Страница 86 из 114
— Это был самый великий колдун племени вампанугов. Мне про него дед рассказывал.
Отлично, уже что-то.
— И этот колдун, миссис Бишоп…
— Ох, не спрашивайте. Он все знал. И Биллингтон знал. Не стану я об этом рассказывать. Я старуха, мне уж недолго осталось, и все равно боюсь я об этом говорить. Вы лучше книги почитайте.
— Какие книги?
— Которые читал ваш прапрапрадедушка; там все написано. Станете читать, тогда все и поймете — как Он отвечал с холмов, как появлялся из воздуха, словно бы со звезды спускался. Только не делайте того, что делал Элайджа, потому как если явится Тот-Кого-Нельзя-Называть, кто знает, что он с вами сделает? Сейчас Он сидит и ждет. Сто лет прошло, а Он этого и не заметил, словно это было вчера. Время для него — ничто. И пространство тоже. Я бедная старая женщина, мне недолго осталось, но я вижу их тени, вот они, кружатся, витают над вами, хлопают крыльями и ждут, ждут. Не ходите на холмы и не пытайтесь никого вызывать.
Все это Дьюарт выслушал с ощущением нарастающей тревоги и того, что называется «морозом по коже». Предметы в комнате, и эта старуха, и сами звуки ее голоса — все казалось ему зловеще-загадочным; несмотря на окружающие его стены, он чувствовал себя слабым и беззащитным перед надвигающейся тьмой, которая давила на него, как и эти таинственные, увенчанные каменными кольцами холмы. Дьюарт готов был поклясться, что в эту минуту кто-то заглядывает ему через плечо, словно те старики из Данвича последовали за ним сюда и теперь слушают его разговор со старухой. Внезапно его сознание затуманилось, и вот уже комната ожила, по ней заметались какие-то существа, и Дьюарт, который был уже не в силах противостоять игре собственного воображения, не слышал ничего, кроме жуткого, пронзительного хихиканья.
Дьюарт резко поднялся.
Вероятно, старуха что-то почувствовала, поскольку сразу перестала хихикать и униженно заканючила:
— Не трогайте меня, хозяин, я старая женщина, мне недолго осталось.
И вновь, как и прежде, столь явное проявление трусливой покорности наполнило Дьюарта ощущением тревожного волнения. Он не привык к угодливости, против которой восставало само его существо, которая была противна ему до тошноты, ибо он прекрасно сознавал, что раболепие этих людей вызвано не уважением, а глупыми сказками об Элайдже, и от этого на душе становилось еще омерзительнее.
— Где я могу найти миссис Джайлз? — коротко бросил он.
— На том конце Данвича. Живет с сыном, он у нее не в себе, говорят.
Дьюарт уже ступил на крыльцо, когда за его спиной вновь послышался противный скрип, который у миссис Бишоп считался смехом. Несмотря на отвращение, он остановился и прислушался. Смех прекратился, его сменило неясное бормотание. И тут, к своему великому изумлению, Дыоарг понял, что старуха говорит не по-английски, а произносит какие-то странные звуки, которые здесь, среди лесов, он никак не ожидал услышать. Дьюарт напрягал слух, пытаясь разобрать отдельные слова. Насколько он мог определить, произносимые старухой звуки представляли собой странную смесь слов и придыхания; этот язык он не слышал ни разу в жизни. Вытащив из кармана конверт, Дьюарт попытался записывать транскрипцию звуков, но когда он взглянул на то, что записал, то увидел какую-то чепуху. «Н'гаи, н'га'гхаа, шоггог, й'хах, Ньярла-то, Ньярла-тотеп, Йог-Сотот, н-йах, н-йах». Вскоре бормотание старухи стихло, и в доме наступила тишина. Совершенно обескураженный, не веря своим глазам, Дьюарт смотрел на листок бумаги с написанными на нем знаками транскрипции; это было невероятно — почти неграмотная, дремучая деревенская старуха владела неизвестным ему иностранным языком с какой-то невероятной фонетикой; в одном он был абсолютно уверен — это не индейский язык.
Итак, с горечью приходилось признать, что ему не удалось узнать ничего, что могло бы добавить штрихи к портрету его далекого предка; вместо этого его все больше затягивало в водоворот тайн и загадок, ибо несвязная беседа с миссис Бишоп не дала ему ничего, кроме новых головоломок, начисто лишенных очевидной связи с Элайджей Биллингтоном или хотя бы с его именем, которое, словно магнит, притягивало к себе поток разрозненных воспоминаний, лишенных единого основания или смысла.
Бережно свернув конверт, Дьюарт сунул его обратно в карман; из дома не доносилось ни звука, слышался только шелест листьев на ветру. Дьюарт уселся в машину и поехал обратно — сначала по дороге, потом через деревню, где во всех окнах и дверных проемах, разглядывая его, торчали темные, молчаливые фигуры. Вскоре он подъехал к тому месту, где должен был находиться дом миссис Джайлз. Таковых было три «на другом конце Данвича», подходивших под описание миссис Бишоп.
Выбрав тот, что был посередине, Дьюарт постучал; не получив ответа, направился к самому дальнему — по меркам Аркхема, до него было бы три квартала. Его сразу заметили. Он не прошел и нескольких шагов в ту сторону, как из кустов внезапно выскочило сгорбленное существо и со всех ног бросилось к дому, выкрикивая на ходу: «Ма! Ма! Он идет!»
После чего существо скрылось в доме. Дьюарт, размышляя о полном обнищании и вырождении обитателей жалкой деревушки, последовал за ним. Крыльцо отсутствовало; фасадом дома была мрачная некрашеная стена с дверью посередине. Даже здесь, в атмосфере всеобщей убогости и уныния, этот дом можно было принять за нежилой сарай. Дьюарт постучал.
Дверь распахнулась; на пороге стояла женщина.
— Миссис Джайлз? — спросил Дьюарт, прикоснувшись пальцами к своей шляпе.
Женщина побледнела. Дьюарт почувствовал острое раздражение, но сдержался — только по причине любопытства.
— Простите, я не хотел вас пугать, — продолжал он. — Видите ли, я уже давно заметил, что моя внешность почему-то пугает жителей Данвича. Вот и миссис Бишоп перепугалась. Правда, она была столь любезна, что объяснила мне причину этих страхов: оказывается, я очень похож на своего прапрапрадедушку. Она сказала, что у вас есть его портрет. Вы не могли бы мне его показать?
Миссис Джайлз молча отступила в сторону; ее лицо немного порозовело. Проходя мимо женщины, Дьюарт краем глаза заметил, что ее рука, которую она прятала под фартуком, сжимает какую-то крохотную фигурку; когда же порывом ветра фартук слегка приподняло, Дьюарт успел разглядеть, что женщина держит в руке вещь, хорошо известную жителям немецкого Шварцвальда, некоторых районов Венгрии и Балкан, которые еще верили в колдовство; это был защитный амулет.
— Не пускай его в дом, ма.
— Мой сын боится посторонних, — коротко объяснила миссис Джайлз. — Подождите немного, я принесу картинку. Ей уже двадцать лет, она мне от отца досталась.
Дьюарт поблагодарил и уселся на стул.
Женщина скрылась в комнатах, откуда вскоре послышался ее голос, когда она начала успокаивать своего насмерть перепуганного сына — еще одно подтверждение необъяснимого страха, который испытывали перед Дьюартом жители Данвича. Впрочем, возможно, этот страх был вызван их общим невежеством, когда боятся вообще любого незнакомца. Миссис Джайлз вернулась и сунула портрет ему в руки.
Рисунок был примитивным, но весьма узнаваемым. Дьюарт был поражен — автор, несомненно любитель, нарисовавший этот портрет сто лет назад, сделал это столь искусно, что фамильное сходство становилось очевидным. Та же квадратная челюсть, тот же внимательный, твердый взгляд, тот же римский нос, только у Элайджи Биллингтона с левой стороны носа была шишка, а его брови были гораздо гуще. Кроме того, выглядел он гораздо старше, чем ныне Дьюарт.
— Вы будто его сын, — заметила миссис Джайлз.
— В нашем доме нет его портретов, — сказал Дьюарт. — Поэтому мне так хотелось его увидеть.
— Берите его себе, если хотите.
Дьюарт хотел было принять подарок, но потом подумал вот о чем: портрет, как ни мало он значил для этих бедняг, был единственной вещью, которой они могли бы похвастаться; ему же этот рисунок был не нужен. Поэтому, покачав головой и поблагодарив женщину, Дьюарт вернул ей портрет, вглядевшись напоследок в черты своего прапрапрадедушки.