Страница 84 из 85
Он начался минута в минуту, без опоздания. Когда в зал под конвоем ввели Мишку, Евгений, увидев убийцу, разозлился: «Эдакий слабак, ничтожество, ублюдок и урод, сущий кретин, как посмел убить Лельку? Ведь на человека не похож!»
Мишка глянул на Женьку, сразу понял, кто он, и, скорчив гримасу презрения, поднял голову, прошел мимо, отвернувшись.
— Чтоб ты сдох, паскуда! — донеслось до слуха Волчкова. Он увидел Тоньку, сидевшую рядом с Евгением мрачной горой.
Баба плакала от досады, что не имеет возможности достать киллера и свести с ним счеты по-своему. Она несколько раз видела Мишку в пивбаре, но никогда не подозревала, что он может убить подругу. Да и видимого повода не было.
Ближе всех к Мишке сели мать с отчимом. Они не слушали государственного обвинителя, зачитавшего заключение. Он попросил у суда определить наказание в десять лет с отбыванием в колонии строгого режима.
Евгений в душе поблагодарил прокурора. Тот был суров и непреклонен, не забыл связь Мишки с бандитами. И отметил, что даже те не решились на подобное.
Потом дали слово защите. Адвокат говорил очень долго. Он даже взял из архивов школы и института характеристики Мишки и читал их громко, с выражением, так что один из присяжных не выдержал:
— Ну чего надрываетесь? Сколько лет назад учился подсудимый в школе? Вуз бросил давным-давно! К чему вспоминать прошлое? Вы по делу говорите. Не тяните время впустую!
Были прения сторон. Потом снова просил слова адвокат и упрекал обвинение в том, что прокуратура односторонне изучала дело, не учла, что подсудимый впервые совершил преступление, до этого он ни разу не был замечен в драке. Что от крутых Мишка отошел сам и навсегда, его никто не убеждал, не отговаривал. А значит, моральный стержень крепок. Что в задачи общества прежде всего входит воспитание человека, а Мишка не потерян для людей. Ему присуще чувство сострадания и понимания. Он сам раскаялся в случившемся и чистосердечно признался, а это в суде нельзя игнорировать.
— Вы не учите нас азбучным истинам! — не выдержал председательствующий суда, с неприязнью глянув на адвоката.
Евгений слушал молча. В зале суда кипели страсти, присутствовавшие кричали Мишке:
— Ты, заморыш гнилой пизды, зачем на свет вывалил, паскуда? Ту транду, что высрала, горячим свинцом надо было залить! Чтоб дикие псы порвали эту суку бешеную!
— Прошу без оскорблений. Иначе удалим из зала заседаний! — пригрозил судья.
— Попался б он мне в руки на воле, не только яйцы, башку с резьбы скрутил бы мудаку! Глистопер гнойный, тухлота вонючая, такого живьем урыть! — неслось отовсюду.
— Прекратите выражаться! — кричал судья, но его голос заглушали.
— Опетушить блядюгу и «розу» в жопу вставить ему и защитнику — лысой манде! Тут его родители! С них начать надо! Обоих в куски порвать!
— Заседание окончено! Дальнейшее рассмотрение дела переносится на завтра! — донеслось до Евгения. Тот глянул на Тоньку. Баба сидела зареванная, никого не видя вокруг.
— Пошли! Приговор, я думаю, завтра огласят. — Евгений подал ей руку. Баба встала. Глаза в слезах. Еле держится на ногах. Проходя мимо клетки, где сидел Мишка, сказала громко:
— Чтоб ты сам свою жизнь проклял и молил о смерти как об избавлении…
— Пошла ты на хер, дешевка! — услышала в ответ.
Все присутствовавшие в зале мигом повернули от двери к клетке. Охрана еле сдерживала закипевшую ярость. Мишку срочно затолкали в машину, и тот вскоре снова оказался в камере. Уж какое там свидание с матерью и отчимом. Всякая секунда промедления могла стоить жизни.
— Притырок! Козел! Теперь бы со своими трекал. Домашней жратвы похавал бы! Нынче снова баланду жрать станешь, отморозок! Тебе ли пасть отворять, урод долбанутый! Валяй в камеру, чума вонючая! — Мишку втолкнули, сказав напоследок: — Таких паскуд стрелять надо!
…Женька, вернувшись домой, сыну сказал, что суд перенесли на завтра.
— Пап! Ты видел того, кто мамку убил?
— Видел, сынок…
— И ничего не сказал ему?
— Его охраняют. Только суд может решить, как наказать?
— А он страшный, злой?
— Нет! Он худой и слабый. Он и маму убил из пистолета. Тут сила не нужна.
— Что ему будет за мамку?
— Завтра узнаем! — ответил Женька и услышал звонок в дверь, а потом голос:
— Эй, хозяева! Есть дома кто-нибудь?
На пороге появилась Ксения.
— Вы хоть письмо из ящика возьмите. Иль не приметили? И деньги примите! За неделю накопилось. Как назло, Игорь не появляется, пришлось самой нести, — выкладывала перед Женькой пачки банкнот. — А это оставлю на завтра. С чего-то нужно начинать день.
— Да и зарплату пора получить! — Евгений посмотрел в свои записи, быстро отсчитал зарплату Ксении, та зарделась. — Нормально? — спросил Евгений.
— Это много. Я столько не ожидала.
— Все от выручки. Как договорились.
— Ну, спасибо! — радовалась Ксения.
— Может, поможешь нам убраться в доме? Понятно, что не за «спасибо». Мы сами очень стараемся, но у женщин это лучше получается и в доме от них тепло и уютно!
Глянул на женщину и приметил, что она вовсе не страшная, даже очень мила. Подкрасилась едва заметно, сделала укладку, джинсы сменила на платье, и получилась женщина, даже оригинальная по-своему, маленькая, шустрая, за ней попробуй успей.
Она спросила, как прошел суд, вынесли ль приговор убийце. Женька рассказал все, добавив, что завтра ему снова надо туда пойти.
— Мне завтра приходить к вам? — спросила Ксения. И высунувшийся мальчишка поспешил опередить отца:
— Конечна, приходи! А то у меня уже три подружки есть, а у папки никого!
Евгений развел руками:
— Комментарии излишни…
Он сходил за письмом. И, вскрыв, стал читать:
…Мы незнакомы и никогда не виделись. Мы лишь прочли письмо, написанное Сережке Мелову. Он был классным рыбаком, путевым мужиком и нашим другом. Его уважали все, и не только на нашем судне. Почему пишем о нем в прошедшем времени? Сереги больше нет. Мы много лет работали вместе и никогда не думали, что все случится так неожиданно. Мы возвращались с места лова к своему причалу. Получили штормовое предупреждение и спешили. Но шторм нагнал нас в море, ночью. Серега сказал, что глянет, как там сети. Хорошо ли закрепили их и шлюпки? Никто даже на секунду не засомневался, что Мелов скоро вернется. Ведь мы с ним побывали во всяких переделках. А тут время шло, Серега не вернулся. Его смыло волной с кормы и унесло в море. Шторм гулял на все двенадцать баллов. Искать человека в открытом море в такую погоду — больше чем безумие. На поиски Сереги были брошены вертолетчики и специальные поисковые суда. Бесполезно! Почти через месяц его выкинуло на берег приливной волной. Конечно, мертвого. Но не это удивило! А то, что погиб он в один день с Лелей — вашей женой, которую любил все годы больше жизни. Он мечтал, коль не дано жить, хоть умереть с ней в один день, и судьба услышала, подарила обоим лебяжью смерть. Так считают у нас на Севере. Спасибо вам, что вслед нашему другу не сказали грубых, обидных слов, поняли и простили по-мужски. Не оскорбили память о покойном…
— Господи! На все воля твоя! Прости нас, грешных! — у Евгения дрожали руки.
Утром, едва он встал с постели, позвонил Игорь:
— Ну что? Поедешь на процесс?
— Конечно!
— Тогда и нас прихвати. Обоих…
— Договорились!..
Вскоре все втроем они вошли в зал заседаний. Сегодня народу было меньше, чем вчера. И Евгений даже порадовался этому. Не будут его рассматривать любопытные старухи. Никто не помешает ходу процесса. А он шел по всем правилам.
— Я, конечно, сожалею о случившемся. Но хочу уточнить — убивал Русалку не из выгоды, не за деньги. И даже не по слову крутых. Меня никто не мог заставить! — ухмылялся Мишка, оглядев растерявшегося адвоката, построившего всю свою защиту на том, что Мишка убил Лельку под угрозой крутых. — Никто мне не грозил! Я убил ее сам! Очистил город от махровой проститутки, которая, имея мужика и сына, бегала трахаться к крутым! Сама! За деньги и выгоду! Скажите, кто она после всего? Эта дешевка была звездой притона и путалась со всеми мужиками, от подростков до стариков. Я больше чем уверен, что пивбар был слабой ширмой, за которой она вместе со своей соседкой, тоже путанкой притона, занимались распутством и развратом! Горожане, наоборот, должны благодарить меня, что я очистил город от грязи. Я не считаю себя виновным и требую освободить меня. Других мотивов не было. И, честно говоря, не чувствую угрызений совести за случившееся…