Пасынки фортуны

«Скурвился Огрызок, значит, угрохать его надо! Чего тут долго трехать? На перо взять и хана!»

«Перо для заразы — в честь! Живьем в землю! И крышка!» «Все херня! Я ботаю! Вздернуть ту блядь, с какой Огрызок схлестнулся. А потом этого хмыря на ремни пустить под прутьями», — предложил Баркас, улыбавшийся как живой.

Он ухватил Кузьму за плечи и подвел к широкой железной лавке. Толкнул на нее. Прижал, привязывать начал.

У Огрызка в голове зазвенело, он проснулся от ужаса и тут же услыхал шаги на чердаке.

Кузьма в секунду вскочил в портки. Накинул на себя телогрейку и выскочил из избы, полез на чердак по ветхой гнилой лестнице. Двое мужиков ничуть не смутились, увидев Огрызка.

— Что надо здесь? Во, чумной! Электропроводку проверяем. Ежемесячно. Дом старый. Не приведись искры. Да еще ночью. Заживо сгорите. Не то что сбежать, понять ничего не успеете.

— Ты нам магарыч должен. Глянь, какая тут проводка! Сплошные сопли. Мы новые провода провели. А ты как с дури! Голиком вывалился!

— Почему не предупредили?

— Стучали, никто не открыл.

— А как вошли во двор?

— Да просто! Калитка открыта, через нее, как и все люди ходят, — ответили мужики, удивившись вопросу хозяина.

Едва они закончили работу и ушли со двора, Кузьма заспешил к Чубчику. Тот выслушал внимательно. О Самойлове и монтерах, о калитке. Слушал, о чем-то напряженно думал. С ответом не торопился.

— Пойми, пахан, мне от нее не слинять. Это заметано. Моя она. С ней до гроба!

— Это ты ей вякай! Тут не баба виной. А статья… За политику она ходку тянула. Такое одним сроком не отмыть. Чекисты ее до гроба пасти станут. Вместе с нею и тебя. Измотают, жизни не дадут. Это верняк! Оттого мы с политическими не кентуемся! Мы, воры, мозги никому не засирали.

— И она ни при чем, — рассказал Огрызок Чубчику, как стала повариха политической, за что ее осудили.

Сашка поначалу не поверил:

— Все они отмазываются, трехают, что зря в ходку влипли. А кто вякнет, будто за дело погорел? Верно срок влепили. Ты таких раздолбаев встречал? Нет! И я не знаю! Твоя такая же, — отмахнулся Чубчик.

— Она совсем неграмотная! А политические все интеллигенты. Грамотные. Оттого у них мозги набекрень, что переучились. Моя даже расписаться не умеет. В городе ни разу не была. Кроме коров, ничего не знала. Сгребли, она даже не поняла — за что?

— Ладно, кончай на жаль давить. Ты дыши, будто ничего не доперло до тебя. И никуда не лезь. Ни с кем, ни о чем не вякай. Я сам разберусь: стемнил Самойлов либо верняк сботал. Если надо будет, надыбаю тебя сам, — пообещал коротко Сашка.

Вскоре Кузьма ушел. Следом за ним вышел из дома Чубчик. Свернув к общежитию, шел, не оглядываясь. Торопился. Что-то обеспокоило человека. И оглянувшись по фартовой привычке, не приволок ли за собой кого-нибудь на хвосте, нырнул в общежитие.

Кузьма, подойдя к избе, оглядел калитку. Нет, замок на ней не сломан. Словно хозяйской рукой был открыт, ключом. Петля на месте. Никаких следов лома иль ножа. Чисто сработано. Внаглую.

«А может, Катерина вставала ночью? Иль под утро?» — засомневался Кузьма. Но женщина искренне удивилась этому вопросу.

ГЛАВА 6

Чубчик вошел в комнату без стука, неслышно, как привидение. Увидев Самойлова, не поздоровался. Сел напротив, без приглашения.

— Ты что же эго слово мое просрал? Или посеял мозги? Иль не тебе, козел, велел я оставить Огрызка в покое? Кто вякнул не прикипаться к нему? Что имеешь к кенту? — проявились у него пятна злости на скулах.

— Я ж ему сказал. Всю правду!

— Правду? — удар в челюсть был неожиданным. Резкий, сильный, он откинул Самойлова спиной в стену: — Колись! Кто тебя послал? Зачем? — сдавил Чубчик Ивана так, что тому свет с овчинку показался: — Кто велел размазать Огрызка? — не отпускал Чубчик мужика из цепких рук.

— Никто! Сам я!

Сашка схватил мужика за грудки, поднял над головой, с силой швырнул на пол

— Размажу гниду! Ботай! — наступил ногой на горло. Самойлов задергался. Чубчик отошел к столу. Иван к двери рванулся с воем: — Куда, профура, навострился? А ну, приморись! — оторвал от двери и, дав пинка, велел не дергаться: — Так кто тебя купил?

— Отстань! Сказал уже…

— Ты меня за пацана держишь?

Самойлов в стул вдавился, когда Чубчик уселся напротив.

— Какой мудак, будь он из органов или обычным фраером, станет у тебя, гнуса, про Огрызка спрашивать? Если из органов, они и не возникли б тут. Узнали б у вахтера по телефону. На месте Кузьма или нет его в общаге. Им и минуты много, чтобы узнать и нашмонать кого им надо. О том все знают. И ты, паскуда, не без мозгов. Тоже о том наслышан. Зачем липу подкинул? За что Кузьму угрохать хотел?

Самойлов сжался в комок.

— За столовку пакостил, задрыга? — грохнул по столу кулаком Сашка.

— Думай, как хочешь, — отвернулся Самойлов.

— Я думать не стану. А тебе придется. Если через неделю не смотаешься с прииска, пеняй на себя! — встал резко, неожиданно. И, подойдя к двери, добавил: — А коли хайло вздумаешь открыть, смотри! — вышел в коридор неслышно.

Чубчик не пошел домой. Он внимательно следил за крыльцом общежития, решив проверить свое предположение. Он готов был простоять тут всю ночь. Но не прошло и получаса, как Самойлов вышел на крыльцо. Огляделся кругом. И, нырнув на боковую безлюдную улочку, пошел торопливо на окраину поселка, озираясь, оглядываясь. Чубчик шел за ним почти по пятам.

Иван подошёл к поссовету. Поглазел на киноафишу. Краем глаза смотрел на дорогу, не идет ли кто за ним следом. Чубчик спрятался за открытой дверью калитки. И в щель меж досок наблюдал за Самойловым. Тот, потоптавшись, резво юркнул за угол. Туда, где отгороженный звуконепроницаемой стеной от всех посторонних, расположился заправила госбезопасности прииска.

Чубчик понял все. Он мигом забрался на чердак поссовета. И, подойдя к печной трубе, отапливающей кабинеты органов безопасности, затаил дыхание. Прислушался. Но ни звука не уловил.

«Вот, черт! Даже тут они сумели предусмотреть все! Да неужели они и меня, фартового, проведут? Быть такого не может!» — рещил Сашка и огляделся. И вдруг услышал, как хлопнула входная дверь. Чубчик снова прижался ухом к трубе. Но сколько ни вслушивался, ничего не мог понять. Глухой голос комиссара гасился в стенах. И слова не разобрать. Чубчик, раздосадованный, слез с чердака. Спрятался в угольном сарае напротив. И ждал, когда выйдет Самойлов.

Внезапно в кабинете комиссара открылась форточка. И Сашка четко услышал:

— Вам не враждовать, дружить с ними надо. Врагу кто доверит? А вот приятелю — другое дело! Задушевные разговоры и есть суть. А вы что? Какие сведения принесли? Смешно! Зачем этот булыжник? Контру убрать хотели? Кто просил? Вы тем булыжником в нас кинули. Пальцем указали. Нет? Ну что ж!

Больше не лезьте с самодеятельностью. А то и впрямь снесут вам голову ненароком. Нет! Александра опасайтесь. Я с его женой переговорю. Женщина умная. Она сумеет укротить мужа. Но и вы впредь будьте осмотрительнее. На прииске немало горячих голов. Не всяк вам в глаза скажет! Вы бойтесь тех, кто молчит. От них что угодно ждать можно.

Чубчик понял все. Он выскочил из сарая и, не мешкая ни минуты, направился к Огрызку.

Войдя в избу поварихи, ахнул. Кузьма ремонтировал полы. Он перебирал доски: заменил подгнившие новыми. Подгоняя их плотно одну к другой. Прибивал к сваям намертво.

Катерина возилась на кухне. Изредка смотрела, как выравнивается пол. Доска к доске. Все оструганные, белые.

— Приморили кента? — рассмеялся Сашка, войдя в избу. И сняв куртку, принялся помогать Огрызку. Улучив момент, когда Катерина вышла в кладовку, сказал тихо:

— Отныне с фраером, какой в общаге с тобой дышал вместе, не трехать ни о чем. Стукач он. Я его засек. Паскуда эта к тебе приставлен. Для задушевного трепа. Расколоть тебя вздумал. Стерегись. Не оставайся с ним наедине. И с другими про политику — не трехай.