Охота на русалку

— Ну не знаю, только слышал я, что один на один ни одному не удалось девчонку одолеть помимо ее воли.

— А кто знает, как у нынешних? Да и какое дело мне до них? Одно чудно, что Мишка тот от людей целыми днями прячется, а ночью, как черный кот, выходит на свою охоту. Увезли его родители от городских бед, так он их в деревне сыщет. Этому недолго. Вчера в сумерках видели его в орешнике. Уже с другой любовь крутил, — качала головой бабка.

— Да, Мишке ночью не до сна! — усмехался Виктор, обдумывая свое.

— Не-е! Этот тож на сеновале спит!

— И конечно, не один?

— А мне какое дело? Мишка не мой внук. Нехай Волчиха его по хребту коромыслом гладит.

Виктор, поговорив с бабкой, выглянул в окно. Дождь уже кончился. Степановна попросила помочь ей нарубить дров. Новиков взялся за топор. Время от времени, словно невзначай, смотрел на дорогу, дом Волчихи, чувствовал, что за ним наблюдают в окна из других домов.

«Брать его надо вечером. Пока не сбежал он отсюда. Хотя куда ему? Двести с лишним километров Мишка не пройдет пешком. Но у него есть сотовый, созвонится со своими и уедет. Только тут девки появились. Пока держат Мишку. Сам по себе не поспешит, однако если почует малейшую опасность, смоется тут же. А мне зачем ждать?»

Достал из кармана телефон и, укрывшись за кучей дров, поговорил с оперативниками. Договорился, что те приедут на машине без мигалок, остановятся у околицы. Фары будут выключены. В машине останется один водитель.

— Значит, в восемь жду! — повторил Виктор и выключил телефон.

Едва сунул его в карман и встал из укрытия, увидел в двух шагах от себя человека, одетого по-городскому, но небрежно. Еще молодой, в кудрявых русых волосах заблудилась зеленая трава. Человек, растерянно улыбаясь, попросил закурить. Получив сигарету, прикурил и спросил, глядя на Новикова:

— К бабке приехал? Из города?

— Ну да!

— Не связывай себя! Вон меня моя целыми днями пилит. Бездельником называет. Ну а что я могу? В навозе ковыряться, как она? Пошли за орехами! Я тут целую плантацию знаю. Неподалеку совсем! Иль неохота? Так это и домой можно набрать, и старухам часть оставить. Плюнь на эти дрова! Успеешь с ними! — предложил запросто.

Через десяток минут они шли по мокрой траве, пробираясь сквозь кусты и деревья, перелезали через коряги и завалы.

— Еще далеко? — спросил Виктор Мишку, тот, перекинув взмокший мешок с руки на плечо, ответил смеясь:

— Уже рядом. А ты давно в деревне не был, по лесу ходить разучился или вовсе не умел. Глянь, как дышишь тяжело, будто загнанный конь. А прошли всего ничего — пару километров!

— Ну а ты часто в лесу бываешь?

— Когда к бабке возникаю, первым делом сюда рисуюсь! Сам по себе дышу. И хотя я городской, к лесу тянет. Тут все тихо, спокойно, чисто, как на другой планете. Лес душу чистит. Здесь послушай как поют птицы. Слышишь, малиновка, а вон там иволга плачет. А дятел как барабанщик стучит. Вот это оркестр! Не то что в городе! Из каждого окна такое, аж пятки горят!

— Слушай, ты что ж, в городе живешь и магнитолы не имеешь? — удивился Виктор.

— У меня их три! И центр имею! Но мои не любят громкую музыку. Скрипят, что я им давление качаю своими дисками. Грозили выбросить. А тут еще соседи насели, ментов стали вызывать на меня. Пришлось сбавить громкость до шепота. Знаешь, как обидно было поначалу? Зато вскоре сам привык к тихой музыке. Через наушники хоть как, а без них только шепотом. Постепенно изменился даже отбор.

— А я больше книги уважаю, — признался Виктор.

— Не-ет, читать не люблю. Засыпаю на третьей странице!

— Смотря какая книга!

— Любая! Меня они не задирают!

— А чем занимаешься в городе? Учишься иль вкалываешь где-нибудь?

— Ни то и ни другое! Учиться дальше не повезло. Выперли нас троих уже с четвертого курса!

— За что? — удивился Виктор.

— Да помахались малость в общаге. И все тут…

— А чего не поделили?

— Не склеилось. Мы дышали прикольно. Соседям не по кайфу, показалось, что мы бухнули. Привели с собой свору, чтоб глянуть, как мы дышим, а комендант открыла нашу дверь своим ключом. А тут! Мы ж их не ждали! У каждого по метелке в койке, сами нагишом! Короче, кайфовали со вкусом. Полный стол всего! Эти помешали. Ну, мы им устроили за все. Любой на нашем месте точно так же ту свору выкинул! Вперлись нагло, без стука и разрешения. Вот и получили, вломили мы им не скупясь, от души. А на другой день нас уже отчислили.

— А в другой чего не перевелся?

— Пытался. Не взяли. Через год уломал ректора, не сам, конечно, отчим, но я уже расхотел мозги сушить, — сплюнул Мишка и спросил: — Ты-то где пашешь? Или на плесени кайфуешь?

— Не-ет, мне на моих стариков не рассчитывать. Умерли. Сам перебиваюсь как могу!

— Хреново так дышать! Тебе одно остается — приклеиться к богатой телке.

— Да где сыскать такую? Они ведь тоже по себе ищут. Какая за меня пойдет? Я не бизнесмен, не новый русский. Так что шансов ноль.

— В лопухах канаешь? Нет, надо дергаться, искать! Прокисает плесень!

Остановился возле орешника и, подпрыгнув, согнул ветку, сорвал. Очистил, раскусил орех:

— Подсушивать придется, не совсем поспели.

— Михаил, а чего ты из города к бабке приехал?

— Да ситуевина помешала. Понимаешь, несколько лет назад, тогда еще мой пахан был жив, возник я со своим корешем в притон. Ну, чего вылупился? Что тут такого? Конечно, я уже имел дела с девчонками. Но они не смак! Захотелось оторваться на путанах. Уж о них мы наслышались всякого, хотя одно дело слышать, другое — самому испытать. Ты когда-нибудь зависал на путанке? Нет? Ну, кореш, у тебя вся жизнь плетется мимо. А мы нарисовались! Тогда в городе лишь один притон открылся, и заправляла им Софья. Девок у нее в бардаке полно прикипелось. Все смачные! Любая заводила с полуоборота. Но одна — изо всех! Я на нее запал враз и попер к ней буром. Да, эта метелка была немногим старше! Но зато какая! Все мужики к ней рвались, и не случайно. Ее знали. Меня туда же потянуло. Но перед тем как к ней попасть, я по совету опытных глотнул коньяку. Со стакан, не больше. Хотя раньше по стольку не пил. И вместо того чтобы осмелеть, показать себя опытным мужиком, раскис как тряпка. Куда уж там проявиться кобелем, уснул у девки под боком как последний дурак. Очнулся я утром на полу — в коридоре. Она давно занималась с другими. Я стал стучаться к ней, требовать восстановления в очереди. И что думаешь, вышли все девки, бандерша, а эта стерва двери не хочет приоткрыть. Потом вышла из комнаты и на весь притон, при куче девок, сказала: «Я кастратов не обслуживаю! Малолеток не обучаю сексу! Пусть потренируется, если у него что-то появится, но на малолетках, таких, как сам! Наше заведение для мужчин, а не для мокрогубых сопляков, у каких меж ног, кроме детского пуха, ничего не завелось! Иди к мамке и больше не проказничай!» Вытерла мне нос рукой и обтерла об мой пиджак… Я сгорал со стыда и от обиды. Меня высмеяли и опозорили впервые в жизни. Когда вспоминаю, трясет от злости, хоть столько лет прошло.

— Чего проще было прийти к ней трезвым и доказать свое. Подумаешь, обидела. А кто она? — смеялся Виктор.

— Потом я ее много раз мог отодрать. Но простить не смог.

— А как же ты свое доказал?

— Дал себе слово, что уделаю стерву на халяву. И свое сделал! На вызов она пошла. Я ее подкараулил. В подворотне скрутил. Тешился сколько хотел!

— Не бреши! Один на один путанку не взять!

— Нас четверо было. Хватило всем…

— Какой кайф тянуть бабу в очередухе?

— Пойми! Мне легче было сдохнуть, чем простить ее. Не кайфа ради припутывал курву, из мести. Знаешь, как я ее заламывал, на уши ставил, щипал, кусал, выворачивал всю наизнанку! Она пыталась вырваться, но куда там? Разве уйдешь от моих корешей? Я ликовал, когда она вопила. Уж чего только не устраивали с ней! Но обида не проходила. Потом, когда она уже ушла из притона, я приловил ее возле дома. Оглушил и оттянул. Она, когда очнулась, вспомнила меня. И снова обзывала и грозила. Потом припутали мы с корешем ее, она шла мимо, и мы ее сшибли, затянули в подвал. Но вскоре у нее появился мужик, и эта дрянь указала ему на нас. Тот оказался слабаком и махаться не умел, но засветил ментам. Нас стали пасти по всему городу. А я дал себе слово свести с ней счеты. Ведь менты трижды ловили нас с корешами и трамбовали в ментовке так, что мы выползали никакими. Бывало, по месяцу приходили в себя. А потом снова начиналась охота. Кто кого сгребет раньше?