Клевые

— Эй, мужики! Чего стоим? Давай им вмажем по самые, покуда они не достали печенки тем двоим! — полетели камни в окна милиции. Толпа накалялась с каждой минутой.

— Отпустите этих двоих! Разгоните толпу от милиции! Зачем устроили свару? Не умеете тихо привести свидетелей, убирайтесь из отдела! — услышала Катька чей-то громкий голос.

И ее вместе с Юрием спешно вытолкали из отдела на улицу под восторженные вопли расходившейся толпы.

— Ага! Струхнули, мудаки! Не думайте, что отделались! Мы вас достанем! — ринулись к двери, оттеснив Катьку с Юрием в самую гущу.

Человек, схватив девку за руку, вырвал ее из кипящей толпы, выволок с привокзальной площади. И, приведя в метро, оглядел растрепанную, уставшую, злую, сказал, рассмеявшись:

— Ну здравствуй, Катюха! Куда теперь нам податься?

— Не знаю, Юра! Ума не приложу! — смотрела на него растерянная, оглохшая от шума и сутолоки.

— Пошли со мной. Я знаю одно тихое место. Там мы переведем дух и поговорим! — потянул за собой Юрий. Вот сюда, в этот двор. Здесь нас никто не увидит и не услышит. Тут когда-то жил капитан моего судна. Здесь вся его молодость прошла. Теперь никто не жи

вет. Ни одной души. Дом заброшен. В нем грязно и холодно. Как на душе у сироты. Потому сам в нем не остановился и тебя не зову.

— Все ж в доме лучше, чем на дворе, — оглядела девка унылый, заснеженный двор без единого следа, без признаков жизни.

— Ладно, если не боишься, пошли! — повел к двери, открыл, рванув на себя изо всей силы. Дверь, словно зубами щелкнула, отворила гнилую пасть. Запахло плесенью, сыростью, пылью.

— Смотри, не наткнись ни на что в этой темноте! — нашарил выключатель. И Катька уже при свете прошла узким коридором в комнату.

— Давай здесь посумерничаем, — предложил Юрий.

— Подожди, дай коврики с кресел вытряхну. Да скатерть выбью на улице. Иначе дышать нечем.

— А давай окно откроем. Проветрим комнату. Потом рефлектор включим! — открыл окно настежь и в комнату ворвался морозный воздух.

Катька, не выдержав, протерла пыль, подмела полы. Прямо в окно вытряхнула пыль со скатерти и ковриков, с покрывал и подушек. Даже подоконники протерла. И, оглядев комнату, сказала тихо:

— Дом без хозяина, как дите без мамки!

— Тебе здесь нравится?

— Мне надоели чужие углы. Они не греют.

— А свою квартиру иметь хочешь?

— Где ж ее возьму! Нет у меня столько денег, чтоб себе купить хотя бы однокомнатную. Я невезучая. Ту, в какой жила, отчим занял. Видно, никогда не будет своего угла. А тут… Есть жилье, но не дорожит им человек. Бросил и уехал. Нашел другое место. Может, лучше там ему. Но жилье сдавать мог. И деньги бы имел. И квартира не гнила бы. Вернулся — она в порядке.

— Эх, Катька! Здесь другое. То, что не позволяет вернуться в эту квартиру, как в прошлое. Это память. Она и через годы болит,

— наблюдал Юрий за бабой, протиравшей стол, тумбочки.

— А почему капитан уехал отсюда?

— Тогда он не был капитаном. Им он стал на Севере. Здесь работал инженером на автозаводе. Как и другие. Получал свои сто двадцать рублей. Жена — на часовом. Тоже сотню имела. Растили дочку. Все шло спокойно, пока не отправил жену на курорт. Она, как все жены, любила болеть, а еше больше — лечиться на курортах, в санаториях. Будь возможность, она не вылезала бы оттуда. Но наш кэп, словно чувствовал, и не позволял мотаться по курортам. Он и теперь прижимистый человек. А тогда умела баба обломать его. Уговорила. Уехала на месяц. А когда вернулась, заметил перемену в ней. Поначалу решил спросить, откуда взялись кольца, перстни, браслеты, ведь он их не покупал ей. Ответила, что нашла

на берегу моря. Кто-то потерял. А браслет забыла женщина, какая жила с нею в одном номере. Ну, поверил. А через полгода сказали соседи, что жена ему изменяет. Он решил проверить. И застал свою прямо в этой комнате с тем, с кем отдыхала на курорте целый месяц… Он был обычным старым распутником, зато при должности и хорошем окладе. Вот это и прельстило бабу. Наш кэп, глянув, кому предпочла его жена, все понял. Старику указал на двери, а жене велел собирать барахло и выметаться поскорее. Они ушли. Оба. Но через неделю у кэпа начались неприятности. Он терпел два месяца. А потом завербовался и уехал на Север. С тех пор вот уже двадцать лет даже в отпуск не приезжает. Слышать не может о Москве, хоть здесь родился и вырос.

— Там он до сих пор один живет?

— Нет! Давно женился. Имеет двоих детей, жену, счастлив и доволен своей судьбой. Его вторая жена не мотается по курортам. Ей хватает мужа. Да и болеть некогда. Недавно дочь замуж выдали. Первый внук появился. Сын служит на флоте. Пишет — девушка у него появилась. Невестой называет. Так что все наладилось. А этот угол не принес человеку счастья.

— Дело в самом человеке, а не в квартире. Вон моего отчима куда ни посели… Он и в Москве, и на Камчатке сволочью отстанет- ся! И зачем такие в этой жизни нужны? Оно, может, и мне, дуре, не стоило родиться! Да ведь не от моего желания все случилось, — вздохнула Катька и сказала тихо: — Ой, как жрать охота…

— Тут рядом магазин. Я мигом. А ты порядок пока наведи на кухне…

Когда Юрий вернулся, увидел отмытую газовую плиту, сверкающую раковину и стол. Все стулья уже были протерты. Катя домывала пол.

— А из тебя хорошая хозяйка получится! — похвалил девку.

— Так еще бабка говорила. Даст мне по башке каталкой и приговаривает: "Хорошая хозяйка получается из той девки, какая суп слезами солила! Из небитой да избалованной путя не жди." Ее саму когда замуж отдавали, отец жениху вместе с приданым отдал кнут. И велел не выпускать его из рук никогда. Тот даже ночью держал его под подушкой. Все тридцать лет…

— Круто! Но мне кажется, дурной бабе мозги кнутом не вправишь. Неоткуда их взять. А умную бить не за что!

— Это все вы говорите. А в жизни совсем иначе!

— Кать! Я правду говорю. Как можно избить жену, а потом с нею в постель ложиться? Избитая всегда на сторону смотреть станет, искать доброго.

— А где сыщет?

— Зачем искать? Я — вот он! — обнял бабу за плечи.

— Ты об чем? Я же сказала, нельзя мне! — отступила на шаг.

— Да я вовсе не потому. Вот глупая! И впрямь перестаралась бабка, все мозги тебе отшибла! — усмехнулся Юрий и, сев к столу, усадил девку напротив. — А если всерьез? Пойдешь за меня замуж?

— Ты что? Офонарел? Ты знаешь, кто я?

— Была! Теперь, если согласишься, прошлое меня не касается! Оба заново жить начнем! На Камчатке! Где никто тебя не знает и не упрекнет, если не заслужишь!

— Но ведь ты знаешь!

— Жена короля — всегда королева! И я с тебя спрошу с того дня, когда дашь согласие! — придвинулся к Катьке.

— Где жить станем? Как? — спросила девка, не веря в услышанное.

— На Камчатку поедем! Домой! Там у меня квартира есть! Конечно, без московских удобств. Но я не жалуюсь. Две комнаты, кухня, кладовка, сарай…

— А что я буду делать?

— Это, как сама решишь. Можешь дома сидеть, моего заработка хватит. А захочешь, пойдешь на рыбокомбинат в какой-нибудь цех. На разделку рыбы или в консервный, икорный цех, научишься и будешь работать как все! Копейка в доме не бывает лишней. С твоим приходом многое приобрести нужно. Я ведь один жил. Дома ночевал редко. Все больше — в море, на судне. На берег выходил, когда заканчивалась путина, уже зимой.

— Выходит, я все время одна буду? — испугалась Катька.

— А как все рыбачки живут? Работают, ждут. Со временем привыкнешь и ты. Но если привыкнешь… Для этого много нужно.

— Разве другую работу нельзя найти, чтобы дома жить всегда?

— Мне до этого далеко! Сама решай. Но я из рыбаков не уйду! Это лишь в старости придется, когда на судне не смогу работать. Тогда уйду на пенсию, если доживу…

— Почему так? Хотя я тоже слышала, что рыбаки тонут в море! Как тогда? Опять останусь одна? А если дети будут? Неужели ты и тогда пойдешь в море?

— Рыбацкие дети быстро взрослеют! Рано становятся взрослыми и учатся помогать. А потом сами становятся рыбаками. Такая судьба у всех, кто живет у моря.