Страница 79 из 105
— Ни с кем я не виделся. С Митяньки глаз не спускал.
— Так вот я тоже виделся с твоим
сыном.
— Вы говорили с ним?! — покраснел Костя.
— Да. Говорил. И о Скальпе он мне сказал. В тот день Митянька убежал от тебя. И ты мне хочешь сказать, — что не искал его. Не убивал!
— Не убивал.
— Послушай, Костя, ведь я нашел тебя. И не случайно. Я долго шел по твоим следам и знаю о тебе достаточно. Я понимаю, сын твоя последняя, единственная зацепа в жизни. И ты не хочешь ее лишиться. Поверь, как человеку, что и я этого не хочу. Но ты сам должен понять все и трезво оценить обстановку. Я знаю, ты не умеешь прощать. И если забыл прошлые обиды, то новую, да еще такую, а я о тебе наслышан, — простить не мог. А улики,
пока
— Вы говорили с сыном. Обо мне. Но зачем? Он совсем недавно стал называть меня отцом. А теперь снова меж нами пропасть, — опустил голову Костя.
— Не беспокойся. Разговор я провел хорошо. Пока без протокола[26]. Твой парень ничего не заподозрил, — успокоил Яровой.
— Да я ни в чем не виноват!
— Но смерть Скальпа — факт. А ты — один из подозреваемых. И, как сам понимаешь, не без оснований. Если будешь молчать, придется вызвать тебя в Ереван. Там установим все.
— В Ереван? Чтоб арестовать? А Митька? Он один! Его бросить! Нет уж. Ни за что. Да и невиновен я. Не убил. Это он меня! Он меня убивал! В лагере от него натерпелся. Потом срок. Столько лет. А потом Митька! — Костя поднял голову. Лицо его горело. — За свое я ему забыл. Решил забыть. Ведь все равно не вернешь годы. Они ушли. Потом судьба мальчишку подарила. Чужого. Но я своего любил бы так же. Ведь не был я отцом. Своих не имел. Все по лагерям оставил — жизнь, молодость, здоровье. Ничего, кроме Митьки у меня нет. Он один! Если не станет — зачем мне тогда все нужно?
Костя стиснул край стола.
— Я тогда, в тот день, сам себя потерял. Чего только не передумал. То мерещилось, что утонул, то заблудился в городе и попал под машину. Всякая беда глаза застилает. Первый раз в милицию пришел. За помощью. Прошу их, горло пересыхает от стыда. Ведь мальчонку своего проглядел. Не кентов, милицию просил помочь. И это я! От меня никто в жизни сбежать не мог. Любого находил, кто нужен был мне. А тут — голову потерял. Ведь я же из-за Митьки поехал. Его от могилы матери хоть на время оторвал. Ведь он совсем извелся. Пока увидел его, сам себя пять раз убил бы, а сколько раз умер — не счесть. Не смейтесь, но это так, — глянул Костя на следователя.
— Я понимаю, — согласился тот.
— Когда его вели милиционеры, Митянька кричал, что у него нет отца, нет никого. Лучше бы я умер, чем слышать такое. Думал, все от того, что прошлого моего стыдится. Меня прежнего. Вора. А оказалось — дяденька! — Костя умолк, то ли не решаясь продолжать, то ли что-то обдумывая. — Ради себя не пошел бы к кентам, не искал бы. Не мстил. Из-за сына пошел. Ночью. Нашел его один из моих. Прежних. Адресок принес. Велел я ему ждать меня у того дома. Сам в полночь пошел.
— Дом тот где? — спросил Яровой.
— Дом этот частный. Отдыхающим в наем сдавали. На самом берегу моря. Ну, вошел я туда. В комнату. К Скальпу. А он с бабой. Та, наверное, замужняя. И с этим падлой спуталась. Застал я их. На блуде. Когда я вошел, они видно подумали, что это мужик той бабы. Ну и всполошились. Она под койку, что кошка юркнула. А этот гад в окно. Первый этаж. Не опасно. Раму головой распахнул. Так и не понял, от кого удрал. Ну, а тут хозяева всполошились. Крик, шум подняли. Я ходу оттуда. Смекнул, что могут дело пришить, если милицию вызовут. Сам- то сбежал, а про кента забыл в спешке. Его вместо меня поймали. Ну и все. Впаяли за умысел на грабеж ночной. Письмишко я получил. Недавно. Я в тот день, ночью, еще попытался найти Скальпа, но он как испарился, а я испугался судьбу испытывать. Задумка сорвалась, кент попался. Скальп исчез. Так и самому недолго погореть. Ну и отказался я от этой затеи. Уехал я из города. Все. Кенты записку прислали. Мол, срывайся, милиция шерстит. Как бы и тебя не загребли по нечаянности. Честно говоря, боялся, что засыпавшийся кент на меня укажет. Он знал, где мы с Митянькой остановились. Вот и это подстегнуло.
— Когда уехали вы оттуда?
— Десятого
марта.
— А домой когда вернулись.
— Пятнадцатого марта. Как раз на день рождения свой.
— Кто вас видел в этот день в селе?
— Вся бригада. Обмывали меня. Рожденного.
— А письмо от кентов когда
получил
— Это через месяц. После суда.
Следователь поговорил с рыбаками. С каждым в отдельности. Потом, вернувшись в Анапку, вместе с Костей, поднял билет обратного рейса. Да, день прибытия этого рейса был отмечен пятнадцатым марта. Возвращение Кости с сыном в село а этот день подтвердили многие. Почта подтвердила, что за все годы Косте пришло единственное письмо. В нем говорилось, что кент отбывает на Магаданском курорте, а труп гуляет. Где? Неизвестно.
— Иди! Иди домой!
— Совсем. К Митяньке! Вы не отберете его у меня
?
— Нет! Расти его человеком! — простился с Костей Яровой.
ТЕНЬ ЗА ПЛЕЧАМИ
— В Оссору Яровой вернулся на следующий день. Усталый, невыспавшийся, он злился, что идет лишь за тенью убийцы. А она прячется по углам, заманивая его в передряги, ловушки. Сколько раз она ставила его между жизнью и смертью, словно проверяла на каждом шагу. Сколько раз она смеялась и заставляла сомневаться. Все ждала, что отступит он, повернет, покорится неудаче.
Оссора — центр Карагинского района. Рыбацкий поселок, вытянувшийся длинной веревкой домов вдоль берега моря. Здесь каждый дом пропитан запахом моря, рыбой, штормами, слезами рыбачек, смехом рыбаков, вернувшихся с путины. Сюда, на эту землю, политую слезами и потом, едва согретую нещедрым солнцем, приехали пять лет назад два преступника. На поселение. Один стал отцом. И рыбаком. А вот второй — Муха? Он отправлен отсюда. Из Ягодного. На Сахалин. Бывший убийца. Бывший ли? Кем он был здесь? За что его переотправили.
Анапка и Ягодное — один полуостров, один район, одно солнце, одно море. Но от одного села до другого так же далеко, как от жизни к смерти.
От острова Карагинского, где был на поселении Муха, до Анапки, где жил Медуза, пять часов хода. Их разделило море. Разорвав землю своей рукой, оно отбросило остров от земли, как отшельника. И вот он стоит в тумане чужим странником. Те же штормы его избивают, то же солнце смотрит на него. Но земля, берег далеки, как чужой порог. Один остался, другой уехал. Он как этот остров — чужой земле этой. Он ли эта тень? Он ли?
В районном отделении милиции Ярового встретили приветливо. Долго расспрашивали об Армении, о жизни в ней. А когда узнали, зачем он приехал, всполошились.
— Убийство? Не Медуза? Слава Богу! — вздохнул начальник милиции.
— А теперь второй — Арсений. По кличке Муха. Я знаю, что он отправлен на Сахалин. В данном случае меня интересует — за что он выслан отсюда, и как он себя проявил здесь? — спросил следователь.
— Муха? Это тот, что жил в Ягодном? На острове Карагинский? — припоминал что-то начальник милиции.
— Да. Этот.
— Помню. Эдакий верзила. Он там с одним нашим мужиком жил. С Николаем. Тот старшиной катера работал. Погиб. Волки задрали.
— Кого? — опешил Аркадий.
— Николая.
— А-а.
— Так вот они почти год жили на этом острове вдвоем. Если не считать волков. Но тоже как волки — по разным домам. Видно, не поладили меж собой.
— Причины знаете? — спросил следователь.
— Нет. Николай не говорил ничего.
26
Уголовно-процессуальный закон разрешает заносить показания детей в про
то
кол допроса. В этом случае для участия в допросе приглашается педагог. Но тот рекомендует по возможности избегать допросов детей. В данном случае Яровой провел с Митянькой беседу, не прибегая к официальному допросу.