источает сарказм Игги.
— Нет, — Клык чуток меняет угол крыльев, заходя на поворот в двадцать три градуса. — Это часть плана «Труби во все трубы, развивай блог, оповести мир».
— Тогда понятно…
Вот-вот! Надо всегда делать вид, что у тебя есть план. Уж этой науке Макс его хорошо обучила.
65
— Я вас ненавижу, гады! — бесится Игги с перекошенным лицом. — Вы настоящие гады!
Клык скорчил ему рожу, но потом вспомнил и говорит:
— Игги, я скорчил тебе рожу.
— А я пожал плечами, — говорит Газман, откусывая огромный кусок сосиски. — Что ты такое несешь? Совсем сбрендил?
— Опишите мне народ на пляже, — снова заводится Игги. — Мы же в Лос-Анджелесе, городе главного университета для психов. И к тому же на знаменитом пляже «Венеция».[9] А вы, дураки, в карту смотрите.
— А правда, есть такой университет для психов? — Газзи, видимо, загорелся идеей высшего образования.
— Нет, он пошутил, — безжалостно растоптав мечту ребенка об университете, Клык расправил на дощатой скамейке карту и прикидывает возможный маршрут.
До тех пор, пока Игги не пнул хорошенько его в бок.
— Да что ты завелся-то так. Покоя от тебя нет. Видишь, я делом занят.
Но от Игги уже не отделаться. Он возбужденно хватает Клыка за рубаху и нос к носу притягивает его к себе:
— Говорю тебе человеческим языком: опиши. Мне. Людей.
— Точно рехнулся. Здесь людей — миллион. Тебе зачем? У тебя что, встреча здесь с кем-то назначена что ли? Прикажешь искать человека с красной розой в зубах и газетой «Нью-Йорк Таймс»?
— Это пляж «Венеция», здесь дискотеки на роликах. Я чую запах кокосового масла на нежной коже. Я слышу заливистый женский смех. Уверен, тут вокруг толпы пляжных птичек прогуливаются. А ты в карту уткнулся!
Ох! Ребенка бы постеснялся, что ли.
— А что такое «пляжная птичка»? — спрашивает Газман с набитым ртом.
Клык обозревает окрестности.
8
«People» — американский еженедельный журнал о знаменитостях.
9
Венис Бич (Venice Beach) — популярное место отдыха в Лос-Анджелесе, с комедиантами, художниками и торговцами всевозможной фастфуд. Любимое место велосипедистов, конькобежцев на роликовых коньках и просто бегунов трусцой.