Заказанная расправа

— Грозили девчонкам расправой?

— Одно дело брехнуть, другое — убить. От слов до дела — целая пропасть. Нет, не наши убили. Как прогнали сикух с крыльца, враз в избу воротились. А девчонки под утро всем притоном ко мне. Тряпья попросили до города добраться. Оделись — сразу ушли. Мужики еще спали. Это точно. Никуда из деревни не отлучались. Сама всех видела. Да и к чему им сикух убивать? Выгнали и позабыли напрочь. Сучонок кто долго помнит? Их и любят только ночью, чтоб самим не пугаться тех, на кого полезли. Ведь малолетки, а развратнее баб…

— А бомжи?

— С ними никаких дел не имела. Да этих бабы вовсе не интересуют. Средь них алкаши, либо стебанутые на этой почве. Что с них толку? Все мужичье пропито, либо поморожено. Оттого они нынче живут по кладбищам, заброшенным деревням и дачам. Их со свалки выгнали — залили химией, даже псам не подойти. Вороны на лету дохли. Бомжи и разбежались кто куда. А в городе — вы, менты, всех достали. Вот и приплелись сюда. На дачах теперь собак держат. Не подступись. А жить надо, раз Бог смерти не дает. Вот и маются.

Но и эти, куда им бабы? Они давно забыли, как выглядит живая транда. Им ее хоть на нос повесь, не будут знать, что с ней делать? Коли сожрать иль на себя накинуть не смогут, остальное им без нужды. Средь них мужиков давно нет. Одни покойники, — разговорилась Ольга.

— Но кто-то же убил! — посерьезнел Рогачев.

— Да может, тот водитель сбил и, пока еще дергалась, справил свое, чтоб добро не пропало зря. А потом вам позвонил…

— Следов наезда нет. Убита иначе, — встрял в разговор второй милиционер, сидевший все это время молча. — А, между прочим, бомжи нам сказали, что у вас с теми девицами недавно произошла драка. Из-за мужчин. Понятно, что своими руками вы могли не убивать. Но сговор с исполнителем исключать не стоит, — он оглядел Ольгу тяжелым взглядом.

Та поневоле съежилась:

— С чего вы взяли? Если б я что-то дурное хотела сделать им, зачем пожалела сикух, одежду дала? Да и к чему ждала столько времени, пока мужики их прогонят? Уж коль мстить, так сразу! А теперь, когда вышвырнули, ни к чему на них натравливать кого-то! Не там ищите! И подозренья ваши вовсе смешные! — оправилась от страха Ольга.

— Она права, коллега! — обратился к своему спутнику Славик Рогачев и спросил: — Скажите, а Михаил ничего не говорил вам о девицах? Не грозил им расправой?

— Нет! Ничего не слышала! Давно не встречаемся и не собираемся. Дружу лишь с дедом Федотом, но его бабы давно не интересуют, — поджала губы Ольга, давая понять, что этот разговор ей порядком поднадоел, пора заняться своими делами.

— Что ж, видим, мы изрядно задержали вас. Но ситуация вынудила. Очень прошу — никому ни слова о нашем разговоре. Ну а если что услышите о смерти девчонки — сообщите нам вот по этому телефону, — вырвал листок из блокнота, написал номер, подал Ольге. — И как человека, как женщину прошу, не скрывайте от следствия все, что узнаете. Ибо это и в ваших интересах — жить спокойно. Как правило, такое подтвердила сама практика, убийца не останавливается на одном преступлении, если его вовремя не изолируют, — добавил Рогачев.

У Ольги мороз по коже пробежал. Дрогнули колени. Ведь вот и ее могли убить соседки по дому — в городе. А за что? И от Мишки чего теперь ждать? Вот узнает про милицию и докажи, что бомжи успели раньше про всех разболтать? — стало страшно бабе.

Вот вы сразу, когда вас об угрозах блатных спрашивали, сказали, мало ли, мол, кто что сбрехнет? От слон до дела пропасть! А теперь утверждаете, что ничего не слышали, не знаете? Ну и когда правду говорили? — не спешил уходить спутник Рогачева.

— Так грозили сами сикухи! Мужики — нет! Только прогоняли их.

— А путанки за что и чем грозили?

— За отставку! Обещали нашкондылять при встрече в городе.

— Это несерьезно! — пошел к двери Вячеслав Рогачев. И, остановившись, сказал: — Возможно, нам еще предстоит увидеться по этому делу.

Когда непрошеные гости вышли со двора, Ольга решила зайти к Федоту. Едва вошла в дом, старик сказал:

— Ну, слышала, как нынче милиция твоих бывших дружков замела? Почти всех с деревни вывезла. Только двоих не взяли. Мишку и еще одного — успели сбежать куда-то. Они, небось, сучонку убили. Ну, из тех, какие жили здесь у них. Во, бандюги! Убивцы треклятые! И тебя зашибить могли, если б доселе с ними хороводилась!

— А за что меня убивать? — обиделась Ольга.

— Разве душегубам твоя вина нужна? За что сучонку порешили? Да потому как оне — разбойники, дышать не могут без крови!

Ольге сразу расхотелось идти в лес. Страшно стало.

«А что, если Мишка там спрятался? Да не один, вдвоем! Долбанут по башке и…» — выронила топор из рук, решила остаться в притихшей, насторожившейся деревеньке. Из нее всех воров забрали, а бомжи, испугавшись милиции, сами ушли. «Вернутся ли теперь?» Взялась баба картошку в огороде полоть, а сама то и дело озирается вокруг. Все ей мерещатся шепот да шорохи, чьи-то крадущиеся шаги.

Под вечер нервы были на пределе. И, едва стало смеркаться, баба пришла к Федоту, побоявшись ночевать в своем доме в одиночестве.

— Я за свою жисть всякий люд видывал. Попадались среди них и воры. Бывало, прятались оне от властей, милиции. Но енти не убивцы, нет! По правилам жили. Никого не забижали и не силовали. Приходили и уходили по-доброму.

Случалось — иные появлялись. Сдергивали белье с веревок, сало из кадушек воровали. Их наши бабы коромыслами и ухватами колотили. Одни даже мальца сперли. С семьи. Деньгу хотели выдавить с отца. Но он не дал. Мы ему отсоветовали. Малец был дурковатый. Умный не попался бы в чужие руки. А тот… Жрал вне себя. А опосля — все в штаны. Не гляди, что пять зим ему исполнилось. Мать мыла. А ворюгам на што морока? Тот малец за столом один за всю банду управлялся. Потом от ево аппетиту дышать нечем становилось всей деревне. Собака сбегала со двора от вони.

Ну, так-то вот на третий день к вечеру сами привели украденного. Хотели возле дома оставить, а малец за ними бегом. Видать, знатно харчили. И что б ты думала? Привязали дите к забору. Сами — ходу. Малец как заблажил! Всех на ноги поднял. Глоткой обижен не был. Иной раз взбредет ему закричать, так в другом конце деревни люди ухи затыкали. Ну и тут повыскакивали, поняли — вернулся родимец. Ох и вложили ворам наши мужики. Те, на свою беду, сбежать далеко не успели. С той поры их в нашу деревню кнутом не загнать, — улыбался Федот, радуясь тишине, вновь окутавшей деревню.

Что и говорить, еще недавно сетовал дед на одиночество. Все молил Бога послать сюда хоть какую-нибудь живую душу. А появились, и не порадовался. Не любил воров. Сам за всю свою жизнь не осрамился ни перед кем. Всякий кусок потом и мозолями добывал. Никого не обидел. А эти — жизни девчонку лишили…

— Какая она была, за то пред Богом в ответе! Он ей жисть дал! И отобрать ее окромя Господа никому нельзя. Это только урки душегубствуют. Небось сначала подарками засыпали. А потом отнять их захотели. Вот и убили, — предположил вслух.

Ольга мигом вспомнила, что и ей дарили воры золотые безделушки. И они теперь стоят открыто. Воры знали, где баба держит золото. А ну как вернутся за ним? Возьмут все, она даже не увидит…

«Нет, надо пойти спрятать шкатулку. Хотя бы в подпал. Или на чердак отнести», — решила баба. Предупредив Федота, что скоро вернется, заторопилась домой.

Едва переступила порог, почудилось ей чье-то дыханье. Зажгла свечу, огляделась — нет никого. А только пошла в кухню, чьи-то жилистые руки вцепились в плечи. Ольга заорала от страха.

— Чего орешь? Это я! Иль совсем отвыкла? Ну, тихо, глупая! Сама знаешь, соскучился по тебе! — Михаил сдавил ей грудь, прижав к себе, потащил на койку.

— Уйди! Отстань, козел! — вырывалась баба.

— Молчи, глупышка! Глянь, что я тебе принес! — сунул в руку кольцо, сверкнувшее бриллиантом. Ольга не успела ничего сообразить, как оказалась в постели, подмятой.

— Отвяжись, душегуб проклятый! Вначале мертвую силовал, теперь ко мне лезешь! — она одним рывком спихнула Мишку на пол.