Пасынки фортуны

Руслан спросил, чуть помедлив:

— А в эти дни, когда Заура не было, кто-либо со двора его звал?

— Нет.

— Давайте условимся, вы меня известите вот по этому телефону о дне похорон, — попросил следователь.

— Зачем? — удивился старик устало.

— Надо. Нужно.

— Ладно. Скажу, — согласился хозяин и, проводив Руслана, закрыл дверь. Отец Дамочки позвонил Руслану на следующий день. Сказал, что хоронить сына будет завтра на городском кладбище в четвертом часу дня. Сообщив

это, он тут же повесил трубку.

* * *

Похоронная процессия медленно двигалась по улице. За гробом Дамочки, едва переставляя ноги, шли отец с матерью да горстка соседей, таких же стариков, согласившихся из вежливости проводить Заура в последний путь. Сергей Арамисов отбивал марш Шопена на барабане. Рядом два молодых сержанта в штатском тоже старались. Один в медные тарелки бьет. Другой на трубе играет. Надо — так надо. Зачем? Пусть начальство решает.

Сергей нет-нет да и давит смешок в себе. Что ни говори, сам предложил следователю этот эксперимент. Может, он ничего не даст. Как знать? Руслан, видно, теперь тоже беспокоится. Клюнет — не клюнет? Наверняка не угадаешь. Но… И ничего, не теряет в этом случае следствие. Да и как найти Шефа?

Сергей равнодушно смотрел по сторонам. Размеренно колотил по упругим бокам барабана. Тот охал гулко. Так, что плечи соседей вздрагивали. Да и то сказать, барабан-то лейтенант впервые в руки взял. Вот и колотит его. Старается. Какой там такт? Правда, Руслан заставил Сергея целый вечер перед похоронами слушать и запоминать ритм этого траурного марша. Но, когда барабан повесил на плечи, из памяти все и вылетело. Хорошо еще, что сержантов из милицейского духового оркестра догадались взять. Опять же кого хоронят? Вора. А ему какая разница, как играет ударник? Старикам- родителям не до того.

Горе гложет. Арамисову не до марша. Свое обдумывает: клюнут — не клюнут? Дорога к кладбищу длинная, как вечность. И Сергей, вспоминая все, что связано с шайкой Шефа, поневоле вздыхал. Трудное дело досталось Руслану и ему, демобилизованному солдату, ставшему лейтенантом милиции. Но вот и кончился путь по городу. Теперь дорога свернула к кладбищу. Тут надо быть внимательным и не зевать.

Оркестранты вошли за ограду следом за катафалком. Кладбищенский сторож не спеша вышел из будки, повел к недавно вырытой могиле.

Сергей наблюдал. Сторож, указав место, не торопился уходить. Топтался рядом с гробом.

«Что он хочет, каналья? Выпить за упокой? Или шепнуть?» — Арамисов незаметно, боком, протиснулся поближе. Сторож взял за локоть отца Дамочки. Наклонился к самому уху:

— Друзья вашего сына просили кое-что передать.

Старик не услышал. Он смотрел на сына. Тогда сторож кашлянул.

— Ну что? Что еще? — глянул на него старик. И вдруг, сообразив, полез в карман, достал пятирублевку, сунул в руку сторожа. Тот смутился. Вернул.

— Почему? — удивился старик.

— Не надо.

Кто-то из соседей предложил опустить гроб. Но отец удержал. Он наклонился к лицу сына, словно все еще не верил в случившееся. Черной печалью прилипла к гробу мать.

Сторож отошел на несколько шагов. Ждал. Сергей следил за ним. Вот и отбиты последние аккорды. Гроб опустили. Жесткие комья земли застучали по крышке торопливо. Вскоре могила была засыпана. Соседи, побыв еще немного для приличия, уходили по одному с кладбища. И только родители Заура не торопились вернуться домой. Они стояли у могилы сына, как осиротелые призраки, как тени без хозяев.

Арамисов медленно отошел в сторону. Уйти? Может, рано? Сержанты уже шли к воротам кладбища. «Зря торопятся», — подумал лейтенант. И, оглядевшись, заметил, как родители Заура повернули от могилы, тоже собрались уйти. Лейтенант торопливо свернул на глухую тропинку, заросшую кустами. Прислонился к дереву, наблюдая за отцом Дамочки. И вдруг услышал шелест шагов. Вот идущие остановились. Донеслись приглушенные голоса:

— Да погоди. Успеется. Что-то мне подозрителен ударник. Хотя и прощелыги эти похоронные музыканты, но свое дело знают. Марш Шопена и во сне сыграют. Этот же, голову об заклад кладу, первый раз барабан в руки взял.

— Показалось тебе. Ударник тот, по-моему, хорошо играл. Громко.

— Э-э, да перестань. Тебе же медведь на ухо наступил. Подвох тут. Ловушка. И ударник, возможно, из лягашей.

— Ладно. Пусть Дубина к старикам сходит. Даст им. Чтоб молчали. И дело с концом.

— Не пойду я к ним. Там, небось, засада. Что, я ишак? Нет уж! Не пойду.

— Если засада, труп не отдавали бы. Покуда мы не заявимся…

— А, может, и ждали, — пробасил голос Дубины.

— Одного не пойму, как и кто вышел на стариков Дамочки?

— Узнать надо. Потому и пойдешь к ним. Как отдали, кто отдал, о чем спрашивали и говорили. Ну и все на лягавых свали. Дескать, ни за что пришили. Темнуху поскладней придумай. Усек? — прогремел повелительный голос.

— А почему ты, Шеф, сам не идешь? Тебя в этом доме больше знают, — не соглашался Дубина.

— Потому и нельзя. Я самым близким его другом считался. Пусть успокоятся. Тогда я и наведаюсь.

Сергей весь напрягся. Что делать? Как взять Шефа? А тут еще эти сержанты вернулись. Топают по дорожке, как лошади. Самое главное можно не расслышать. «Эх-х, зелень непонятливая», — злился лейтенант.

— Так ты не медли, Дубина! Деньги дам. Скажи, коль придет кто к ним, как отвечать. Припугни: мол, за сына с вас спрос будет. Доброго хотим. И пусть больше помалкивают. Понял, Дубина?

— Товарищ Арамисов! — послышались голоса сержантов. Сергей вспыхнул от досады. В кустах послышался шорох, торопливые шаги в заросли кустарника.

Лейтенант еле сдержал себя, чтоб не крикнуть: «Стой! Стрелять буду!». Остановило одно — Шеф вооружен. И ножом, и пистолетом сработает без промаха. А сержанты слишком неопытны для встречи с фартовыми. Крикни, еще больше можно все испортить. Спугни — и все. Где потом искать? А так еще остается хоть слабая нить — квартира Дамочки.

Лейтенант тихо вышел из-за деревьев. Сержанты со всех ног кинулись к нему:

— Товарищ Арамисов!

— Где вы были?

Сергей исподтишка показал обоим свой жилистый кулак. И взглядом ожег парней так, что они сразу сникли. Вслух выговорить накипевшее не решился. Ведь шайка, возможно, не вся разбежалась. Кто-то и за кустами мог остаться. Сергей прислушался. Точно. Ни ветерка, а в кустах шорох. Не изменил еще армейский слух. И лейтенант, подморгнув сержантам и показав глазами на кусты, сказал погромче:

— А старики — жлобы. Ни хрена на лапу не дали. Зря я около них терся. Старик сделал вид, что горем пришиблен. И меня не видит. А карга его, сразу видать, скряга редкая. У этой средь зимы льда не выпросишь. Эх-х, проклятая работа! Заплатили в похоронном бюро, придется сегодня всухую обойтись. Зря мы согласились.

— Так нас… — открыл было рот сержант-трубач.

— Никогда больше не пойду к тем, где в семье старики. Ни черта не понимают они в жизни. Все по закону хотят. Ну и пусть бы своего выродка без нас хоронили. Видать, и он такой же. Ни одного путевого мужика за ним не шло. Одно старье-мухоморы. Даже за упокой не подали, — говорил Сергей.

— Това…

— Теперь ни к чему, Вася! Так я велел тебе говорить, чтоб стариков тряхнуть. Мол, не с шарамыгами дело имеете. Зови Сергеем, как всегда. Старики все равно ушли. А друг другу к чему мозги пудрить? Нет смысла…

— А и верно, даже не помянули покойного, — сообразил сержант- тарелочник.

— Думали, шара выпала. А оно… Придется чифиром перебиться, — сплюнул Арамисов.

— Ничего, я у своих попробую одолжить. До завтра. Не все ж невезенье, — подхватил второй сержант.

Лейтенант прислушивался. Шорох в кустах усилился. Кто-то следил за ними.

— Ну что, пошли? — предложил сержантам Сергей.

— Без «промочки» ноги не идут, — отозвался один из парней.

— Ладно, теперь заранее будем обговаривать с родственничками, — «успокаивал» Арамисов. И едва все трое стали выходить на центральную дорожку, как из-за кустов навстречу им вышел кладбищенский сторож: