Страница 21 из 84
— Скажите, лесники на него жалуются?
—
Они на всех жалуются. На нас. Мы же заготавливаем лес. Для государства! Сдаем. Не в свой карман кладем! А лесникам не нравится, что год от года планы на заготовку повышаются, растет спрос на лес количественно и качественно. А они за каждое дерево жалобы на нас писать готовы. Ох, и склочный народ!
—
Скажите, вы встречную сверку с лесхозом проводите?
—
Какую?
—
По заготовленной древесине на делянах?
—
Нет.
—
А почему?
—
Нет необходимости. Мы с момента повала и до момента отгрузки — шесть раз проводим пересчет кубатуры. Внутренний. Это ж все равно, что доход своего предприятия дать обсчитать соседу-врагу.
—
Почему врагу? — удивился следователь.
—
Да очень просто. Мы с лесхозом все время в ссоре. То они из-за нас взыскания и выговоры получают. То мы из-за них. А все потому, что не будь нас— жили бы они спокойно. А мы им работу подкидываем — посадки, подсадки. К тому же мы премии получаем за выполнение плана, а они только за сохранность, да и то мизерную. Но я же не виноват. Не я назначаю размеры премий.
—
Скажите, много у вас участков с первой сеткой сгущенности леса?
—
Имеются, а что?
—
Сколько в среднем можно взять с первой сетки с квадратного километра?
—
Около двух тысяч кубов.
—
А точнее?
—
Ну полторы, тысячу восемьсот, смотря какой вальщик работает.
—
Ну, Сеня?
—
Этот хорошо возьмет.
—
Значит, почти в два раза план перевыполнит?
—
Само собою.
—
А почему же по сводкам бухгалтерии он с семи квадратных километров взял лишь восемь тысяч кубов?
—
Значит, больше не смог.
—
А первая сетка? Вы же сами…
—
Значит, ошиблись.
—
В обсчете кубов?
—
В определении сгущенности. Значит, это была не первая, а вторая сетка.
—
Кто определяет сетки сгущенности?
—
Лесхоз. А они и кустарник готовы преподнести, как лес.
—
Если
т
ак, то у вас нередко должен был возникнуть недобор леса с делян? — спросил Яровой.
—
Ругались мы.
—
Ну, а официально, вы доводили до сведения руководителей о завышении сеток, недоборе?
—
Нет.
—
А почему?
—
Да ну их. С ними попробуй сцепись, рад не будешь. К каждой мелочи цепляться начнут.
—
Как выходите из положения?
—
Какого?
—
С недобором?
—
Скребем все подчистую. Кроме молоди. Нас за невыполнение плана не похвалят.
—
Имеются бригады, не справляющиеся с планами? — спросил Яровой.
—
Нет. И не было.
—
Они у вас что, с одинаковыми возможностями работают?
—
Конечно. О всех бригадах заботимся, — внимательно посмотрев на Ярового, начальник спросил: — А, собственно, что вы хотели?
—
Скажите, если бригада закончила один участок и уходит на другой, ей даются дни на переезд?
—
Разумеется.
—
А как они оплачиваются?
—
Рабочими днями.
—
Все члены бригады занимаются переездом?
—
Нет. Вальщик работает. Он переезжает первым.
—
И выход древесины есть?
—
Конечно. Бригада не должна терять на заработке.
—
Но ведь остальные заняты переездом?
—
Значит, половина бригады была на повале.
То же самое сказал Яровому и главбух леспромхоза.
«Надо побывать в лесхозе», — решил для себя Аркадий. И, пока еще было время, он встретился с почтальоном села. Узнал, что никогда и ниоткуда Сенька не получал ни писем и никакой другой корреспонденции. И сам никому ничего не посылал.
В сберкассе села он внимательно изучил вклад Сеньки. На его счет перечисляла деньги бухгалтерия. Но вот в январе со счета была снята крупная сумма. Яровой записал дату и сумму. Еще раз встретился с почтальоном.
—
Нет, денег Сенька никому не отправлял. У нас никто таких сумм не посылал никуда, — ответил человек. В магазине бригадир тоже ничего не покупал. И Аркадий решил снова поехать в Ноглики.
В районном узле связи ему ответили, что не знают человека, интересующего его. Что ни прямо на деляну, ни на востребование п
и
сем на имя Сеньки не было. Подняли корешки переводов. За последние полгода. Но и там фамилии бригадира не значилось.
—
Тогда еще одного посмотрите, — попросил Аркадий и назвал фамилию Клеща.
—
Он в Ныше живет, там и спрашивайте, — ответили ему.
—
Там я узнавал. Но, женщина, я прошу вас убедительно. Это очень серьезное дело. Если вы мне сейчас скажете, что писем не было, а потом окажется, что они были, у вас могут возникнуть серьезные неприятности.
Женщина еще раз внимательно посмотрела удостоверение Ярового.
—
Понимаете, у него жена…
—
Я слышал.
—
Так вот, он переписывается с женщиной.
—
Из какого города? — спросил следователь.
—
Из Одессы.
—
Адрес есть?
—
Она присылала на востребование. Без обратного адреса.
—
Почему же от женщины?
—
Почерк женский. Мы в этом не ошибаемся.
—
А он ей письма посылал?
—
Да. Но мне ее адрес ни к чему. Не запомнила.
—
А переводы ей он посылал?
Женщина замялась. Замолчала.
—
Я вас спрашиваю, — повторил следователь.
—
Был перевод. Очень крупный. Видно, хочет после поселения к ней вернуться. Забрать сына. А перед тем выслал, чтоб она успела все приготовить к их приезду заранее.
—
Найдите корешок перевода, — попросил Яровой.
Женщина вскоре нашла корешок перевода. Подала его Аркадию.
Сумма удивляла. Она была ровно втрое больше той, какую снял Сенька с вклада.
Втрое? И моментально догадка — словно осенила…
Изъяв корешок денежного перевода с одесским адресом, — Яровой созвонился с прокурором района, договорился о встрече.
Через два часа Аркадий вернулся в районный узел связи и передал его начальнику свое постановление о наложении ареста на корреспонденцию трех интересовавших его поселенцев.
—
Все телеграммы, письма, бандероли, посылки, которые будут приходить в их адрес или отправляться ими — на основании этого постановления и санкции прокурора подлежат изъятию, — втолковывал Яровой оторопевшему начальству.
—
А как же тогда насчет тайны переписки? — возмутилась недавняя собеседница Аркадия. Как уже понял Яровой, она сочувствовала Клещу в его неудачной женитьбе и потому так неохотно выдала е
г
о переписку с одесситкой.
—
Когда существует тайна нераскрытого преступления, тайну переписки подозреваемых закон мне, следователю, разрешает нарушить. Конечно, это временная мера. На вас, как
и
на других граждан, эта исключительная прерогатива не распространяется. Что поделаешь, когда мы арестовываем преступника, то нарушаем, причем сознательно, его право на свободу и на неприкосновенность личности. Но не утратил ли он эти свои права, когда совершил преступление? Конечно, да. В данном случае все обстоит иначе. Я не могу утверждать, что эти трое совершили преступление, которое сейчас расследуется. Каждый из них — подозреваемый, но не больше. Не исключено, что ознакомление с корреспонденцией может дать не только улики против кого-либо из этих поселенцев, но и снять подозрение. Следственная практика знает и такие случаи.
Говоря это тоном более сухим, чем ему хотелось бы, Яровой следовал своему давнему правилу: мало заставить выполнять свои указания, нужно еще и объяснить в пределах допустимого для чего это нужно. И тогда можно рассчитывать не просто на добросовестное исполнение, а на осмысленную помощь…