Страница 18 из 84
—
С чего им добрыми быть? Они мне помогают за себя стоять. Защищаться. От вас. На кого теперь сетовать? Вы мне жизнь сломали!
—
А ты мстишь? Но кто виноват? Ты сам знаешь, за что был осужден. Так при чем тут я? Или любой другой? Ты и на свободе убивал.
—
Я не о том.
—
О чем же?
—
Второй раз ни за что упрятали. Червонец ни за хрен собачий получил.
—
А при чем я?!
—
Ты? Из их кодлы. Все вы одинаковы. Глаза б мои на вас не смотрели.
—Ладно, обиженный, не тебе— говорить, не мне— слушать. Да и ты сейчас, еще на свободу не вышел, а что делаешь?
—
Не выводи! У меня тоже нервы есть и самолюбие.
—
В руках себя держать не умеешь.
—
Ладно. Забудем. Ты ж мужик, в конце концов. Чего не бывает! Ну, погорячился я! Случается со всяким.
—
Я не о себе. Тут бы черт с тобой. За себя я всегда постоять сумею.
—
А, этого прохвоста Скальпа имеешь в виду. Так его, падлу, давно пришить нужно было. Много грехов за ним водилось. Но не я его грохнул. А жаль!
—
Ладно. Разберусь. Не ты, так расстанемся.
—
Скорее бы, — вздохнул Сенька. И, повернувшись, пошел к будке. Окликнул Тимку:
—
Топай, падла косматая! Кент кастрированный, дармоед проклятый! Чтоб ты сдох!
Яровой пошел следом, но поселенец повернулся к нему:
—
А ты куда? Ежель в будку, то не моги и думать. Нет свободного плацкарта. Все места заняты. Да и не приглашали. Ночуй где хочешь. А в будку не пущу. Духу лягавьего не переношу.
Аркадий остановился. Подумал. Встала проблема ночлега. О
н
столько дней не высыпался. Спал где попало. На бревнах или в катере. И вот снова. Негде. Даже зверю нашлось место в будке. Медведю. Его позвали. А Яровой остался один на один с тайгой.
«Ладно же! Еще как знать, что лучше», — решил он для себя. И, побродив немного, нашел два дерева. Они стояли рядом. Яровой обломал нижнюю ветку ольхи, положил перекладину. Потом наломал еловых лап. Загородил с обоих сторон подход к деревьям. Получался неплохой шалаш. Аркадий заложил хвойными лапами третью сторону. Потом наломал веток, положил их на траву. Получилось отменное жилье. Без удобств особых. Зато свое. Сам хозяин. Яровой влез в шалаш. Что ни говори, от будки далеко, можно спать спокойно. Рядом с шалашом журчал ручей. Яровой развел костерок. Открыл банку говяжьей тушенки. Достал хлеб. Потом вымыл банку. Вскипятил чай. И пил, улыбаясь в темноту, оттаивая душой.
Впервые в жизни привелось вот так ночевать. Одному. В тайге. Один на один с ночью и костром.
«Совсем неплохо», — подумал он. Ведь все годы работы он и мечтать об этом не мог. А неувязка с ночлегом обернулась в радость.
Сухие ветки горели ровно, обдавали теплом. Дым от костерка выгонял из шалаша назойливое комарье. Яровой блаженствовал, впервые за эти дни. Он постелил плащ и собрался гасить костер. Как вдруг услышал за спиной осторожные шаги. Яровой резко встал.
В нескольких шагах от него стоял напарник Сеньки. Воровато озирался.
—
Как видишь. А что тебе нужно?
—
Да вот я решил навестить. Скучно поди-ка одному?
—
Хочешь компанию составить? — спросил следователь.
—
Ага!
—
Ну что ж! Подходи ближе. Садись, — внимательно следил за мужчиной Аркадий.
Тот подошел. Оглядел шалаш:
—
Неплохо устроился.
—
Меня устраивает.
—
Молодец! Как истинный лесник нашел выход, — улыбался поселенец.
—
Ничего мудрого.
—
А я вот тут тебе поесть принес. Все ж зря Сенька вот так с тобой. По-хорошему надо. У нас не принято гостей обижать.
—
Я не гость.
—
Но ведь человек! Покормить надо, место отвести. Чтоб по-людски. Мало что не поладили меж собой. Хлебом и кровом обходить никого нельзя.
—
Я не голоден, — прервал его Яровой.
—
Брезгуешь мною?
—
А при чем тут ты? Ведь о хлебе говоришь. А я сыт.
—
Не веришь?
—
Кому? — заподозрил Яровой неладное.
—
Думаешь, прислали? Я сам пришел. Ведь ты меня из-под дерева вытащил.
—
Но ты из-за меня под него и попал, — удивился Яровой неуклюжему напоминанию.
—
Я вот тут кое-что… — стал разворачивать мужик сверток.
—
Не надо. Нет необходимости.
—
Обижаешь. Я с чистым сердцем к тебе.
—
А я и не сомневаюсь.
—
Тут вот мясо. Оленина. Очень хорошая. Свежая. Ешь. Пока горячее. Хлеб тут имеется. Вчера привезли, — торопился мужик, раскладывая на газете порезанное мясо, хлеб.
—
Я не хочу.
—
Слушай, у нас по таежному закону гостю нельзя отказываться от еды.
—
Ладно. Но будем есть так, как у нас — на Кавказе, — предложил Аркадий. И тут же заметил, как мужик насторожился. — Ты говоришь — я гость! Значит, ты хозяин. А у нас заведено — хозяин ест первый кусок.
—
Но я ужинал. Вместе со всеми.
—
Я тоже. Правда один. Но это неважно. Ты принес. И говоришь о своем обычае. Нельзя отказываться. Я и не отказываюсь. Но и ты должен мой обычай выполнить.
—
Но я по горло сыт.
—
Ешь, — подступил Яровой к мужику, протягивая ему кусок мяса. Тот отшатнулся невольно.
—
Ешь! — потребовал следователь.
—
Это
тебе!
—
Нет! Обоим!
—
Я ж к тебе, как к человеку, — отвернул мужик лицо от мяса
.
Яровой уже уловил едва слышный запах цветов аконита. Борец — та его называют в народе. Сильный яд этого растения убил не одну жизнь в тайге. Мясо варилось вместе с аконитом и впитало в себя весь яд. К тому же, пока ломал хвойные лапы, поранил палец. И теперь ег
о
неприятно поламывало, ведь мясо соприкоснулось с раной.
Аркадий положил мясо на газету, сунул руку в банку с чаем. Это самое верное средство дезинфекции. Палец перестало ломить. Прошл
о
и жжение.
—
Боишься, следователь?
—
Кого?
—
Не знаю.
—
Пошел вон! Живо! А ну! Чтоб не видел тебя! — прикрикну Яровой.
Мужик отступил в ночь. Пятился от следователя. Яровой посидел еще немного у костра и пошел спать.
Утром, когда он вылез из шалаша, увидел мертвую лису, что позарилась на мясо — вчерашнее угощение. Лиса, видно, недолго мучилась. Яровой пожалел, что не сжег мясо на костре.
Сегодня он решил встретиться с лесником урочища и с мастеро
м
соседнего участка. Вместе с ними надо обойти все Сенькины деляны вырубленные за последние полгода. Собрать сведения, сколько лес
а
вывезено фактически с делян. Эти цифры обязательно должны быт
ь
у лесника. А мастер должен определить, за какое время произведена вырубка.
ЛЕСНИКИ
Лесника он нашел вскоре. Тот ругался с Сенькой. Грозил найт
и
на него управу у начальства. Седой широкоплечий старик не мо
г
сдержать возмущения:
—
Анчихрист проклятый! Нешто глаз нет! На что стольк
о
молоди загубил, супостат окаянный! Смотри! На сотне метров тридцать посадок задавил! Чтоб твои бельмы лопнули, исчадье зла!
—
Чего орешь? Заглохни, старый пень! Иди, жалься, труха вонючая! — орал на него Сенька.
— Погибели нет на твою башку! Хоть бы рысь тебя задрала!
—
А ну! Валяй отсюдова, покуда костыли тебе не переломал, — подскочил к леснику Муха. Старик плюнул и отошел от поселенца, моргая обиженно, часто, зло.
—
Вы лесник этого урочища, отец? — подошел к нему Яровой с уверенностью, что не ошибся.
—
Ай, мил человек, какой я нынче лесник? Был лесник, а теперь одно званье осталось. Лесник — это хозяин леса? А коль его нет, то и хозяин не нужен, — едва сдерживал слезы старик. И продолжил: — Нет на Сеньку управы. Нет ее.