Фаза боя

Но раздумывать некогда. Пули по холлу свистят так, словно против нас работает пулемётная рота. А дауны вместо того, чтобы прижаться к полу, бестолково мечутся, шарахаются от свиста пуль, спотыкаются о тела, вскакивают и снова мечутся. Это похоже на панику. Через несколько минут полиция и гвардия пойдут в атаку, и всё будет кончено, даже не начавшись. Я с одним автоматом их не сдержу.

—

Ложись! Ложись! Мать вашу!..

Я ору на даунов, а сам перебегаю вдоль разбитых окон, выбирая позицию. Впрочем, тут и выбирать нечего. Все позиции плохие. Пристраиваюсь за колонной и в положении с колена ловлю пулемётчика на мушку. Одна очередь. Неточно. Прицеливаюсь более тщательно и вновь даю очередь. Вижу, как трассирующие пули рикошетят от брони. Но и меня обнаружили. Второй пулеметчик переносит огонь на меня. Не страшно, я прикрыт колонной. Не меняя точки прицеливания, даю длинную очередь. Пулемёт замолкает и беспомощно задирает ствол вверх, а пулеметчик безжизненно перевешивается через борт. Почему-то никто не торопится сменить его. Умные ребята! Но второй пулемёт продолжает неистовствовать. И мне его никак не взять.

—

Иеремия!

Пригибаясь, ко мне бегут два человека. Иеремию я узнаю с трудом. Его лицо сильно ободрано и залито кровью. Зато в другом я с удивлением узнаю Соломона. Это удача. Я уже собрался было идти на пулемёт сам. Но Соломон — мужик более сообразительный, чем остальные дауны. Он справится.

—

Иеремия, отбери сотню человек и организуй атаку на тот броневик, — я указываю на бронеавтомобиль с замолчавшим пулемётом. — Особо не увлекайтесь, идите перебежками и побольше стреляйте. Вам надо просто отвлечь на себя внимание. А ты, Соломон… — Я даю Соломону гранату и объясняю, как ею пользоваться. — Подберёшься метров на пятнаддать. Ближе не надо, самого может убить. Бросай прямо в

кузов.

Через минуту сотня даунов, паля на ходу из винтовок, устремляется к броневику. Сразу весь огонь переносится на них. Сотня быстро тает.

Соломон, пользуясь тем, что в его сторону не стреляют, вплотную подбирается к кустам, из-за которых заливается, захлёбывается огнём пулемёт. Только бы не напутал! Он вполне может от волнения прижать к гранате снятое кольцо, а скобу отпустить. Нет, Соломон всё сделал правильно. За кустами грохочет взрыв, и пулемёт резко обрывает свою надоедливую болтовню.

— Куда? Стой! Назад! Назад! Мать вашу в дышло! Назад!

Бесполезно. Неуправляемая толпа даунов с восторженными криками, беспорядочно паля из винтовок, устремляется вслед за группой Иеремии. Время побери! Всё пропало! Из боковой улицы бьёт третий пулемёт. То ли он только что подтянулся, то ли молчал до сих пор. Его очереди отсекают толпу даунов от здания телецентра. А с фронта их выкашивает огонь полицейских и гвардейцев. На этой площади они, как муравьи на столе. Эх, Андрей, с кем тебе воевать приходится! Через несколько минут я останусь здесь один.

Не один, а с Соломоном! Он ползёт от кустов и тащит с собой пулемёт. Молодец! Сообразил. Хотя вряд ли пулемёт остался исправным после взрыва гранаты. Но всё равно молодец! Не то, что эти.

Пулемёта, работающего из переулка, я не вижу. Мне к нему под таким огнём никак не подобраться, Соломону тоже. Значит, телецентр мы потеряли. Обидно. Надо что-то предпринять. Но что? Вызвать подкрепление от Джорджа? Или от Петра? Хотя одно Время знает, в каком они сейчас сами положении. Но в любом случае до их подхода мы с Соломоном не продержимся. Остаётся одно: надо подняться наверх, собрать всех даунов, которые караулят помещения, и держаться в узле связи. Вряд ли по этому узлу будут бить из гранатомётов или орудий, связь им самим нужна. Что ж, это решение, пожалуй, единственно правильное.

Неожиданно в шум боя вплетается звук, от которого мне хочется заорать: «Ура!» Звук, который я узнаю в любой какофонии. Работает автомат Калашникова. Две короткие и одна длинная. Пулемёт захлёбывается и умолкает. Анатолий! Больше некому.

Теперь нас двое, и мы уже сила! Да еще и Соломон. Продержимся. Но как Толя проберётся сюда под таким огнём? Полиция и гвардейцы продолжают избиение потерявших всякое соображение даунов. Напряженно всматриваюсь, пытаясь углядеть между мечущимися даунами рослую фигуру Анатолия.

Передо мной вдруг возникает фигура в светло-лиловом пластиковом комбинезоне, и я чуть не натыкаюсь на неё. Анатолий! Ясно, он входил в режим ускорения собственного времени, и только это позволило ему благополучно миновать смертельно опасную зону. Внезапно до меня доходит, что Анатолий впервые использовал эту возможность в боевой обстановке. Мне становится интересно, какова будет реакция его организма после такой перегрузки. Нездоровый, надо сказать, интерес.

А реакция не заставляет себя ждать. Колени у Анатолия подгибаются, руки дрожат. На пол со стуком падают автомат и пулемёт, который он захватил из броневика. Анатолия трясёт, он тяжело дышит и бледнеет. На лбу выступает обильный пот и тут же ручьями стекает по лицу. Классический отходняк.

Я подхватываю своего друга, помогаю усесться на пол, прислонив спиной к колонне. Надо срочно принять допинг. Отстёгиваю от пояса фляжку с коньяком, которую я предусмотрительно наполнил из запасов Мирбаха. Протягиваю её Анатолию.

—

Глотни как следует.

—

П… п… по… по… поможет?

—

Мне помогает. Эк развезло тебя, бедолагу. Глотни и ненадолго расслабься. Молодец, догадался. Но всё равно, под пулями такие вещи мало помогают. Надо было ползком и перебежками.

—

Не знаю, — Анатолий открывает глаза, лицо его порозовело, лоб высох. — Почему мало помогает? Я видел, как движутся пули, и лавировал между ними.

—

Движутся?! Не летят, а движутся? Ты с ума сошел! Тебя Лена не предупреждала разве, что до такой степени ускоряться крайне опасно? Ты представляешь, сколько лет своей жизни ты сейчас потерял? Такое, Толик, даром не проходит! За всё приходится платить.

—

Плевать! Не важно, сколько лет жизни я потерял. Главное, сейчас жив остался.

—

Резонно. Только учти на будущее: всё должно быть в меру. Это как коньяк, — я выразительно потряхиваю фляжкой.

—

Понял. А это кто?

Анатолий смотрит на Соломона, который уже выбрался с площади и приближается к нам с пулемётом в руках.

—

Это Соломон. Отличный мужик! Видел бы ты, как он уделал броневик с пулемётом. А ведь первый раз в жизни гранату бросал. Соломон, ваши по глупости всей толпой высыпали на площадь. Из них мало кто вернётся. Беги по этажам, посылай всех сюда, иначе мы не удержимся. Оставь там только охрану пленных и на узле связи. Как там лорд Мирбах? — спрашиваю я уже у Анатолия.

—

Психует, — коротко отвечает тот.

—

Так и должно быть. Пусть психует. Он думал, что будет двигать мной как пешкой и, когда придёт время, разменяет. Хрен ему в сумку! Эта пешка намерена пройти в ферзи! Ты оклемался? Тогда давай попробуем помочь этим люмпенам выбраться из той заварушки, в которую они по недоумию себя загнали.

—

Не слишком-то почтительно относишься ты к своим соратникам.

—

А как, Толя, к ним еще относиться? Когда человек питается человечиной и считает это в порядке вещей, сколько ему осталось быть человеком? Еще несколько поколений, и они превратятся в настоящих морлоков. Так что, друг мой, не зацикливайся на этических проблемах, а рассматривай их как обычное пушечное мясо. Есть и среди них личности. Но основная масса иного отношения не заслуживает. Вот за детей их стоит побороться, это нормальные человеческие детёныши. Ну так за них-то мы и воюем. А родителей не жалеем. И ты не жалей.

Рассуждая таким образом, я проверяю ручной пулемёт, который принёс Соломон. Вопреки моим сомнениям, он вполне исправен, только патронов маловато, не больше сорока штук. Зато Анатолий не забыл захватить с собой из броневика запасную коробку с лентой. Мы с ним делим поровну патроны, занимаем позиции и открываем огонь по полиции и национальной гвардии.