Страница 18 из 114
Пошатываясь и спотыкаясь, я выбрался из страшной комнаты. Только теперь я начал понимать своего отца, не пожелавшего продавать поместье Пибоди; он мог узнать что-то от моего деда, который, скорее всего, собственноручно уложил Эзафа в гроб лицом вниз. Как бы они оба ни презирали все эти суеверные легенды и предания, у них не хватило духу открыто пренебречь доставшимся им жутким наследством. Я понял также, почему отсюда так поспешно съезжали все арендаторы — вероятно, на этом доме фокусировались какие-то таинственные и недобрые силы, находящиеся за пределами знаний и власти человека, равно как и любого другого живого существа; и еще я понял, что сам уже попал в сферу притяжения этих неведомых сил, сделавшись, таким образом, пленником старого дома и его зловещего прошлого.
Только теперь я обратился к последнему еще не изученному мной свидетельству — рукописи, которая, как оказалось, представляла собой дневник моего прадеда. Не медля более ни секунды, я бросился к столу, раскрыл лежавший на нем манускрипт и углубился в чтение. Записи, сделанные беглым почерком Эзафа Пибоди, перемежались многочисленными вырезками из писем, газет, журналов и даже книг, не имевшими между собой непосредственной связи и интересовавшими его постольку, поскольку все они касались необъяснимых и сверхъестественных событий, отражая общепринятые представления о черной магии и колдовстве. Его собственные записи, нерегулярные и отрывистые, были, однако, на редкость красноречивы.
«Сегодня сделал то, что должен был сделать гораздо раньше. Дж. начал обрастать плотью — невероятно. Однако это только часть наследства.
Перевернутый в гробу, он возвращается к жизни. Снова приходит его младший бес, с каждой новой жертвой тело все более набирает плоти. Переворачивать его обратно теперь уже бессмысленно. Остается только огонь».
Далее:
«Кто-то все время присутствует в доме. Кот? Я его часто вижу, однако поймать не могу».
«Да, это черный кот. Не пойму, откуда он взялся. Беспокойная ночь.
Дважды снилась Черная Месса.
Видел во сне кота. Он подвел меня к Черной Книге. Я поставил свою подпись.
Приснился чертенок по имени Бэлор. Славный малый. Объяснил мне все.
Я связан клятвой».
И вскоре после того:
«Сегодня приходил Бэлор. Не сразу его узнал. Он столь же обаятелен в облике кота, сколь ранее — в образе черта. Я спросил его, в каком обличье он служил Дж. Он ответил: в этом же самом. Привел меня в комнату наверху, показал один из странных, преломляющих пространство углов, который является выходом наружу. Все это сделал своими руками Дж. Кот объяснил, как сквозь него проходить…»
Читать дальше я был уже не в силах. Я и так узнал более чем достаточно.
Я узнал теперь, что в действительности произошло с останками Джедедии Пибоди. И я знал, что следует сделать мне. Преодолевая страх и отвращение, я направился к склепу, вошел внутрь и медленно приблизился к гробу своего прадеда. Тут я впервые заметил бронзовую пластинку, прикрепленную под именем Эзафа Пибоди, на которой было выбито следующее: «Горе тому, кто потревожит его прах!»
Я поднял крышку.
Хоть я и ожидал увидеть нечто подробное, но полученное мною потрясение отнюдь не стало меньше. С Эзафом Пибоди произошли чудовищные перемены. То, что раньше было лишь кучей костей, прахом и жалкими клочьями одежды, теперь начало обретать прежнюю телесную форму. Кожа и мясо вновь нарастали на скелете моего прадеда — плоть его постепенно возвращалась к жизни после того рокового дня, когда я столь бездумно нарушил ход событий, перевернув лежавшие в гробу останки. Здесь же, рядом с ним, я обнаружил еще один ужаснувший меня предмет. Это было сморщенное, иссохшее детское тельце, которое, хотя ребенок исчез из дома Джорджа Тейлора менее десяти дней назад, успело уже приобрести тот изжелта-пергаментный оттенок, который обычно достигается полным обезвоживанием и мумификацией!
С трудом преодолев оцепенение, я покинул склеп и начал сооружать на дворе костер. Я действовал с лихорадочной поспешностью, опасаясь быть застигнутым за этим занятием кем-нибудь посторонним, хотя в глубине души сознавал, насколько мала была эта возможность, ибо люди десятилетиями избегали показываться вблизи усадьбы Пибоди. Сложив дрова в огромную кучу, я вернулся в склеп и выволок наружу гроб с его жутким содержимым — точно так же, как много лет назад поступил сам Эзаф Пибоди с гробом Джедедии. Потом я стоял и смотрел, как огонь, разрастаясь, охватывает свою жертву, и был единственным, кто слышал пронзительный вопль ярости, вырвавшийся из самого сердца пламени.
Угли костра тлели всю ночь. Я наблюдал эту картину из окон дома. В один из моментов я почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся к двери.
Большой черный кот сидел у входа в мою комнату, не сводя с меня зловеще светившихся в полумраке глаз.
И я вспомнил тропу через болото, по которой шел прошлой ночью, отпечатки моих ног, испачканные в грязи ботинки. Я вспомнил глубокие порезы на запястье и Черную Книгу, в которой я поставил свою подпись. Точно так же, как ранее сделал это Эзаф Пибоди.
Повернувшись лицом к тому месту, где в тени затаился кот, я осторожно и даже ласково позвал его: «Бэлор!»
Он тотчас вошел в комнату и уселся напротив двери.
Стараясь не делать резких движений, я достал из ящика стола револьвер, тщательно прицелился и выстрелил.
Кот остался сидеть неподвижно, не отрывая от меня взгляда. Выстрел не произвел на него ни малейшего эффекта, даже кончики усов не шевельнулись.
Бэлор. Один из младших бесов.
Стало быть, вот оно — наследство Пибоди. Старый дом, парк и окружающий лес — все это было лишь поверхностной, материальной стороной того, что скрывалось за причудливо искаженными стенами тайной комнаты, за ночными кошмарами, за походом через топь и дьявольским шабашем в лесной чаще — того, что было отныне скреплено моей подписью на страницах Черной Книги…
Интересно, найдется ли кто-нибудь, кто после моей смерти — если я буду погребен тем же способом, что и все колдуны, — придет, чтобы перевернуть в гробу мои останки?
Окно в мансарде[21]
(Перевод О. Мичковского)
I
Вступая во владение домом своего кузена Уилбера менее чем через месяц после его безвременной кончины, я испытывал нехорошие предчувствия — уж очень не по душе мне было местоположение дома: глухая горная ложбина у подножия пика Эйлсбери. В то же время я находил справедливым то, что приют моего любимого кузена достался именно мне. Дом, о котором идет речь, был в свое время построен старым Уортоном. Внук этого фермера, недовольный скудным существованием на истощенной, бесплодной земле, переехал в приморский город Кингстон, после чего дом долгие годы пустовал, пока его не приобрел мой кузен. Как истинный Эйкли, он сделал это без всякого расчета, повинуясь первому побуждению.
В течение многих лет Уилбер изучал археологию и антропологию. Закончив Мискатоникский университет в Аркхеме, он уехал в Азию, где провел три года, побывав в Монголии, на Тибете и в провинции Синьцзян,[22] а следующие три года поровну поделил между Латинской Америкой и юго-западной частью Соединенных Штатов. Получив приглашение занять должность профессора Мискатоникского университета, он вернулся на родину, но от должности неожиданно отказался, а вместо этого купил поместье старого Уортона и принялся переделывать его на свой лад. Прежде всего он убрал все пристройки, оставив только одну, а затем взялся за центральное здание и придал ему еще более причудливый вид, нежели тот, какой оно приобрело за двести лет своего существования. Признаюсь, что я даже не догадывался о том, насколько радикальным переделкам подверглось здание, до тех пор пока сам не стал его владельцем.
21
Впервые опубликован в журнале «Saturn» в мае 1957 г.
22
Провинция Синьцзян — обширная территория к северу от Тибета, включающая пустыню Такла-Макан и восточную часть Тянь-Шаня. В середине XVIII в. эти земли были захвачены Китаем и в 1955 г. преобразованы в Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР.