Расплата за жизнь

— Ну, чего ты дергаешься? Зинку хотел? Л я чем хуже? И у нее не с золотыми краями. Не серчай, мой козлик, петушок облезлый. Ты только нацелься, я твоя курочка! — вдавила мужика в постель, чтоб не сбежал.

За столом остались лишь самые крепкие, кого бутылкой коньяка с ног не сшибешь. Пили с девками за любовь! Пили за ласки, за глаза и губы, когда вдруг с треском распахнулись двери и в проеме встал наряд милиции.

— Всем оставаться на местах! — послышалась резкая команда.

— Ни с места! — заметили клиента, крадущегося к окну.

— Проверка документов! — гаркнуло над головами.

— Облава! — послышалось тихое, как стон.

— Ты кто? — выволок из–под рэкетирши тощего мужичонку дюжий сержант. И, глянув в испуганные глаза, спросил — Ты что, усрался раньше времени?

— Дядечка! Я из него тот документ час выдаиваю! И ничего не выжала! — пожаловалась рэкетирша.

— Куда его тянешь? Погоди! Еще не все! Он не отбашлял! — вцепилась другая в своего партнера руками и ногами.

— Подожди малость!

— Линяй скорей! Менты!

— Скрываемся! Шухер! — кинулись к окнам. Но притон был заранее взят в кольцо.

— Документы! — требовала милиция жестко, вглядываясь в лица, искала кого–то.

Всех подозрительных, без документов, затолкали в дежурную машину и повезли в отделение милиции, чтобы там разобраться с каждым в отдельности

— И с чего это они сорвались, как с цепи? — сетовала Софка, опечалившись. Она не знала, что у милиции на эту проверку были все основания.

В городе вспыхнула волна преступлений. Каждый день ограбления, насилие, а в последние два дня появились и трупы.

Это вывело милицию из терпения, и по городу пошли облавы, начались дежурства, патрулирование улиц, пошли повальные проверки всех злачных мест.

Со всех концов Орла привозили в райотдел каждого подозрительного. Не всегда доверяли документам. На многих делались запросы.

За неделю все камеры были переполнены. Одних после проверки отпускали. На их место вскоре привозили новых.

— Вот этого особо прощупать надо! — кивнул сержант на крепкого мужика, взятого в притоне Софки.

— А что он отмочил? — глянул лейтенант на указанного человека.

— Слинять хотел в окно! А потом махаться вздумал! Ну мы этой пташке популярно и показали, кто он есть! — крутнул в руках резиновую дубинку.

— Разберемся! А пока сунь его вниз. Пусть остынет! — распорядился лейтенант. И мужика втолкнули в холодную сырую подвальную камеру. Вспомнили о нем лишь на пятый день. Мужик уже с трудом волочил ноги.

— Кто будешь? Откуда? Выкладывай сам! И каждое слово будет проверено! — предупредили заранее.

— Бомж я! Уже два года!…

— Хватит! Бомжи по притонам не ходят!…

— Припекло, как мужик мужику колюсь!

— Кончай, бомжей лишь на пузо припекает!

— Мне обломилось зашибить на станции, на разгрузке леса. Вагоны разгружали.

— У них свои грузчики без работы. Пятый месяц без получки. В их кассе уже от вида денег отвыкли, — осек лейтенант, спросив строго: — Как в Орле оказался? С кем? Где промышлял?

Мужик отвернулся от булки с маслом, стакана чая, принесенных лейтенанту дежурным:

— Бомж я! Больше сказать нечего!

— Верните его в камеру. Пусть вспомнит. Когда захочет рассказать о родословной, позовете ко мне! — распорядился лейтенант. И точно так же поговорил с двумя другими.

Вскоре, отсеяв всех проверенных, милиция оставила у себя пятерых. Эти не могли подтвердить свою личность или не хотели. Их не били, не оскорбляли, не водили на допросы к следователю. Их просто забыли.

Молчаливая охрана изредка заглядывала в «волчки». Убедившись, что живы, уходила от дверей, ни о чем не спросив.

Еще через три дня сломался первый из задержанных:

— Крутой я! Кличка моя такая. Гулял по городу. Вместе с братанами. Никому нигде хвост не прищемил!

— Где жил?

— Нигде и везде!

— Откуда сам?

— Из Москвы.

— Как у нас оказался?

— К братану приехал. Вместе служили в Чечне. Думал, у него поживу. А он женился. Пришлось самому. В одиночку…

— Почему в Москву не вернулся?

— Я там никому не нужен, — опустил голову.

— А здесь что, родню нашел?

— Пусть не родня… Зато вместе.

— С кем? — насторожился лейтенант.

— С такими же, как сам…

— А поточнее?

— Ну, с братанами! Они такие же, как я!

— Все еще воюете! Не хватило с вас Чечни! Теперь у нас вздумали продолжить, защитники отечества? — дрогнули руки лейтенанта. Он закурил.

— А что делать оставалось? Жить не на что. Работы нет. Как узнают, что в Чечне воевал, сразу гонят. Как зверей. Будто мы сами напросились на войну. Да если бы вам хоть один из моих дней, пережить! А то все кричат, что с нами работать невозможно. Характеры плохие. Слишком быстрые на кулаки! Не надо доводить! Мы в окопах доказали свое. И воевали не хуже, чем другие, хоть и пацаны… Зато теперь нас наградили чердаками и подвалами. В награду! Много обещали лишь перед атаками. А когда все кончилось, удивились, что мы живыми остались. Решили доконать, — опустил голову.

— Как зовут тебя?

— Женька…

— Фамилия и московский адрес, — взялся за ручку лейтенант. И записав, спросил: — Сам расскажешь, с кем сдружился и что натворил?

Человек немного подумал:

— Сам скажу…

Женька участвовал в трех ограблениях. Назвал соучастников. Показал дома и квартиру, рассказал, как ограбили, что взяли, чем хотели заняться дальше.

— Нет, Быковых я не знаю. Не видел. И сталкиваться не приходилось. О других слышал, — ответил, не отводя глаз.

— Посмотри фотографии, может, узнаешь кого–нибудь из этих?

— Вот этого видел! — ткнул в фотографию Димки Быкова.

— Кто он? — спросил лейтенант.

— Я кликуху его знаю!

— Так какая она?

— Боксер! А второй, вот этот — Черный Барон.

— Ты с ними в делах?

— Нет. Вместе не пришлось. Дело одно хотели провернуть, но оно сорвалось.

— Какое дело? — поторопил внезапно умолкнувшего Женьку. Но тот съежился в комок.

— Не могу. Они достанут меня. И тогда… За себя, так черт со мной. Братанов достать могут. Они — не мы. Их не взять. Они любого скрутят.

— Ты их боишься?

— А вы с ними попробуйте сами…

— Где они прижились?

— Кому о том скажут? Они сами по себе промышляли. Они нас всех держали в кулаке последний год. Попробуй я их спросить, где живут? Они мне быстро определят, где мое жилье — на погосте. Им такое устроить, как два пальца обоссать. Они, как говорят, весь Афган насквозь прошли. С самого начала и до конца. Живодеры отпетые.

— Нигде они не воевали! Ни в Афгане, ни в Чечне! Это точно!

— Не может быть! Я в Чечне таких не видел! — проговорил Женька и, забывшись, пил чай, ел булку, придвинутую лейтенантом, и рассказывал: — Им угробить человека ничего не стоит. Мы бы вот так не смогли. Эти старика за ноги вздернули и башкой в выварку с кипятком. Чтоб сказал, где деньги прячет! Тот враз откинулся. Они за бабку. Схватили ее и давай шилом колоть. Каленым. Та воет, но молчит. Внучка не выдержала. Сказала. Они ее все равно грохнули, чтоб свидетелей не осталось.

— Где вы с ними должны были увидеться? — спросил лейтенант Женьку.

— Уже упущено время. Нас попутали. Они не станут ждать, сквозанут.

— Куда могут уйти?

— А черт их знает! Они — мокрушники. А мы против них — шпана. Из Орла не смывались.

— Чем вы были им обязаны? — спросил лейтенант.

— Положняк им давали. Они местные, а мы нет. Вот и обложили налогами. Когда башлями отмазывались, иногда на стрему брали кого–нибудь. Тогда мы долю не давали.

— А вам платили?

— Кто? Они дадут! Дай Бог живыми сорваться!

— Они говорили, где их найти в случае чего?

— Эти скажут! Они сами возникали! На кой нам надо было знать, где с ними встретиться? — ответил Женька.

Все остальные мало добавили к услышанному.

— Кого еще собирались ограбить Быковы? На кого напасть?

— Они нам не говорили. Боялись, что опередим или предупредим за навар. Да и знали мы о них мало. Лишь то, что видели своими глазами. Слышать про них приходилось больше…