Страница 61 из 92
Ценности офицеров-аристократов полностью соответствовали тем, что исповедовались в кадетских корпусах. Важное место среди них занимали физическая смелость, сила и выносливость; способность переносить боль, а также любые невзгоды и опасности, не теряя хладнокровия и присутствия духа. Развитое чувство товарищества, преданность и готовность подчинить собственную индивидуальность требованиям офицерства как группы и армии в целом также входили в этот кодекс. Очень высоко ценились стремление к лидерству и желание служить образцом. То же самое можно сказать и о некоторых практических военных навыках, например, об искусстве верховой езды, и, в особенности в последние десятилетия века, о меткой стрельбе и о способности быстро ориентироваться на местности. Аристократические и военные ценности и отличительные свойства зачастую создавали своеобразный симбиоз. В воспоминаниях графини Денхоф о детстве, проведенном в аристократическом прусском поместье, можно найти длинный перечень лошадей, развлечений на лоне природы и испытаний физической силы; все болезненные и неприятные случаи переносились без жалоб; иерархический порядок мира, основанный на подчинении старшим, принимался безоговорочно; столь же безоговорочным было подчинение всем правилам и условностям, присущим домашнему распорядку аристократического уклада. Судя по воспоминаниям об усадебной жизни в Англии и России, там происходило то же самое. Апологеты офицеров-дворян, подчеркивая, что домашнее воспитание прекрасно подготовило их к особенностям полковой жизни, не так уж далеки от истины. Закономерно также, что в тот период, когда аристократия неуклонно утрачивала большинство своих функций, представители высшего класса принимали мировоззрение офицерства и даже окружали его ореолом: ведь именно офицерство являлось группой, за которой и в эпоху империализма общество по праву признавало почетную роль[330].
«Полковые ценности» нередко оставляли желать лучшего. Офицерское собрание отнюдь не представляло собой благотворную почву для интеллектуалов, эстетов и оригиналов; не выходили оттуда и подлинно крупные политические деятели. Представления о чести, присущие офицеру-дворянину, порой проявлялись в утрированном, а то и опасном виде. Невежественные младшие офицеры взирали на штатских, как на людей, от природы лишенных чести, и с высокомерным пренебрежением относились к качествам, благодаря которым буржуазное общество оказалось столь жизнеспособным и созидательным. Возможно, именно необходимость сохранять особые военные представления о чести проявилась в упорной защите дуэли, к которой на протяжении веков забияки в мундирах питали особое пристрастие; дуэль сохранялась, несмотря на критические нападки тех, кто стремился защищать законы и цивилизованные нормы поведения[331].
Однако наивно будет просто подвергать осмеянию «полковые ценности», или воображать, что офицеров можно воспитывать так, словно им предстоит стать профессорами или искусствоведами. Джон Кигэн, в своем глубоком исследовании, посвященном битвам при Ватерлоо и Сомме, напоминает, если только подобное напоминание необходимо, об ужасающих кровавых бойнях, в которых участвовали молодые офицеры, и в которых от них ожидали проявления не только личного мужества, но и способности увлечь за собой солдат и поднять их боевой дух. Для того, чтобы внушить юноше подобные, совершенно чуждые естественной человеческой природе качества, да еще так, чтобы они сохранились и проявились в минуты максимального напряжения и опасности, требовались методы, весьма отличные от методов гуманистического либерального воспитания.
Труд Кигэна напоминает также о важности некоторых отвлеченных понятий, таких, как полковое знамя, и прежде всего, офицерская честь:
«В известном смысле самое глубокое из всех суждений о Ватерлоо не только лучше всего известно, но и наиболее банально: «победа при Ватерлоо была одержана на спортивных площадках Итона»[332]. Герцог, который сам был итонцем, превосходно знал, что лишь очень немногие из его офицеров были питомцами Итона и что футбол имеет мало общего с войной. Но он говорил не о себе, и не считал Ватерлоо спортивной игрой. Он высказал куда более тонкую мысль: победу над французами обеспечило отнюдь не более мудрое руководство или лучше продуманная тактика, не пламенный патриотизм, а хладнокровие и выдержка, стремление к совершенству и достижению целей ради них самих — то есть те самые качества, которым учатся, занимаясь спортом, уже ставшего важнейшим делом в жизни английского джентльмена».
Это высказывание приписывают герцогу Веллингтону (1762–1852), командовавшему британскими войсками в битве при Ватерлоо.
Наполеон понес поражение главным образом потому, что английские офицеры ревностно оберегали свое достоинство и были полны решимости сохранить свою репутацию, не проявив перед собратьями по профессии ни малейшего признака слабости, страха или недостатка хладнокровия, несмотря на все испытания, выпавшие на их долю. Полки удерживали свои позиции, «поддерживаемые той властью, которую офицеры сохраняли над собой и над своими людьми. Честь, в самом неожиданном смысле, восторжествовала»[333].
«Полковые ценности» не совпадали с ценностями капиталистического или буржуазного общества. Утверждение превосходства военных ценностей, которое часто встречается в консервативной литературе восемнадцатого — девятнадцатого веков, имело весьма печальные последствия, когда взгляды эти, в огрубленном и вульгаризованном виде, взял на вооружение фашизм. И все же, объявляя собственное профессиональное мировоззрение выше капиталистического культа денег и личной выгоды, офицеры действовали в духе, присущем профессиональным группам нового времени; с подобным утверждением, несомненно, согласится каждый житель современной Британии. Офицеры не грешили против истины, полагая, что качества и ценности, которые способствуют успешному руководству военными действиями, далеко не всегда вписываются в мир банков и фондовых бирж. По сути, размышления Э. Дж. Хайека исходят из концепции, в соответствии с которой основные принципы капитализма неестественны и противоречат природным инстинктам и традициям человечества. Мир, в котором деньги становились величайшей ценностью, а изворотливый финансист мог, по крайней мере потенциально, помыкать отважным, исполненным патриотических чувств воином, был аристократии совершенно не по нутру. Впрочем, новая шкала ценностей задевала убеждения практически всех слоев традиционно сложившегося общества, и потому в цикторианскую эпоху вызывала резкое неприятие отнюдь не только у аристократов. Даже сегодня многие представители западного общества все еще не в состоянии принять эту шкалу, как должное.
Офицеры девятнадцатого века в большинстве своем с недоверием относились к идеям радикального либерализма, не говоря уже о демократии или социализме. Радикалы могли проповедовать неприемлемые доктрины о всеобщем прекращении войн или о том, что необходимо заменить постоянные армии гражданским ополчением. Офицер в любом случае хранил верность власти, иерахии и дисциплине. Как правило, сам он исповедовал простые и ясные патриотические ценности, и требовал того же от своих солдат. Демократическая же политика означала партийные конфликты, классовые и этнические раздоры и компромиссы; ухищрения и полуправда парламентской жизни вошли у политических лидеров в привычку. Офицеры благородного происхождения имели особую причину с неприязнью относиться к демократии. Она несла ощутимую угрозу их собственным интересам землевладельцев или rentier, а также, несомненно, подвергала опасности интересы их братьев и кузенов. Демократическая политика грозила заменить представителей того сословия, к которому принадлежал офицер, правителями, чье социальное происхождение и манеры, возможно, вызывали у него презрение, и кого он, подчас не без оснований подозревал в том, что для собственного продвижения к власти они использовали средства, с точки зрения аристократа не этичные. Более того, эти новые правители отнюдь не были склонны ставить интересы и особенности офицерского корпуса столь же высоко, как это делала старая аристократическая политическая элита.
330
Marion Griffin Donhoff. Kindheit in Ostpreussen. Berlin, 1988.
331
Kiernan V. G. The Duel in European History. Honour and the Reign of aristocracy. Oxford, 1988 — предлагает интересный, хотя и несколько односторонний подход к данному вопросу.
332
Это высказывание приписывают герцогу Веллингтону (1762–1852), командовавшему британскими войсками в битве при Ватерлоо.
333
Keegan J. The Face of Battle. London, 1978. P. 194.