Страница 5 из 71
— Тогда весь мехпарк за яйцы взяли б. Начиная с Абая. Не ссы! Ты им без нужды!
— Дал бы Бог!
— Да ты хоть десять раз трактористом стань, из полудурков в жисть, как из говна, — не вылезешь. А им такие без нужды! Живи спокойно. Поспрошают и — под зад коленом. Это, как пить дать, — смеялся водитель.
Кешка глянул на него исподлобья, затаил зло. Но шофер не заметил и продолжал говорить:
— Тебе, идиоту, крупно подвезло на Витькиной беде. Иначе хрен бы перепал, а не морковка. Не видеть бы трактора как своих ушей! Но то-то и оно, что Ананьева какой-то стукач заложил. Знал бы я его, голову своими руками свернул бы падлюге! Такого мужика загребли! Ему цены нет! Вот ты, к примеру, кой с тя навар? Первый долбоеб! Твоей башкой лед в реке пробивать можно. И лодырь. В кого такой народился, вся деревня удивляется.
— А ты лучше? — осек Кешка.
— Я — многим лучше. Уже хотя бы тем, что сам себя кормлю, пою и одеваю. Ни на чьей шее не сижу с пятнадцати лет. Но не о нас с тобой речь, слышь, полудурок, ты хоть о Витьке узнай. Живой ли он и где нынче обретается? Может, сумеешь ему, как напарник, кусок хлеба передать. Да сказать, что дома у него все живы, здоровы и ждут его.
— Передам, — поспешил согласиться Кешка и, подумав, добавил: — Если увижу.
— Я к тебе вечером зайду. Узнаю. Может, разрешат передачку отвезти человеку. Попроси.
— Непременно.
Водитель, въехав в райцентр, свернул на боковую улицу, подъехал к мрачному зданию и сказал коротко:
— Тебе сюда. Отваливай. Да не забудь, о чем тебя просил.
Кешка подошел к двери. Толкнул. Она открылась.
— Вы к кому? — внезапно возник перед ним дежурный.
Кешка показал записку. Человек прочел. И, указав на дверь, сказал:
— Вас ждут. Входите.
У Кешки зубы забились в чечетке. Он нерешительно потоптался. Потом, зажмурившись, вошел. Была не была…
Маленький холеный человечек встал навстречу из-за непомерно громоздкого стола. В этом просторном кабинете он казался детской игрушкой, оброненной или забытой по рассеянности.
— Здравствуйте, Иннокентий, — протянул жидкую ладошку. Кешка бережно придержал ее двумя пальцами.
— Говорили мне, что вы обзавелись семьей недавно. Женились. Примите и мои поздравления. Очень рад за вас. И девушку выбрали под стать себе, строгую, работящую, скромную. Такие уже редкостью становятся. Счастья вам, семейного! — говорил человечек, а у Кешки свербило на душе.
«Чего тянет резину? Уж не мучил бы, сказал бы напрямки, чего звал? А то раскланивается, как гусак в луже. Хотя если поздравляет, грозы не будет», — решил для себя Кешка.
— Как отнеслись в селе к аресту Ананьева? — спросил человечек внезапно, и лицо его из улыбчивого стало напряженным, покрылось морщинами.
— По-разному. Но много тех, кому жалко его. Говорят, если б знали, кто на него донес, голову оторвали б враз. Потому что работягу сгребли.
— И кто ж так жалеет Ананьева?
— Механик, председатель колхоза, водитель нашей трехтонки. Да и трактористы. Почти все. Только о нем и разговоры по селу. Мол, лучшего человека взяли. Председатель наказал мне, не ляпнуть тут лишнего про напарника. А вечером доложиться велел, зачем вызывали меня сюда, — выпалил Кешка.
— Он что же, проверять нас решил? Не много ли на себя взял? Ишь чего захотел? Ананьева ему жаль? А страну, революцию, наши завоевания — не жалко? — бледнел человечек. И, усадив Кешку за стол, снова вручил бумагу и ручку.
Кешка нерешительно ерзнул на стуле. Хотел отказаться. Мол, хватило и Ананьева по самое горло. Но человек глянул на него сузившимися глазами и спросил ледяным тоном:
— И вы туда же? В сочувствующие?
Кешке стало холодно. Словно не глаза, а две пули в лицо глянули бельмами смерти. Полудурок придвинулся к столу, пыхтя начал писать.
Когда он закончил, человечек перечитал, что-то сверху написал на его бумаге. И сказал:
— Хорошо бы вам, Иннокентий, подучиться. Образование — дело великое. Вы еще молоды. Можете наверстать.
— Некогда мне. Работаю сутками, устаю. А теперь и баба завелась. До чего нынче? — удивившись, отмахнулся Кешка.
— Зимою у трактористов работы немного. Организуем у вас в селе курсы по повышению грамотности и полит-знаний. Походите на лекции. Мой вам совет. Пригодится в будущем, — настаивал человечек.
Кешка смотрел на него, как кролик на удава, и соглашался.
Только бы поскорее уйти отсюда, а там будет видно.
— Так вы обещаете, что занятия станете посещать?
— Постараюсь. Хотя зарок дать не могу. Семейный я нонче. Работать надо. Чтоб прокормиться. А с моим трактором — день повкалываешь, вечером еле домой доползешь. Не то что учиться, жрать неохота, — признался Кешка.
Человек смотрел на него вприщур, слушал. И вдруг сказал:
— Мне отлучиться надо на несколько минут, вы подождите здесь, — и вышел из кабинета.
«Ну, хана мне пришла. Сейчас в тюрьму повезут, чтоб знал, с кем спорить и препираться. Небось, они тут не таких, как я, ломали без уговоров. Эх, дурак, ну чего стоило согласиться? Уже домой отпустили б. Нынче скажет, не нужны нам несознательные, темные да неграмотные, какие учиться не хотят. И чтоб мороки не было, пошлют на Колыму подучиться уму-разуму, чтоб сговорчивей впредь был. Ведь не зря сказал, молодой, наверстать не поздно. А я тут ломался, как пряник. Во сейчас они уломают без уговоров. Как темноту некультурную. Где ж еще сыскать мне место, коль в своем селе подучиться не сговорили», — обхватил руками голову Кешка, дрожа от страха.
Полудурок невольно вскочил, когда открылась дверь.
— Задерживаю я вас? Но это ничего. Значит, мы с вами условились, вы ходите на занятия, а весною получите новый трактор ДТ-54. Прямо с конвейера. Я прослежу, чтоб вас не обошли, — пообещал человечек и достал из кармана двести рублей, подал Кешке: — Это вам за помощь. Только распишитесь здесь, что получили эту сумму.
Кешка глазам не верил. Да за эти деньги в колхозе ему чуть ли не полгода работать. Уж не снится ли такое?
Полудурок деньги поглубже запихал.
— Как вы хотите ими распорядиться? Я не случайно спрашиваю вас об этом. Ведь о нашем сотрудничестве никто не должен знать. И о деньгах. Их истинное происхожденье вам никому нельзя раскрывать. Ни одной живой душе. Ни отцу, ни матери, ни жене.
— Скажу, что нашел их, — подумав, ответил Кешка.
— Неубедительно. Найти деньги в тот день, когда у нас побывали, это на себя пальцем показать. Вам житья в селе не дадут. Поджечь дом могут. Или еще что-нибудь утворить. Народ теперь догадливый стал. Попробуй потом найди, кто беду устроил. Так что лучше вам положить их на счет. Либо спрятать понадежнее. От всех.
— Хорошо. Это я устрою. А что мне председателю сказать, когда вернусь?
— Скажете, что спрашивали вас об Ананьеве. Вы хвалили его. Просили отпустить. Вас молча выслушали. Ничего не сказали. Не ответили ни на один вопрос. И в конце предложили пока вернуться в село. Предупредили, мол, чтоб о встрече этой не очень-то болтал. Вы и поспешили в деревню. Так-то оно естественно будет, — улыбался человечек, провожая Кешку.
Полудурок даже забыл поблагодарить за деньги и советы, не попрощался. Едва дверь открылась, он пулей вылетел из нее, помчался в колхоз без оглядки, забыв о почтовой машине.
Кешка торопился. Он шел размашисто, почти бежал. Подальше от райцентра, от неприятного вызова, от разговора, после которого на душе стало как в нечищеном хлеву.
«Все стращает меня, как дурака. Всем и всеми. Аж тошно стало. Так — не брехни, не ляпни, то — не утвори. Или учиться… хм-м… Это мне — молодому мужу! Знамо дело, чему научиться надо. Если б я дурной был, таких бы деньжищ в один день не заработал. И новый трактор не обещают дураку. За такое механиков всю зиму до ус-рачки поят. И председателя. Тут же — дарма! Уж не сбрехал ли недомерок?» — думал Кешка.
Он даже не услышал, как затормозила за его спиной почтовая машина и шофер предложил:
— Эй, полудурок, садись, подвезу! Заместо посылки с говном! Валяй в кузов! Че пехом прешь?