Утро без рассвета. Книга 3

—

Так, а теперь продолжим, — сказал Яровой. Прораб напрягся. — Как я здесь вижу, паспорт вы получили десять дней назад?

— Да.

—

А когда обратились в милицию?

—

Сразу, как обнаружил потерю.

—

А точнее.

—

Зимой.

—

Конкретней.

—

Не помню.

—

Когда обратились в милицию с заявлением?

—

Сразу.

—

Месяц? Дата?

—

Не помню.

—

Что ж, установим, — Яровой тут же заказал по телефону паспортный стол Ногликского отделения милиции. Заметил, что прораб заметно забеспокоился. Ерзал на стуле. Шли минуты. Допрос продолжался. — Сколько времени прошло со дня подачи заявления в милицию до дня получения паспорта?

—

Сейчас узнаете.

—

Ладно. Узнаю. Ответьте, вы искали пропавший паспорт? Спрашивали о нем лесорубов?

—

Это все равно, что иголку в снегу искать. Бесполезно. А если кто, нашел, разве сознается.

—

Вы ставили в известность руководство?

—

Это же не партбилет. К чему отчитываться? Кому хочется сознаваться в таком?

—

А когда ездили в Ноглики за паспортом, что говорили?

—

Взял пару отгулов. Их у меня хватает. Переработок много.

—

Значит, обнаружив исчезновение паспорта, вы на следующий день обратились в милицию? — переспросил следователь.

—

Да! — крикнул прораб, теряя контроль над собой.

В это время зазвонил телефон. Яровой поднял трубку.

—

Паспортный стол? Говорит следователь Яровой. Я хочу узнать, когда, какого числа и в каком месяце обратился к вам с заявлением о потере паспорта и выдаче нового прораб Адо-Тымовского леспромхоза?..

—

Тридцатого марта?! Какого числа потерял? Двадцать девятого!..

Прораб вытирал платком вспотевший лоб.

—

Так что ж? О чем мы теперь будем говорить? Значит, двенадцатого марта паспорт был у вас на руках? Ваш паспорт? Старый? Тот, который вы потеряли после поездки на материк?

—

Я не ездил!

—

Как же не ездил? Если ваш паспорт был у вас на руках, кто же мог им воспользоваться, кроме вас? Если вы сами, но тогда откуда рабочие дни в табеле, премия, проверка делян? Надо выяснить.

—

Я не ездил.

—

А кому вы давали паспорт?

—

Я не сразу заявил о потере.

—

А когда вы потеряли паспорт?

—

Зимой.

—

Точнее? — потребовал следователь.

—

В феврале.

—

Почему не сказали сразу?

—

Забыл. Теперь вспомнил.

—

Вы утверждаете, что в феврале? А какого числа?

—

В конце февраля.

—

Еще точнее?

—

Числа двадцатого.

—

Подпишите протокол показаний.

Прораб вытер вспотевшие ладони. Подписал.

—

А теперь вспомним, что двадцать восьмого февраля погранзастава проверяла документы всех жителей, Адо-Тымово. И имею в виду— свободных. В их списках значился номер и серия вашего старого паспорта. И отметки об утрате и потере там не стояло. Не мне вам говорить, как реагируют пограничники на потерю документов. Что вы мне на это скажете? — спросил Яровой.

—

Значит, в начале марта потерял, — упал голос прораба.

—

Какого числа?

—

Третьего или четвертого.

—

Подпишите показания.

Руки прораба дрожали.

—

Теперь вот сюда посмотрите. Шестого марта вы получили подписное издание. На почте. И извещение заполняли сами. Вот, по паспорту. Выдано вам два тома Жюля Верна.

Прораб закурил.

—

Не понимаю, что вам дался мой паспорт? Это я из-за него напереживался.

—

Не сомневаюсь. Но если бы меня это не интересовало, мы не сидели бы здесь с вами.

—

Мне эта потеря…

—

Потеря? Вы настаиваете?

—

Да! Настаиваю!

—

Тогда продолжим. Так как же, находясь на участке, вы побывали на материке?

—

Ну, дал я ему паспорт! Свой! Дал! Другого выхода не было! Любой бы на моем месте дал! Четыре года! Ну что из того, что поселенец? Ведь человек! Захотел к бабе! Навестить! Деньги есть! Сам заработал! Не украл. Переработок — тьма! Выработка громадная! Леспромхоз на таких держится, как он! Не думал я, что на материк поедет. Думал, что здесь! На Сахалине! Какая-нибудь есть! Эх, Сенька! Сбрехал, сволочь!

—

А зачем ему на Сахалине паспорт? Если ехать никуда не собирался? Паспорт нужен для выезда! Вы не первый день на свете живете и прекрасно знаете, что, если бы его уличили, нашли в это время в другом поселке или городе Сахалина, то вернули бы к вам. Вот и все. Погранзастава — не милиция и тем более не прокуратура. Вы решали бы, отдавать ли Сеньку под суд или нет. А раз отпустили, да еще с паспортом, какой уж суд. Так что о том, что он собирался выехать на материк, вы знали не хуже, чем я. И не только могли предположить, но и были в этом уверены.

—

Он мне об этом не говорил. А потом, ну, что тут такого? Ну, съездил и вернулся! Никуда не делся. У женщины побывал. Но ведь и он человек! Столько лет работает! Без отпусков и выходных! За двоих один вкалывает! Да он, если хотите знать, давно по зачетам должен быть на свободе! Еще два года назад! Это мы его держим! Вам же на благо! Он по выработкам, показателям, давно бы свой паспорт иметь должен и жить, где ему захочется. Да нам люди нужны! Вот и держим, не указывая переработок. Вам и нам на руку! Нам выработка, вам — меньше забот. Он у нас под присмотром. Под надзором. Условия — сами видели. Не до преступлений. А выйди? Что будет? Никто не знает. Так мы вам только доброе делаем, — горячился прораб.

—

Вот видите, сами говорите— выйдет— не известно, что будет! А паспорт дали свой! Как же доверили?

—

Так, а что делать? Посочувствовал.

—

А почему же из сочувствия его настоящую выработку не указываете? Чтоб законные, заработанные зачеты шли бригадиру?

—

А работать кто будет? И так людей не хватаете, — нахмурился прораб.

—

Не в этом дело. Не в этом. В премиях, какие вы получаете благодаря поселенцам. Вот и получается: вам — премия, им — паспорт. Так ведь? От этого никуда не денешься. Все на взаимности. Услуга за услугу. И в данном случае! Не вы дали, а он потребовал. Либо паспорт! Либо…

Прораб опустил голову. Заговорил спокойно.

—

Считайте, как хотите. Но я не в своих, не в личных интересах действовал. Не в свой карман. Вы говорите — премия? Да ведь ее прежде всего получают лесорубы! Рабочие! Не будь ее, давно бы разбежались. Так при чем тут я?! Без меня леспромхоз обойдется, а без рабочих — нет! А лишите их премии на пару месяцев! Никого не останется.

—

Значит, вы отдали паспорт в интересах леспромхоза?

—

Конечно!

—

Ну, а если бы Сенька не вернулся? Вы знаете, что вам бы пришлось отвечать? Ведь все дни его отсутствия в табеле стояли рабочими днями. Значит, вы знали и поощряли его отъезд в то время, когда он — поселенец. То есть, еще не отбыл наказание за преступление.

—

Он давно отработал. А значит, отбыл. Если говорить начистоту.

—

Тогда зачем вы скрывали фактическую выработку целой бригады? Лишая заработанных зачетов многих. Не только бригадира. Явная неувязка получается. С одной стороны, вы доверяете свои документы, значит, ручаетесь честью и своим именем за этого человека. Поселенца. Осужденного за преступление. С другой стороны, вы намеренно лишаете этого человека его зачетов, мешая тем самым выйти на свободу гораздо раньше. Говорите, что не уверены, кем он станет на воле. И в то же время делаете ему уступку — отпускаете, сами, самовольно. Нарушая закон. Не согласовывая. Идете на сделку, пахнущую преступлением. И прикрываетесь интересами коллектива рабочих, целого предприятия, говорите от их имени и интересов. А какое они имеют отношение к этой сделке?

—

Я говорю вам так, как думаю. Так и поступал. Как мне подсказывала совесть.