Было ли счастье?

Нет, с горечью подумала она. Гай был не из тех, кто повторяет свои ошибки дважды. Безнадежно рассчитывать на то, что он даст ей возможность повторить свой трюк.

Стук в дверь нарушил внезапно наступившее тяжелое молчание. Гай немного помедлил, будто хотел сказать еще что-то, затем вздохнул и легкой стремительной походкой дикого животного вышел на стук. Он вернулся, везя перед собой накрытый столик на колесиках. Марни отрешенно сидела в кресле, глядя на невидимую точку на ковре.

— Сядь, поешь, — сказал он угрюмо.

Марни слегка тряхнула головой, чтобы отделаться от своих мыслей, затем встала.

— Хочу сначала причесаться, — сказала она и, вышла из комнаты, прежде чем Гай успел заметить печаль в ее глазах, вызванную коротким мысленным путешествием в прошлое.

Через пять минут не только волосы, но и самообладание более или менее вернулись к Марни, и она впервые обратила внимание на комнату, в которой находилась, чтобы понять, каким образом Гай намерен провести эту ночь и на что должна рассчитывать она. Комната была обставлена в классическом стиле — синее в сочетании с нейтрально-бежевым, посередине господствовала огромная двуспальная кровать.

Кругом виднелись знакомые и безошибочные признаки присутствия Гая. На стуле валялся небрежно брошенный шелковый халат. На кровати была белая рубашка, которую он, очевидно, снял, чтобы переодеться в чистую? На тумбочке у кровати лежала кучка мелочи, которую он, как обычно, оставлял там. Он терпеть не мог, когда в карманах звенела мелочь, и при первом удобном случае старался от нее избавиться. Поэтому Марни всегда собирала ее и складывала в большой кофейник, затем тщательно пересчитывала и прятала в сумочку, а затем относила в какую-нибудь благотворительную организацию, для которой эта «мелочь» была целым состоянием. Его забавляло, как она аккуратно собирала эти бросовые деньги, но она с вызовом выговаривала ему:

— Можешь стоять здесь и смеяться, но, между прочим, в этом месяце ты ухитрился выбросить сто девяносто пять фунтов мелочью! Хорошо, что Армия Спасения не столь избалована, — ворчала она. — Они не станут возражать, если такие деньги будут звякать в их карманах!

— Значит, они должны быть благодарны мне за то, что я не переношу, когда они звякают у меня, — парировал Гай, которого все это лишь забавляло.

Марни улыбнулась про себя, проводя мизинцем по блестящей кучке. На вид фунтов пять, прикинула она. Жаль, что у нее сейчас нет при себе сумочки, чтобы спрятать их для Армии Спасения.

Но все это уже было, подумала она, слегка содрогнувшись. Она опять втянута в орбиту Гая, и на сей раз ей суждено остаться в ней, видимо, надолго. Она почувствовала, как в животе у нее все сжалось, ей стало трудно дышать. Она повернулась и огляделась.

Интересно, неужели он рассчитывает сегодня спать с ней?

Ее взгляд остановился на черном шелковом халате, и в ее воображении возник образ — Гай небрежно бросает этот халат на стул, обнажая свое крепкое и гладкое тело, волнующе гибкое в своей наготе. Пижамы не было видно. Гай никогда ничего не надевал в кровати. Когда она как-то осмелилась задать ему вопрос об этом, он ответил:

— Для того, чтобы было тепло, мне нужна только ты.

О господи! Ее грудь тяжело вздымалась. Она просто не может — не может! — вот так лечь в постель с ним сегодня, как будто за эти четыре года не произошло ничего особенного!

Она резко повернулась, бросив на эту проклятую постель последний взгляд, и вышла из комнаты, но задержалась в холле, закусив зубами свою дрожащую нижнюю губу, и с надеждой бросила взгляд на еще одни двери, ведущие из холла.

Может быть, здесь есть еще одна спальня? Сердце ее забилось, и она открыла дверь рядом с той, что вела в спальню Гая. И тут же чуть было не вскрикнула от радости, увидев, что это действительно спальня.

Марни осторожно прикрыла дверь, надеясь в душе, что если она будет действовать с умом, то, возможно, именно там она и проведет сегодняшнюю ночь. Она знала Гая. Знала его достоинства и слабости. Если использовать кое-какие хитрости, то можно было повернуть дело так, как нужно ей.

Было уже десять, когда они поужинали, откинулись на спинки своих кресел, отодвинув пустые кофейные чашки, и Марни сладко зевнула, показывая, что хочет спать.

— Можно одолжить твою рубашку вместо ночной? — спросила она, поднимаясь.

Гай медленно встал с кресла, спокойно-дружелюбная атмосфера, которую им удалось установить на время ужина, моментально испарилась.

— Тебе и так не будет холодно сегодня ночью, Марни, — тихо проговорил он. — Тебе не понадобится рубашка, поскольку я буду рядом и не позволю тебе простудиться.

Марни чуть помедлила, выходя из-за стола, затем не спеша повернулась к нему.

— Знаешь, Гай, — тихо сказала она, — несмотря на все то, что произошло между ними — а я признаю, что далеко не все было прекрасно, — я ни разу не усомнилась, что ты уважаешь меня.

Это замечание застигло его врасплох, он резко выпрямился.

— Разумеется, это так, — настороженно подтвердил он, ожидая продолжения.

— И до того, как мы с тобой поженились, — хотя, я знаю, ты сильно хотел меня, — ты всегда проявлял уважение, умея сдерживать себя в самые критические минуты.

Он коротко кивнул.

— Разумеется. Ты хочешь сказать, что я хотел, чтобы моя невеста в нашу брачную ночь была невинной.

— Вот именно, — подтвердила она, неожиданно тронутая тем, с каким благоговением он произнес эти слова. — И ты ведь знаешь, Гай, — продолжала она, не отводя взгляда от его глаз, — что в моей жизни, кроме тебя, мужчин не было.

В его глазах вспыхнуло выражение гордости и торжества, которое ему не удалось скрыть.

— Я верю тебе безоговорочно.

Его доверие было несомненным — еще одно обстоятельство, что неожиданно смягчило ее.

— Меня всегда поражало в тебе, Марни, — проговорил он слегка охрипшим голосом, — что ты можешь оставаться столь чистой, хотя я знаю, какая страсть может гореть в твоем теле. Неужели ты боишься, что я сделаю тебе больно? — неожиданно спросил он, совершенно неправильно истолковывая ее слова. Он обошел вокруг стола и ласково взял ее за плечи. — Я очень хорошо знаю, как долго мы не были вместе, Марни. И я схожу по тебе с ума — я так хочу почувствовать теплоту и упругость твоего тела рядом с моим, но я буду любить тебя так же нежно и осторожно, как и в тот первый раз, когда ты стала моей. Можешь не бояться меня.

— Нет, ты не...

Она хотела сказать «не понял меня». Но его губы похитили с ее губ последнее слово, прежде чем она успела его произнести, и все то, что она с такой тщательностью продумала, вдруг предало ее и ушло. Остался этот поцелуй, такой ошеломляюще нежный, что ей показалось, что она вернулась в прошлое, в ту ночь, когда пять лет тому назад Гай впервые заключил ее в объятия как свою супругу.

И Марни, отдавшись этому воспоминанию, отвечала ему, лаская его губы губами. В то же время она отчаянно и безрезультатно пыталась мысленно отделить прошлое от настоящего, старалась не забывать, почему она здесь, кто она, с кем она и что он сделает с ней, если она потеряет бдительность и ослабит оборону. Но это настоящее, шутя, ломало все препоны, которые она так изощренно и долго строила, которым училась всю жизнь. Этот поцелуй был совершенно необыкновенный — нежный, полный любви, обещающий все то, что она когда-то дерзко надеялась получить и что потом ломала, подавляла, выжигала в своей душе и гордилась этим.

Когда он нежно, но Сильно прижал ее к своей мускулистой, сильной груди, она позволила себе расслабиться, позволила вырваться из клеток всем тем дерзким мечтам, которые еще не умерли в неволе, с жадностью обхватила его за шею, ощутила, какое это счастье — быть слабой и доверчивой. Их губы раскрылись, языки сплелись, сильная, жаркая волна желания подхватила их, сбила дыхание и понесла за собой.

— Марни, — прошептал он в ее полураскрытые губы, — какое блаженство.

И тут волна вдруг оставила ее и больно швырнула на берег.