Страница 15 из 70
— Где они их взяли?
— Из гвоздей сделали. Сами.
— А разве вы их не проверяли?
— Сегодня отберу — завтра новые готовы.
— Что дальше было?
— А что? Шулер в картах силен. А драться на ножах не умел. Увидел их — и ходу от капитана и от этих двоих. Ну а капитан — мужик не промах. Силенок хватало.
— Понятно. В дальнее плаванье задохликов не посылают, — встрял майор.
— У первого он нож ногой выбил. И головой в живот. К стене барака припечатал. Да так, что из него, если б не телогрей ка, все кишки на десяток метров разлетелись бы. Но второй успел капитана ножом в бок ткнуть. Капитан за бок схватился. Но все же поддел бандюгу. Сапогом в пах… А из-за барака— сам «бугор». С финкой на капитана. А у того крови полный сапог. Сознание мутит. Шаг сделал и свалился в ту же секунду. «Бугор» нему. На бандюг не оглянулся, не посмотрел — живы ли они? Враз по карманам шарить стал. Ну а шулер уже в барак прибежал. Рассказал тому бригадиру, что случилось. Он с нар подскочил. И как был телешом, в одном исподнем, рванулся к месту драки. «Бугор» хотел в это время горло капитану ножом перерезать. Но бригадир сбил его. «Перо» отнял. Измолотив до полусмерти, принес в барак к его же кентам. И, насовав мордой в парашу, на нары кинул, как мешок. Приказал его людям на три пушечных выстрела не подходить к своему бараку. Пригрозил. А воры иных работяг не только уважали, но и побаивались. Так что на этом дело и кончилось.
— Капитан жив остался?
— Три месяца в больнице лежал. Крови много потерял. Едва оклемался, — ответил Бондарев.
— А те двое?
— Этим что сделается? Они, как кошки, живучи. Недаром в такой банде были.
— Как? И никаких последствий не было? — уточнил вопрос Яровой.
— Срок добавили им! Как же!
— Они вышли уже?
— В Певеке парятся.
— Там другой режим?
— Да, но не только это. И климат с нашим не сравнить. И многое другое.
— А контингент заключенных?
— Все бандюги, душегубы. У многих широкие кольца на безымянном. Всех под пулемет можно. Одной очередью скосить. Сволоты проклятые.
— Расскажи об их метках, Игорь Павлович, — попросил Яровой.
— Зачем о них. Здесь своего такого дерьма целый барак.
— И все-таки, — настаивал Яровой.
— Все там по три, по четыре срока имеют. За побеги, за убийства, за разбой и бандитизм.
— По сколько же им лет?
— В среднем — пятьдесят три.
— А что у них за татуировки?
— Это самые опасные подонки, сплошь садисты. И убивают с особой жестокостью. Вот и метка их — широкое черное кольцо. Она символизирует их дела — ничего светлого, ни одного пятнышка. И называется — катафалк. Звери сущие. Их разве кто исправит? Чем шире кольцо, тем больше убийств.
— Ты расскажи про кольцо «тихая ночь», — попросил Бондарева Трофимыч.
— Давай не будем. Хватит.
— Почему?
— На душе от них тошно. И так полжизни среди этих… Надо хоть на время о таком забывать. Вспоминать, что есть нормальные люди, без наколок со смыслом. От них ведь устаешь.
— Если вспомнили, зачем останавливаться на середине?
— Что, заинтриговало. Аркадий Федорович, сознайся?
— Конечно.
— У нас эти метки и во сне перед глазами мельтешат, — засмеялся Игорь Павлович. — Преступников мы должны знать не только по делам, а и по татуировкам: по «браслетам», «кольцам», «перстням». Вот, к примеру, та же «тихая ночь». Она ровными волнами по среднему пальцу на правой руке выколота. Можно подумать, что перед тобой бывший моряк или рыбак. Черта с два! Тоже душегубы. На мостах охотятся. По закоулкам всяким. Выберут жертву, выследят ее и — поминай как звали.
— Мотивы убийств? Нажива?
— Именно.
— А почему «тихая ночь»? Они себя охотниками считают. Для них тишина — главное.
— Давай вернемся к «медвежатникам». Они имеют между собой отличия? — Яровой уже давно записывал ответы на свои вопросы в блокнот.
Ответил Трофимыч:
— Как
— Он один был пойман или с группой?
— Привезли его к нам одного. Доставившие не могли им нахвалиться. А насчет его сообщников ничего не знаю. В приговоре об этом — ни слова. Но если они у него имелись, то тоже серьезные мужики, этот с «мокрушниками» не пошел бы на дело. Так вот, на первом году я всяких ужасов наслышался о «медвежатниках». Но когда понаблюдал, многое понял.
— Изменили мнение?
— Конечно. Чем крупнее преступник, тем он сильнее. Как человек. Его не надо уговаривать. Он сам понимает, что нужно работать, раз засыпался, иначе кормить не будут. И вкалывать они умеют здорово. В лагере не занимаются ерундой. Никого не трогают, не задевают.
— А «президент»? Этот покрупнее вашего «медвежатника». Почему ж иным был? — Яровой отложил блокнот.
— Что «президент»… Он требовал к себе отношения по своим законам. Не смог понять, что лагерь — не только исправительный, но
и
— Чем он занимается теперь?
— В Магадане работает, — сказал Бондарев. — Здесь в лагере он стал электриком. Выучился. И теперь работает по этой специальности. Все имеет. Даже приемники ремонтирует. По схемам. Семьей обзавелся. На вдове женился. На старушке. Живут — друг на дружку не надышатся. А вот второму такому же не повезло, — Игорь Павлович вздохнул.
— Умер?
— Нет.
— Расскажи подробнее.
— У него одна наколка имелась. «Гусиная лапа». От плеча до локтя.
— А это что такое?
— Татуировка. А «гусиная лапа»— его инструмент. Чем он сейфы банковские вскрывал. Как консервную банку. «Медвежатники» по- разному работали. Одни с отмычками. Другие с «гусиной лапой». Третьи с ключами и прочим… Так вот этого в Орле поймали. И сюда к нам прямиком. Здесь ему поставили эту проклятущую татуировку.
— Почему проклятущую?
— Жизнь она ему сломала.
— Сам виноват.
— В чем виноват — за то отсидел. И, между прочим, если бы все такие в лагере были, не поседел бы наш Трофимыч и мы поздоровее были бы. Не хватало б сердце по ночам. Он, братец ты мой, совсем неплохим человеком стал. Как отсидел червонец, понял, что гусиное— гусю, а человеку — человеково. Не захотел на прежнюю дорожку возвращаться. И никто с ним бесед не проводил. Сам все осмыслил.
— Что ж раньше не хватился?
— Раньше? Ишь, как хорошо нам здесь судить. По-всякому в жизни складывается. Может, не все от него зависело в его судьбе. Только и здесь не каждый поймет. Иной хоть, всю жизнь здесь сиди — дураком сдохнет. Этот всего три года пробыл, ко мне пришел: мол, помоги для жизни специальность получить. Пусть хоть пяток лет и останется, хочу по-человечески дожить их на свободе.