Стукачи

Весь следующий день готовили мужики свои машины к работе. Настроение было под стать погоде. День выдался теплый, ласковый. Окончательно разогнал тревогу минувшего, вчерашнего дня. Никого не забрал воронок из колхоза. Зря испугались люди.

Но вечером, после работы, всем велели прийти в клуб на собрание. Срочное, обязательное для всех.

И пришли. Народу битком. Не протолкнуться, не продохнуть. Каждого интересовало, что случилось? Почему не за день до собрания, а в спешке всех собрали?

На скамейках старики сидят, перешептываются. У стен — молодежь ждет, затаив дыхание. Остальные — в проходе скучились. На одной ноге.

На сцене длинный стол под кумачом. Значит, повестка серьезная.

— О посевной брехать станут. Вспашка будет. Ну и хвоста накрутят. Чтоб не пили в поле. Покуда страда не кончится. Чего ж еще? — предположила почтальонка. Но тут же язык прикусила. На сцену следом за председателем и районным начальством поднялись несколько незнакомых людей.

Они сердито оглядели колхозников. И уставились на председателя, торопя его начинать собрание.

Тот начал говорить об ответственном времени, переломном моменте, необходимости укрепления дисциплины и моральной зрелости каждого колхозника в это сложное для государства время, когда враги коммунизма не дремлют и всячески мешают обществу идти по намеченному пути развития…

Собравшиеся, не понимая, переглядывались, пожимали плечами удивленно. Мол, какое отношение имеют они ко всему этому?

Кешка тоже не понимал. Но помалкивал. Потому что среди приехавших был тот маленький, игрушечный человек, которого Кешка боялся пуще смерти, хотя и сам не знал почему…

— Вражеские пособники и агенты проникают во все сферы жизни, в наше общество и подтачивают его здоровое начало, самую сердцевину города, села. Вот и в нашем колхозе имеются пособники империализма, мешающие развитию колхоза, его становлению на социалистические рельсы, — говорил председатель, и зал приутих.

Люди насторожились. Где-то испуганно, громко икнула старуха. Вобрали головы в плечи парни.

Холод прошелся по головам, плечам и душам.

— Что ен, анчихрист, знает про нас? Надысь приперси и ужо ворогов посеред нас сыскал? — подал голос дряхлый дедок. Его тут же выдернули, вывели, выгнали из клуба.

Он пошел домой, плюясь и ругаясь на все лады. А собрание шло своим ходом.

— Эта червоточина уже болезненно дает знать о себе. И больше с этим мириться нельзя! Этими врагами здорового колхозного села я называю Варвару Пронину и Антонину Саблину — ветврача и агронома, которые, выучившись за счет государства, не приносили пользу селу. Лишь вредили ему и всем нам вместе взятым, — передохнул председатель.

— Так Варвара Пронина — ветврач. Из-за нее колхозное стадо в этом году потеряло восемь телят. А по вине Саблиной из семенного фонда ушло в отход пятьдесят центнеров картофеля и восемь — зерновых культур…

— И раньше гнило, — подал голос кто-то из стариков.

— Кто это сказал? — побагровел председатель, уставившись в зал злыми глазами. Но люди молчали.

— Каждый килограмм зерна и картофеля — это не просто продукты, не только результат общего труда, но и достижение строя нашего социалистического! И мы не позволим никому втоптать в грязь наши усилия! Я предлагаю! Признать Саблину и Пронину врагами народа и отдать их

в руки правосудия! Кто за это, прошу голосовать! — первым поднял руку председатель колхоза.

Люди переглядывались в нерешительности. И тогда со своего места встал игрушечный человек, знакомый Кешки.

— Мы приехали к вам с одной целью и желанием — помочь вам жить в достатке и покое. Мы рассчитываем на понимание и поддержку всего села. Ведь ваше благополучие отнимают не просто недобросовестные, халатные люди, а те, кто не желает видеть наше крестьянство счастливым, жизнерадостным. Это они отбивают у вас охоту к полноценному, производительному труду, спихивая на вас свои вредительские планы! Так неужели целое село станет поддерживать своих врагов, врагов страны?

— Нет! — вырвалось у Кешки невольное.

— Нет! — поддержал зал дружно, и лес рук взметнулся вверх.

— Спасибо тебе! Я завтра тебя найду, — шепнул человечек Кешке, покидая клуб.

Уходя, полудурок увидел вынырнувший из-за клуба «воронок». В него спешно заталкивали не ждавших для себя беды, ревущих в два голоса «врагов народа».

На них уже никто не оглянулся. Их не жалели. Простились, проголосовав всем миром за наказание. А за что оно — никто не подумал. И только бригадир трактористов, нагнав Кешку, сказал грустно:

— Вот и мы стали фискалами. Все! Хором, скопом, как один… Тьфу ты, мать твою, словно говна объелся…

Кешка, чуть свет, на следующий день в мехпарк пришел. Пахота предстоит. Начало. Значит, работать и ночами придется. Надо подготовиться, чтоб в поле не пришлось ремонтироваться.

К нему трактористы подошли:

— Эх, сука же ты вонючая! Зачем вчера подбил народ голосовать, чтоб девок посадили?

— Кого я подбил? Сказал свое, что подумал. А у вас своих мозгов нет? Не согласны — не голосуйте! — сообразил вмиг.

— Мы и не голосовали. Зато другие, глядя на тебя… Чем эти девки поперек горла встали? Иль в стукачи лезешь, зараза? Чума ты ходячая! Мало горя в деревне завелось? Ты еще и прибавляешь?

— Небось и на других он донес…

— Да куда полудурку до этого додуматься? Его самого за жопу возьмут, едва хлебало раскроет.

— Пошли отсюда! Какое вам дело до меня? Что думал, то сказал. И вас не спросил. Не зря этих девок грамотные люди назвали вредителями. Значит, так и есть.

— Дурак! А у тебя картоха в подвале не гниет? Иль ни одна курица не дохла? Хотя откуда им в твоем дворе взяться? Век их не держал. Знай, пенек безголовый, даже у хороших хозяев, случается, скотина дохнет.

— Да что скотина? Люди помирают. Молодые… А тут за телят да за картоху девок наших упекли! А все он — полудурок!

— Чего тут вопите? — подошел бригадир, оглядев трактористов.

— За вчерашнее собрание воняют. Навроде я подбил всех голосовать супротив девок! — ответил Кешка.

— Сами мозгами просрались, зачем чужой башкой жить? Коль своего нет, теперь не базлайте! Идите к машинам. Выезжать пора, — сдвинул брови бригадир.

Весь день Кешка пахал поля, без перекуров и отдыха. Рядом с ним работали другие трактористы. И тоже, не заглушая машины, не останавливаясь.

Лишь к вечеру, когда двигатель перегрелся, решил перекусить, дать остыть трактору.

Полудурок сел в свежевспаханную борозду, достал из сумки хлеб, картошку, молоко. Приметил, что и другие трактористы передохнуть захотели. Подогнали машины к концу поля. Сбились в кучу. Кешку никто не позвал.

Полудурок, поев, вернулся к трактору. Но двигатель так раскалился, что заводить его было нельзя. Вздумал переждать немного. И, закрывшись в кабине, улегся на сиденье.

Проснулся оттого, что кто-то стучал в кабину настойчиво. Выглянул.

Маленький человечек барабанил хлыстом в стекло, звал Кешку.

— Я уж нехорошее подумал, — сказал он, когда Кешка вылез из трактора. И спросил: — Что в селе говорят о вчерашнем собрании?

— Разное несут, — вспомнилось мужику.

— Жалеют вредителей? Своих врагов?

— Оно не совсем так. Но все же и до меня туго доходит. Ведь вот и в своем подвале у каждого картоха хранится. И перебираем ее всякий раз. И отход имеется. Потому что не может весь урожай без урону до весны пролежать. Коль посчитать все, не меньше, чем в колхозе потерь будет. А разве мы сами себе враги? А вон у моего соседа, Мотана, в запрошлом лете бычок издох. Справная была скотина. Да натрескался капусты, какая от тли была протравлена, и околел. Разве Мотан того хотел? Иль его за это баба должна пришибить теперь?

— Общественное хозяйство — не частный сектор. За него особый спрос. Потому что на нем вся страна держится. Тебе о том на лекциях говорили не случайно. В своем дворе скотину держат без науки. И огороды у вас — по старинке обрабатываются. А эти двое, вчерашние, образование имели. Потому и спрос с них особый. Как со специалистов. Грамотных. Не имеющих права на ошибку.