Страница 94 из 114
И он, забыв о завтраке, принялся рассказывать. Он говорил без пауз и остановок, рассказывая обо всем, что произошло в усадьбе со времени его приезда; при этом он не стал говорить о своих подозрениях, описывая только череду конкретных событий. Эмброуз рассказал о найденных документах — дневнике Лабана, газетных статьях, о тяжбе Элайджи с соседями, о его переписке с преподобным Уордом Филлипсом и так далее, после чего добавил, что все это я должен буду прочитать до того, как он перейдет к самому главному. Он называл это загадкой. Выслушав его рассказ, я также пришел к выводу, что мы столкнулись с гигантской головоломкой, составленной из бесчисленного количества фрагментов. Постепенно и я начал понимать, что Эмброуз попал в какую-то чудовищную западню. Пытаясь его успокоить, я предложил на время забыть о делах и заняться завтраком, и вообще поменьше думать о таких вещах, иначе страхи могут перерасти в навязчивую идею.
Сразу после завтрака я отправился в кабинет читать бумаги Эмброуза, предварительно разложив их в том порядке, в каком они были у него. Чтение заняло у меня более часа; еще некоторое время я потратил на то, чтобы обдумать прочитанное. Действительно, настоящий «набор загадок», как говорил Эмброуз, и все же из них можно было сделать определенные выводы.
Первый и наиболее вероятный: Элайджа Биллингтон, а до него Ричард Биллингтон (или лучше сказать: Ричард Биллингтон, а после него — Элайджа) были втянуты в некие таинственные действия, суть которых так и осталась невыясненной. Можно предположить, что они были связаны с каким-то древним злом; впрочем, не следует забывать, что в те времена люди были крайне суеверны, особенно в провинции, и, значит, вполне могли распускать самые невероятные слухи и сплетни. Одно было ясно — Элайджу Биллингтона боялись и недолюбливали, и все из-за странных «криков», доносившихся по ночам из леса близ его усадьбы. С другой стороны, и Уорд Филлипс, и Джон Друвен, и, предположительно, третий гость, пришедший в тот вечер навестить Элайджу, — некий Деливеранс Уэстрипп — не были малограмотными провинциалами, но по крайней мере двое из этих джентльменов поверили в то, что Элайджа Биллингтон занимается чем-то чудовищным.
Но какими свидетельствами они располагали? Их беспокоил шум, доносившийся из его усадьбы, странные «крики» и «визг какого-то животного», о которых поведал главный оппонент Элайджи, Джон Друвен, так таинственно исчезнувший после череды столь же таинственных исчезновений других людей и найденный спустя полгода, как и первые жертвы. Никто не смог тогда объяснить, каким образом тела, которые искали на протяжении нескольких месяцев, оказались в таком состоянии, словно люди были убиты совсем недавно. Перед уходом из дома Друвен оставил отчаянную записку, в которой сообщал, что Элайджа «что-то подсыпал» ему в еду, таким образом приобретя власть над его разумом, и теперь заманивает его к себе, и он не смеет ослушаться. Значит, три гостя, что пришли тогда навещать Элайджу, успели что-то заметить. Однако что именно — этого никто не знал.
И это все, что смогли в ту пору предъявить обвинители Элайдже Биллингтону. Однако, сложив воедино все факты, предположения и косвенные улики, как прошлые, так и настоящие, мы получаем картину, не согласующуюся с яростной защитой со стороны самого Элайджи Биллингтона, напрочь отвергавшего выпады Друвена и ему подобных как инсинуации. Даже если забыть о том, что говорили об Элайдже, некоторые эпизоды из его жизни оказываются весьма странными, чтобы не сказать пугающими. И если сбросить со счетов время — в равной мере учитывая как самые ранние, так и позднейшие открытия, — то выводы напрашиваются самые мрачные.
Первый — это слова самого Элайджи, когда он гневно осудил отзыв Джона Друвена на книгу преподобного Уорда Филлипса «Чудеса магии на обетованной земле Новой Англии»: «…есть вещи, о которых не следует упоминать всуе». Вероятно, как справедливо заметил Уорд Филлипс, Элайджа действительно знал, о чем говорил. Теперь следует вспомнить дневник мальчика. В нем говорилось, что в лесу возле усадьбы Биллингтонов действительно что-то происходило, и не без участия Элайджи. Нет, речь шла не о контрабанде, как поначалу решил мой кузен Эмброуз, поскольку надо быть идиотом, чтобы устраивать шум в таком месте, где хранятся запрещенные товары. Это было что-то страшное и загадочное, о чем можно судить по некоторым замечаниям в дневнике и моему собственному опыту пребывания в усадьбе. Мальчик писал, что его приятель, индеец Квамис, «стоял на коленях и громко произносил слова на языке, которого я не знал… я расслышал только слова "нарлато" или "нарлотеп"». Нечто похожее выкрикивал и мой кузен в ту ночь, когда бродил по дому: «Йа! Ньярлатхотеп». Несомненно, это были те же самые слова.
Возможно, индеец кому-то или чему-то молился, ибо туземцы часто обожествляют непонятные для них явления; это относится и к американским индейцам, и к африканским неграм, которые, как известно, поклонялись даже фонографу, поскольку не знали, что это такое.
Далее возникает еще один вопрос — вырванные из дневника страницы. Скорее всего, они относились к тому периоду, когда в усадьбу Биллингтона пришла так называемая комиссия, чтобы провести «расследование». Если это так, то не мог ли мальчик заметить что-то такое, что потом могло объяснить случившееся впоследствии? И не мог ли его отец, обнаружив записи сына, немедленно их уничтожить? Мог, как мог уничтожить и весь дневник. Если он и в самом деле занимался в лесу какими-то мерзостями, записи в дневнике оказывались для него чертовски опасными. Вместе с тем в дневнике сохранились страницы, на которых были описаны другие, не менее важные события. Видимо, Элайджа уничтожил только самые опасные записи, те, что могли повредить ему на суде; после этого он вернул дневник сыну и попросил больше ничего не писать. Это объяснение показалось мне наиболее вероятным; кроме того, становилось понятно, каким образом дневник Лабана уцелел и впоследствии оказался в руках моего кузена Эмброуза — именно потому, что из него были вырваны те страницы, что не понравились отцу мальчика.
И все же самый загадочный из всех фактов скрывался в цитате, взятой из одного любопытного документа, озаглавленного «О злых чарах, творимых в Новой Англии демонами в нечеловеческом обличье»:
«Говорят, что некий Ричард Биллингтон, начитавшись книг о темных силах и по наущению злых колдунов, с которыми свел знакомство, якшаясь с индейцами… устроил в лесу круг из камней, в котором возносил молитвы дьяволу, то есть Дагону, и совершал богопротивные колдовские ритуалы… Он признался, что испытывает великий страх перед некой Тварью, которую сам же вызвал с ночных небес. В тот же год в лесу, где находились камни Ричарда Биллингтона, произошло семь убийств…»
Этот отрывок наводил на страшные мысли, и вот почему. Ричард Биллингтон жил двести лет назад, но и в его время, и во времена Элайджи Биллингтона, и в наши дни происходило примерно одно и то же: «круг из камней» и страшные убийства. Ныне от этого круга почти ничего не осталось, но убийства продолжались. Странное совпадение, но совпадение ли?
В инструкциях, оставленных Элайджей Биллингтоном, запрещалось «взывать к холмам». Следует вспомнить, что во времена Ричарда Биллингтона существовала какая-то Тварь, которую он «вызвал с ночных небес» и которой страшно боялся. Еще одно совпадение, на этот раз совершенно невероятное. Но был к этой тайне и ключик: в одном из своих писем Элайджа писал, что «смысл» инструкций следует искать в «тех книгах, которые мы оставили в доме, расположенном в Биллингтонском лесу»; иначе говоря, ответ следовало искать в кабинете.
Итак, все оказывалось далеко не так просто. Учитывая тот факт, что Элайджа Биллингтон занимался в лесу чем-то таким, о чем мог знать только индеец Квамис, можно было предположить, что именно Элайджа каким-то образом разделался с Джоном Друвеном. Вероятно, Элайджа совершал что-то противозаконное; более того, способ, которым он избавился от Друвена, наводил на страшные мысли не только о самом Элайдже — на ум приходили жестокие убийства, творимые в районе Данвича. Отсюда можно было сделать только один вывод: Элайджа Биллингтон был к ним причастен. Тот же почерк.