Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 96

Степан Богданович Глебов (ок. 1672–1718) был любовником жены Петра I Евдокии Лопухиной. В 1718 г. он по обвинению в заговоре против Петра был после жестоких пыток присужден к смертной казни и 16 марта 1718 года посажен на кол. Глебов был одет в шубу и теплые сапоги и умер только спустя четырнадцать часов. О подробностях гибели Глебова Достоевский узнал из шестого тома "Истории царствования Петра Великого" Н. Г. Устрялова (1859).

Здесь противопоставлено идейное единомыслие, будто бы существовавшее в России еще полтора века назад, и идейный разброд 1860-х, который внушал Достоевскому большую тревогу. Писатель полагал, что злодейства со стороны власти существовали всегда, но реакция на них общества была разной. Во времена Петра оно было едино как в их моральном осуждении, так и в понимании того, что эти эксцессы не должны приводить к отрицанию самого института монархии и самодержавной власти. В XIX же веке появились нигилисты, которые стали использовать пороки и преступления власти для борьбы с самой властью и отрицания знаменитой триады православия, самодержавия и народности. Вот это и тревожило Достоевского, видевшего выход в приближении интеллигенции к народу, который хранит истинно православную веру.

Вспомним, какой видит Настасью Филипповну князь Мышкин, сперва еще только на портрете; "Она была сфотографирована в черном шелковом платье, чрезвычайно простого и изящного фасона; волосы, по-видимому, темно-русые, были убраны просто, по-домашнему; глаза темные, глубокие, лоб задумчивый; выражение лица страстное и как бы высокомерное. Она была несколько худа лицом, может быть, и бледна…

— Удивительное лицо! — ответил князь, — и я уверен, что судьба ее не из обыкновенных. Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами в начале щек Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра ли она? Ах, кабы добра! Все было бы спасено!

— А женились бы вы на такой женщине? — продолжал Ганя, не спуская с него своего воспаленного взгляда.

— Я не могу жениться ни на ком, я нездоров, — сказал князь.

— А Рогожин женился бы? Как вы думаете?

— Да что же, жениться, я думаю, и завтра же можно; женился бы, а чрез неделю, пожалуй, и зарезал бы ее".

Мышкину дано предвидение судьбы других, но не своей. Он точно узрел в своей любимой гордость и страдания, страсть и высокомерие. Она вся соткана из противоречий и, не в силах их преодолеть, гибнет от ножа того из любовников, кто сам несет в себе те же противоречия. Рогожину: "У тебя… Парфен Семеныч, сильные страсти, такие страсти, что ты как раз бы с ними в Сибирь, на каторгу, улетел, если б у тебя тоже ума не было, потому что у тебя большой ум есть". Она еще не подозревает, что на каторгу он улетит именно из-за нее.

Перебрав с 4 по 18 декабря 1867 года множество планов, Достоевский обрел идею изобразить "вполне прекрасного человека". В письме к своему старому другу поэту А. Н. Майкову от 31 декабря 1867 г. Достоевский признавался: "Труднее этого, по-моему, быть ничего не может, в наше время особенно… Идея эта и прежде мелькала в некотором художественном образе, но ведь только в некотором, а надобен полный. Только отчаянное положение мое принудило меня взять эту невыношенную мысль. Рискнул, как на рулетке: "Может быть, под пером разовьется!"

1(13) января 1868 г. он писал об этом же С А Ивановой: "Идея романа — моя старинная и любимая, но до того трудная, что я долго не смел браться за нее… Главная мысль романа — изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь. Все писатели, не только наши, но даже все европейские, кто только ни брался за изображение положительно прекрасного, — всегда пасовал. Потому что это задача безмерная. Прекрасное есть идеал, а идеал — ни наш, ни цивилизованной Европы — еще далеко не выработался". Утверждая, что единственное "положительно прекрасное лицо" для него Христос, Достоевский перечислял лучшие образцы мировой литературы, на которые он ориентировался: во-первых, на Дон Кихота Сервантеса, "из прекрасных лиц" стоящего "всего законченнее", затем на Пиквика Диккенса, который, правда, послабее Дон Кихота, и, наконец, на Жана Вальжана из романа "Отверженные" Виктора Пого. Последнего Достоевский ранее называл "провозвестником" идеи "восстановления погибшего человека". В первых двух случаях, по словам Достоевского, герой "прекрасен единственно потому, что в то же время и смешон." Является сострадание к осмеянному и не знающему себе цену прекрасному — а стало быть, является симпатия и в читателе". "Жан Вальжан, тоже сильная попытка, — но он возбуждает симпатию по ужасному своему несчастью и несправедливости к нему общества". Своего героя устами Аглаи Епанчиной Достоевский характеризует как "серьезного" Дон Кихота, соотнеся его с героем пушкинской баллады о "рыцаре бедном", самоотверженно посвятившем свою жизнь служению высокому идеалу.

21 марта 1868 года в черновике Достоевский писал: "Синтез романа. Разрешение затруднения.

Чем сделать лицо героя симпатичным читателю?

Если Дон-Кихот и Пиквик как добродетельные лица симпатичны читателю и удались, так это тем, что они смешны.

Герой романа Князь если не смешон, то имеет другую симпатичную черту: он невинен!" (IX, 239).





В черновиках Достоевский прямо называл героя "Князем Христом".

В набросках ко второй редакции 12 марта 1868 г. Достоевский сформулировал в записных книжках следующие положения:

"В РОМАНЕ ТРИ ЛЮБВИ: 1) Страстно-непосредственная любовь — Рогожин. 2) Любовь из тщеславия — Ганя. 3) Любовь христианская — Князь". Роль Мышкина по отношению к Настасье Филипповне определялась как стремление "восстановить и воскресить человека!". Трагическая судьба героини была предопределена с самого начала. Она стала символом оскорбленной и поруганной "красоты". Став жертвой своего опекуна Тоцкого, помещика и "раскапиталиста", а затем предметом циничного денежного торга, Настасья Филипповна "из такого ада чистая" вышла. Мышкин поражается: "Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами в начале щек Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра ли она? Ах, кабы добра! Все было бы спасено!", — а художница Аделаида Епанчина, глядя на тот же портрет, находит, что такая красота "сила", с которой "можно мир перевернуть!".

Достоевский в тетрадь с подготовительными записями к "Идиоту" внес заметку:

"Мир красотой спасется.

Два образчика красоты".

Эта мысль повторена в словах Мышкина о том, что "мир спасет красота!".

Водном из ранних планов (от 12 марта н. ст.) действие, связанное с Настасьей Филипповной, представлялось следующим образом: "С Н(астасьей) Ф(илипповной) дело идет весь роман так: Сначала ошеломленная, что стала княгиней, — в прачки. Потом — строгой и гордой княгиней. Аглая устраивает ей публичное оскорбление (сцена). 4-я часть (кончается).

Разврат неслыханный. Исповедь Князя Аглае. Темное исчезновение, ищут, в борд(еле). Хочет умертвить себя.

Восстановление. Аглая и Князь перед нею, ищут спасти ее. Она умирает или умерщвляет себя. NB. Рогожин. Аглая выходит за Князя — или Князь умирает.

Князь робок в изображении всех своих мыслей, убеждений и намерений. Целомудрие и смирение. Но тверд в деле.

Главное социальное убеждение его, что экономическое учение о бесполезности единичного добра есть нелепость. И что все-то, напротив, на личном и основано".

В одной из ранних (апрельских) записей появляется первый проект заключительных частей романа: "ИДИОТ ВИДИТ ВСЕ БЕДСТВИЯ. БЕССИЛИЕ ПОМОЧЬ. ЦЕПЬ И НАДЕЖДА СДЕЛАТЬ НЕМНОГО. ЯСНАЯ СМЕРТЬ. АГЛАЯ НЕСЧАСТНА Нужда ее в Князе".