Страница 1 из 16
Борис Соколов
Все мифы о Второй Мировой: «Неизвестная война»
Миф пакта Молотова — Риббентропа
Главный миф, связанный с советско-германским пактом о ненападении, заключается в утверждении, будто он был вызван неудачей переговоров о союзе с Англией и Францией, продиктован заботой об обеспечении безопасности СССР, а также страхом, который Сталин питал перед Гитлером, и стремлением предотвратить или хотя бы отдалить столкновение с Германией. Пакт с Германией также нередко оценивают как ошибку Сталина.
В марте 1939 года Гитлер оккупировал Чехословакию, сделав ничтожными Мюнхенские соглашения. После этого Англия и Франция дали гарантии безопасности и территориальной целостности Польши, которая могла стать следующей жертвой германской агрессии. Тем самым был признан крах политики «умиротворения». 3 мая 1939 года председатель Совнаркома Вячеслав Молотов сменил Максима Литвинова на посту наркома иностранных дел. Тем самым было устранено важное препятствие для начала переговоров с Германией на самом высоком уровне. Литвинов для таких переговоров не подходил как из-за своего еврейского происхождения, так и потому, что его имя ассоциировалось с политикой коллективной безопасности, направленной против Германии. На следующий день германский поверенный в делах в Москве сообщал: «Считают, что Молотов (не еврей) „самый близкий друг и соратник Сталина“. Его назначение, видимо, гарантирует, что внешняя политика будет дальше проводиться в строгом соответствии с идеями Сталина».
Летом 1939 года Гитлер готовился напасть на Польшу, от которой он требовал уступки «Данцигского коридора», отделявшего Восточную Пруссию от остальной территории Германии. 11 августа в Москве начались переговоры о заключении военного союза СССР, Англии и Франции. Париж и Лондон видели в этом союзе единственное средство предотвратить оккупацию Польши Рейхом, так как сами не могли быстро развернуть свои армии против Гитлера. К тому же во Франции общественность не горела желанием «умирать за Данциг». Сталину же переговоры с Парижем и Лондоном нужны были для давления на Гитлера. Еще 7 августа Политбюро приняло решение в нужный момент предъявить партнерам заведомо неприемлемое требование о предварительном допуске Красной Армии на территорию Польши и Румынии. Согласиться на это требование без согласия Польши и Румынии Англия и Франция не могли. А шансов получить согласие Варшавы и Бухареста не было. По словам Уинстона Черчилля, «препятствием к заключению такого соглашения (с СССР) служил ужас, который эти самые пограничные государства испытывали перед советской помощью в виде советских армий, которые могли пройти через их территории, чтобы защитить их от немцев и попутно включить в советско-коммунистическую систему. Ведь они были самыми яростными противниками этой системы. Польша, Румыния, Финляндия и три прибалтийских государства не знали, чего они больше страшились, — германской агрессии или русского спасения». Также сомнения в боеспособности Красной Армии были одной из важных причин, почему Англия и Франция в 1939 году не спешили заключать военный союз с СССР. Чемберлен еще в марте признавался в одном частном письме, что не верит, что Советская Россия «сможет вести эффективные наступательные действия, даже если захочет». Слабость Красной Армии вскоре доказала советско-финская война. Но Чемберлен серьезно ошибался, когда говорил членам своего кабинета, что не верит в «прочность России и сомневается в ее способности оказать помощь в случае войны».
Обвинив партнеров в нежелании надавить на Польшу и Румынию, Москва прервала переговоры и 21 августа объявила о намерении принять рейхсминистра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа. Из-за спешки советскую ПВО не успели предупредить, и самолет Риббентропа был обстрелян. В Берлине закрыли глаза на инцидент. Соглашение с СССР было важнее.
22 августа, накануне заключения советско-германского пакта, Чемберлен писал Гитлеру: «Каким бы ни оказался по существу советско-германский договор, он не может изменить обязательство Великобритании по отношению к Польше, о котором правительство Его Величества неоднократно и ясно заявляло и которое оно намерено выполнять». Соглашаясь на советско-германский пакт о ненападении, фюрер знал, что нападение Германии на Польшу приведет ко Второй мировой войне.
23 августа Риббентроп прибыл в Москву, где вместе с Молотовым подписал Договор о ненападении и секретный дополнительный протокол к нему о разграничении «сфер интересов». На протоколе настояла советская сторона. В Польше оно было проведено по линии рек Нарев, Висла и Сан. Кроме того, Германия получала Литву, а СССР — Латвию, Эстонию, Финляндию и Бессарабию. Договор дал зеленый свет германской агрессии против Польши, а тем самым — и Второй мировой войне. Гитлер 28 августа заявил своим партийным соратникам: «Это пакт с сатаной, чтобы изгнать дьявола». Сталин считал точно так же, рассчитывая, что, когда Гитлер увязнет на Западном фронте, можно будет ударить ему в спину и захватить как минимум пол-Европы.
Впоследствии Сталин, а вслед за ним — другие советские политики и историки утверждали, что СССР вынужден был пойти на подписание пакта о ненападении с Германией, поскольку в августе 1939 года существовала реальная угроза образования единого антисоветского фронта Германии, Италии, Англии и Франции. В действительности в тот момент между Гитлером и западными державами после оккупации и расчленения Чехословакии отсутствовало даже минимальное взаимное доверие, необходимое для создания каких-либо совместных политических комбинаций, не говоря уже о едином антисоветском фронте. Кроме того, было хорошо известно, что как политическое руководство, так и общественное мнение Англии и особенно Франции не хотело воевать ни с кем: ни с Германией, ни с Россией. Также и прямое нападение Германии на Советский Союз в одиночку, без поддержки союзников, равно как и советское нападение на Германию без поддержки Англии и Франции, в августе 1939 года не могло рассматриваться в качестве реальных политических альтернатив ни Сталиным, ни Гитлером, ни британскими и французскими лидерами. Сталин сознательно сталкивал Германию с Англией и Францией, но воевать собирался только против Германии, чтобы в ходе такой войны максимально расширить зону своего влияния в Европе. Советский вождь ошибся только в том, что не ожидал немецкого нападения в 1941 году и в том же году собирался ударить первым. Безопасность СССР договор не обеспечил и привел к огромным потерям в войне с Германией. Однако пакт о ненападении гарантировал в конечном счете союз с Англией и США и советскую победу во Второй мировой войне.
Миф битвы за Атлантику
Битвой за Атлантику называют действия германского флота, и в первую очередь подводных лодок, в ходе Второй мировой войны, направленные на пресечение снабжения Британских островов, а также действия британского и американского флотов, направленных на уничтожение германских надводных рейдеров и субмарин в Атлантике и прилегающих к Британским островам морях. Термин «Битва за Атлантику» впервые официально употребил Уинстон Черчилль в речи 6 марта 1941 года в связи с резко возросшими потерями английского торгового флота. Главный миф битвы за Атлантику связан с утверждением, что с помощью подводных лодок Германия едва не поставила Англию на колени.
Германия также надеялась вынудить Англию к миру как с помощью подводной войны, так и посредством и действий надводных кораблей-рейдеров против британского торгового судоходства. Вплоть до июля 1940 года война на море велась по нормам призового права, главный упор делался на надводные корабли, а нейтральные суда не подвергались атакам. Однако от тактики надводного рейдерства пришлось отказаться после того как британскому флоту с большим трудом и с потерей линейного крейсера «Худ» удалось выследить и потопить крупнейший немецкий линкор «Бисмарк» 27 мая 1941 года. Его гибель как раз совпала по времени с захватом германскими десантниками Крита. Турецкий министр иностранных дел так прокомментировал эти события: «У англичан еще много островов, разбросанных по всему миру, а второго „Бисмарка“ у немцев не будет». Для строительства крупного надводного флота, в том числе совершенно необходимых для успешного ведения войны на море авианосцев, у Германии не было ни времени, ни средств, поскольку основные мощности промышленности использовались для нужд сухопутных сил, авиации и подводного флота. Единственный немецкий авианосец «Граф Цеппелин» так и остался недостроенным.