Страница 98 из 99
— Паскуда! — донеслось чье-то рычание.
Капка слышала, как резко развернувшись, ушло такси, обдав ее теплыми выхлопными газами.
— Держи второго! Этот не слиняет! — дошло до слуха брошенное паханом.
Чьи-то шаги остановились совсем рядом, у самой головы. Капка хотела увидеть лицо. Но в глазах холод и темнота, сплошной провал.
— Кто рядом? Свои или погоня? — никак не могла определить.
— Несите в дом, — дошел тихий, плачущий голос.
— Кого нести? Куда? Зачем? — уходило сознание.
Капка почувствовала, как ее переложили на одеяло, понесли в дом.
Она позвала Короля, но он не подошел, видно, не услышал.
— Капля! Капка! — услышала громкий голос Шакала, но никак не могла увидеть лицо. Она пыталась разглядеть его, чтобы запомнить навсегда и унести с собой. Но вместо лица увидела бледное пятно с большими, перепуганными глазами.
— Прости, пахан. Линяю от тебя. От малины и фарта. В откол сваливаю. К жмурам. Мне уже не больно, — выдавила Задрыга.
— Сейчас врача привезут. Потерпи совсем немного. Это кайфовый врач! — почувствовала тревогу в голосе Шакала.
— Он уже западло! Я лажанулась… В последний раз… Ты прости меня… А когда я свалю, купи мне куклу… Самую большую. И положи ко мне — в кентушки. Ладно? Я так давно хотела ее. Не получалось. Стыдно было просить такое фартовой. Но теперь уж можно. Жмуры все одинаковы. И там меня никто не осмеет. Там — не воруют. И у меня будет много игрушек, за все, чего я не имела! — вскрикнула от внезапной боли. Отвернулась от пахана, сцепив зубы.
— Капля! Я принесу много игрушек. Ты только дыши!
— Ты принесешь краденые! А туда с такими не пустят, — еле пересиливала боль.
Капка уже не слышала голос отца. Она летела в глубокую пропасть. Ей было страшно. Но не сумела удержаться на маленьком, скользком выступе под проливным дождем, а надо было уйти
от погони. Оторваться навсегда. Чтоб никогда больше не попадать в клешни чужих фартовых. Но поспешила… Теперь уж они ее не догонят никогда. Испугаются, не захотят ее стопорить в этой черной пропасти. Ведь из нее не выбраться. А фартовые не могут дышать без кабаков и шмар. Они допрут, что здесь ей — Задрыге — полная хана и без них…
Почему-то вспомнилось о расплате.
— Выходит, она никого не забывает. И у всякого своя! Но почему всегда больная и горькая?
— Капля! Капля! — окликает ее голос Короля. Задрыга вздрогнула.
— Где он? Тоже ожмурили? Выходит, в жмурах она не будет одинока? Он не оставит ее и там? Он рядом!..
Капка силится увидеть его.
— Любила! Теперь уж можно бы о том трехнуть без страха. Уже не западло. Кентов здесь нет. Вот только жаль чего-то. Зачем он с нею слинял в жмуры? Она не звала с собой. Ему бы дышать. Он обещал матери приехать к ней с Капкой. Невестой своей назвал. Наверное, это было бы кайфово? Теперь уж все! Другая нашлась бы…
— Капля! — услышала зов и вдруг увидела его лицо.
— Я любила тебя! Наверно, неправильно любила, потому не сваливай за мной, Остап! Смывайся к матери! В откол! Паханов много! Она у тебя одна. Вякни, что я хотела увидеть ее, да не пофартило… Значит, не судьба…
— Капля! Врач приехал! — услышала голос Шакала и удивилась, не увидев его. Она продолжала падать в пропасть.
Капка не видела, как пожилой человек торопливо вошел в комнату. Оглядел ее, попросил включить яркий свет, тщательно вымыл руки.
Женщина, приехавшая с ним в машине, внесла в дом стерилизаторы, хирургический инструмент. Вскоре они попросили фартовых из комнаты, настрого запретив заглядывать, отвлекать вопросами.
— Капля! — позвал пахан уходя. Но Задрыга не услышала, не ответила. И Шакал, плотно прикрыв за собою двери, вышел во внутренний двор дома, сел на скамью, курил одну сигарету за другой.
— Что с этим сделаем? — кивнул Глыба на сарай, где сидел закрытый на замок пахан городских малин.
— Открой. Я сам с ним разборку проведу, — встал Шакал. И подойдя к сараю, велел фартовым не возникать внутрь.
Кенты остановились, подчинившись молча. Но от сарая не спешили уйти. Слушали.
— За что стрелял в фартовую? — спросил Шакал пахана.
— За гастроль в моем пределе!
— Ты пахан?
— Сажа — моя кликуха! Иль ты не слышал никогда?
— Мы тут проездом. Фартовать не собирались! И уж поверь, если б я на это решился, твои малины меня не остановили б! Клянусь волей! Сегодня свалить решили отсюда. Но ты пристопорил. Задрыга лишь поигралась в твоем пределе, а ты ее на пушку взял, падлюка! За сраное барахло! Какой же ты, пахан, если своих жмуришь, не имея урона? Я — Шакал! Пахан Черной совы! Даю слово! Если Задрыга ожмурится, своими клешнями размажу тебя в куски. А выживет — затяну на сход! В Минск! К Медведю! Пусть он на своей разборке решит — дышать тебе иль ожмуриться! Но до этого будешь здесь канать! И ни шагу в сторону! Слинять попытаешься, надыбаю и под землей. Так что канай без кайфа! Не приведись, твои возникнут. Укоротим на кентели!
— Ты мне не грози! Если по закону ботать, не хрен ей было «ловить навар» в моем пределе! Законница? А почему шпанует? Иль закон посеяла, что хватать с прилавка — западло фартовой? Нарушила закон! К тому же, возникли в чужом пределе! Почему не нарисовались ко мне, коли не собирались фартовать? Темнишь, Шакал! Я знаю, о тебе! Ты всухую не линяешь! Уж коль возник, свой понт везде сорвешь! И не только нас, ментовки на рога ставишь. После тебя в любом пределе шухер долго не стихает! И гребут кентов в ходки лопатами! Но не твоих… Ты не канаешь нигде подолгу. Всюду у тебя на хвосте висят лягавые. Сколько шороху наделал, сколь наследил везде? О том и до нас дошло! Мы тебя не ждали! Сам возник! Сам и срывайся со своими кентами! Навсегда с шаров! Фартовые — это честные воры! А не налетчики! Иначе как можешь отмазывать пробитую кентуху? Ты тоже моего стопорягу грохнул!
— Эта — моя дочь! — сцепил зубы Шакал.
— В фарте — нет родни…
— У меня она была! Возможно, ты отнял ее! Тогда свалишь следом! Твой мокрушник — ни в счет!
— Пахан! К тебе фартовые прихиляли. Городские! Трое! Что им вякнуть? — просунул голову в дверь Глыба.
— Веди сюда! — велел Шакал.
Городские законники бесшумно вошли. Узнав, что произошло, возмутились:
— С чего Сажу приморил? Ты нашего кента ожмурил! В нашем пределе! Только за это тебя на сход надо! Твоя кентуха сама лажанулась!
— Не будет Медведь тебя отмыливать! Разборку потребуем с тобой! Сами! А чтоб ты утворил с любыми, если бы в твоем пределе гастроль паханила?
— Кентель бы свернул!
— Заглохните, падлы! — закрыл собою дверь Король, став в проеме несокрушимой скалой. И добавил:
— Я с нею был! Почему ее жмурили? Выходит, доперло, кто она! Раз так, я сам с вами рассчитаюсь!
— Кенты! Глохни! Капке плохо! Кислород и кровь нужны! — влетел Хайло.
— Я не слиняю! — успокоил Сажа Шакала и добавил коротко:
— Хиляй к дочке. Мы тут канаем…
Шакал увидел, что Глыба уже заскочил в остановившуюся машину. Та рванула с места на громадной скорости.
Пахан глянул в комнату через стеклянную дверь. Встретился взглядом с испуганными глазами врача. Тот оглянулся на окно, вероятно ожидая Глыбу. У Шакала все внутри заледенело. Дрогнули руки. Он успокаивал сам себя:
— Капля — крепкий орешек, на холяву не ожмурится! Вон в каких переделках выдержала…
Шакал и не видел матери Яна, тихо подсевшей к нему на скамью. Женщина сидела молча и тоже ждала исхода. Не находила слов для утешения. Они стояли больным, колом, под самым сердцем. И не шли к горлу, застряли колючим комом посередине и душили, не давая дышать.
— Сколько времени прошло?
Загруженный кислородными подушками, звенящими пузырьками и бутылками, выскочил из машины Глыба. Бегом бросился к врачу.
Шакалу велели отойти от двери. Не заглядывать, не мешать. Он снова вышел во дворик, присел рядом с Остапом. Тот, глянув на пахана, сказал глухо:
— Странный сон видела Капка сегодня. По дороге в город рассказала…