Страница 28 из 85
— У меня всего две руки. Не могу всех разом обслужить, наберитесь терпения, голубчики, — просила клиентов. И, поставив поднос с раками на прилавок, взялась наливать пиво.
Какое там — хватит всем! Раков разобрали мигом. Лишь половине очереди хватило. Остальные и не попробовали. Стояли сзади, возмущались, упрекали первых клиентов и продавщицу:
— Они чем лучше? Им все, а нам ничего? Так не пойдет, Юлька! Не умеешь делить на всех. В другой раз сами с этим справимся. Нельзя людей обижать! Пива везде хватает, а вот раков…
— Что верно, то правильно! Вон эти буржуи, новые русские, почти все скупили и жрут. А нам ни хрена! — скрипел из очереди старик, показывая всему свету орденские колодки на пиджаке.
— Ты, старик, чего шкворчишь? Раков захотелось? Купи пива, дадим тебе раков, — отозвался один из новых русских.
— А мне ваших подачек не надо, сам куплю. Я не нищий! — гордо задрал бороденку дедок.
— Братва, гляньте на эту плесень! У него, старого перца, еще полно сухого пороха!
— Не порох это, а сырой песок! Негоже мужику вот так обсираться из-за раков! Радовался б, что едят те, за кого воевал. А ты скандалишь ровно припадочный. Иль сдохнешь, если не достанется? Подумаешь, невидаль! Нынче им повезло, завтра тебе! — прищурился совсем седой коренастый человек.
— А почему я им уступать должен? Это они мне всяким днем обязаны за мое фронтовое! Тут же даже в очереди стою! Хотя все права имею.
— Ты что, пришибленный или один за всю Россию воевал? Да кто ты есть? Путевые мужики молчат о прошлом. Оно за нынешнее отдано! И не трепыхайся много. Живой стоишь. Не то на пиво, еще на раков имеешь, сетовать грех. А вот мои три сестры — вдовыми остались…
— Ты чё? Упрекаешь, что я выжил там? — взбеленился
дед.
— Кто ж попрекнет таким? Главное, что ты на войне душу и совесть посеял!
— Подлец! Погоди! Я тебе покажу, кто чего терял!
— Ничего мне не докажешь! И счеты сводить не стану. Не стоишь того, чтоб руки об тебя марал. Были у нас такие, как ты! Заградотрядовцы, вашу мать! Тогда в своих стреляли, а теперь наградами трясете. Средь них ни единой боевой, все, как одна, юбилейные. Ты хоть теперь не хвались, не все молчать будут, иной в рожу даст за твое прошлое!..
— Мужчины, успокойтесь, кому не хватило раков, имеется рыба! Не надо спорить. Слава Богу, что вы выжили в войну, кому-то отцами, дедами стали.
— Эх, Юлька! Сколько сирот на счету таких, как этот! Ему не то раков, дышать нельзя давать!
— Вот сейчас промеж глаз врежу! — Старик ухватил костыль, двинулся к говорившему, но Юлька остановила:
— Куда вы, дедунь? Возьмите свое пиво и садитесь за стол.
Старик взял бокал. Пил пиво давясь, торопливо. Свой плащ на все пуговки застегнул, до самого горла. Ни одной награды на виду не оставил. Ни малейшего внимания не обращал на очередь и не вслушивался в разговоры.
О чем-то о своем говорили новые русские.
— А кто убил Андрея?
— Да разве признаются? Подпись не оставили. Наверное, конкуренты.
— Скорее всего партнеры. Только свои могут вот так подсадить, под самый дых. Чужим он не открыл бы нараспашку двери. Этим поверил, не ждал беды…
— Андрюха со мной в Афгане был. Классный кореш, настоящий братан! Даже там мы выжили, домой вернулись, радовались, что среди своих живем. А свои хуже зверей! Андрей только на ноги встал, женился, сын появился у него…
— Не только Андрея, жену и годовалого сына тоже убили, — послышался дрогнувший голос.
— А может, из-за бабы?
— Да брось ты! Она его с Афгана верней собаки ждала. Это все знали. Не было за ней ничего!
— Сыскать бы! Своими руками урыл бы!
— Не заходись! Все равно сыщем киллера!
— Давайте помянем. — Появилась бутылка коньяка. Ни Юлька, ни Лелька не сказали ни слова, услышав предысторию.
Выпив свой бокал, вышел из пивбара ворчливый старик. Прошел молча мимо коренастого седого человека. Тот сидел, отвернувшись от всех, радовался солнечному утру, голубому небу, тишине. Он не спешил. Не торопясь пил пиво. Обслужив очередь, к нему подошла Юля, молча поставила на стол тарелку раков.
— Кто он? — спросила Лелька шепотом.
— Герой Советского Союза! В войну в партизанах был. В шестнадцать наградили… У него всю родню убили. Сам чудом жив остался. А в прошлом году опять беда достала. Его сын с однокурсниками картошку в колхозе убирал. Первым увидел противопехотную мину на транспортере. Накрыл ее собой, чтоб других не успела вырвать из жизни.
— А сам живой?
— Да что ты? Тут же разнесло. А вот отец один остался. Так боялись все за него… Но обошлось, передышал. А жена умерла… Не выдержала. На третий день следом за сыном…
Лелька смотрела на старика. Тот наблюдал за мальчонкой, игравшим с собакой. Мальчишка становился перед ней на четвереньки, мяукал и гавкал, целовал собачий нос, гладил и крутил попкой словно хвостом.
— Хороший парнишка растет, добрым мужиком станет, — сказал старик вполголоса.
В серую кучку сбились бомжи в углу. Один, самый шустрый, допивал остатки пива из бокалов, оставленных на столах. Вот он набрал полный стакан, передал своим, те пустили его по кругу в ожидании, когда уйдут новые русские, но те не спешили, расслабились. Вдруг у одного из них закричал истошной сиреной телефон, мужик выхватил его из кармана и, глянув на высветившийся номер звонившего, спросил глухо:
— Чего тебе? Приеду, когда освобожусь! Не доставай! Где я? Какое тебе дело? Не будешь ждать? Ну, лети, пташка, искать не стану, но и двери больше не открою! Завязывай с соплями, мне некогда, я занят…
В дверях внезапно появился сторож Николай. Поздоровавшись со всеми разом, подошел к Юльке с Лелькой:
— Как здоровье, девоньки? Хвосты пистолетом?
— Все спокойно, — улыбалась Юлька.
— А у меня хреново. Кто-то прямо из коридора дрова спер. Порубил я на вечер. Вышел, ан ни единого полешка. Вовсе люди стыд потеряли, — сокрушался старик.
— Не горюй, Николай, нарубим. И сыщем, кто украл у тебя готовые! — отозвались бомжи.
— Оно и так понятно, что соседские старухи их увели. Ну да ладно. У них сил и вовсе нет. А все ж до единой мои невесты — старые кикиморы. Вчера наперебой потчевали, одна блинами, вторая кашей, картохой с селедкой, а Дуняшка сырниками поделилась. Бог с ней — охапкой дров! Зато как улыбались мои голубушки отогретые. Они ж вовсе без тепла не могут. Всем его недостает теперь.
— А куда ж твои прохвостки мужиков подевали? На погосты сплавили иль в зоны, а може, к нам вытолкнули взашей? Жалеешь этих вонючек? — подал голос кто-то из бомжей.
Старика словно на раскаленный лом посадили. Он подскочил резво и напустился на мужиков с бранью:
— Воронье бесстыжее! Зверья свора! Да как смеете говнять старух, не видя их в глаза!
— Зачем они нам?
— Кто, кроме них, дрова спер?
— А чё вступаешься за плесень? Небось свели своих дедов в могилы, а сами живут?
— Глумные вы! Ихних мужиков еще молодыми война взяла. Вдовыми остались. Кому повезло дитенка родить, сами вырастили. Другие так и остались невестами погибших. Не вышли замуж, да и за кого? Воротились домой калеки. Сколько они пожили? За десяток лет почти все поумирали. Здоровых совсем мало с войны пришло. А мои соседки ждали своих, любимых. Им обещались ждать, и даже нынче, когда всем понятно, что ожидать уже некого, они помнят и продолжают любить.
— Дед! А не они к тебе свататься приходили? — напомнила Лелька.
— Две с десятка да две с другого барака. Остальные захаживают погреться, вечер скоротать, но без всякой грязи и черных мыслей.
— Ты им веришь? Во, еще один чудак! Да бабы, как кошки без хвоста, не живут без задней мысли. Кому другому расскажи, но не нам, — смеялись бомжи. — Средь нас каждого второго, так или иначе, бабы на улицу выдавили. Не веришь? Даже родных детей выгоняют без жалости. Вон Мишку взять хотя бы. Мать умерла у него. Отец мачеху привел. Та поначалу хорошей прикидывалась. Готовила, стирала. Так-то два года прошло. Но Мишка не смог чужую тетку мамкой звать. Не поверил, душа к ней не лежала. Искренности не было. Пацан все видел. А тут, как назло, отец его погиб на работе. Монтажником на стройке вкалывал, и все без страховки. Проносило как-то. Тут дождь… Он оступился и вниз головой, с девятого этажа. Ничего от мужика не осталось. Так мачеха даже сорокового дня не дождалась, выгнала мальчишку из квартиры. Тому деться некуда, к нам пришел, вернее, привели его. Он с моста хотел скинуться, ему не дали.