Страница 32 из 105
И вот проснулся однажды Муха, а на дворе — зима. Снег лежал пи земле, на домах. Казалось, что село умылось сегодняшней ночью. А теперь стоит свежее, чистое, как это утро. Муха вышел на порог. Не мог надышаться молодою зимой. Как хорошо было ему. Как легко. Поселенец потянулся. И голос услышал:
— Собирайся. В баню тебя повезу сегодня, пока море льдом не схватилось. Отмойся, как человек, сразу на всю зиму. Да хоть подстрижешься. А то волк тебя не иначе, как за барана принял.
— Меня за барана?
— Ну конечно! Какой же нормальный волк по осени на человека кинется? Вон — полна тундра еды. Зайцы, куропатки — пешком ходит. Л он тебя выбрал. Не с добра же.
Муха и поверил старшине. Что или волк дурной, или у него у самого ничего от человека не осталось.
Конечно, он охотнее верил в первое, и решил сам для себя— что сам решит, как он жить будет. А когда закончится срок поселения уедет, навсегда забыв остров с его президентом.
Правда, в баню он съездил. И постригся. Даже в магазинах побывал. Купил что нужно. И даже три поллитры втихаря от старшины сумел приобрести. Папирос целый чемодан набрал. И теперь запит куда как веселее. На ночь — глоток водки. В доме от табака мужичьим духом запахло. Одиночество уже не казалось таким тоскливым и серым.
Но зима есть зима. На Севере она особенная. Длинная, бесконечная. И, хочешь ты, или нет, — все равно душа запросит общения и не сможешь ей перечить. Отказать в насущном. Тем более, что и человек под боком есть. Надо только суметь заставить себя сделать первый шаг, первому протянуть руку и тогда все станет на свои места.
Муха, громко топая, вошел на порог дома. Постучался, зашел, не дождавшись ответа. Старшина сидел на табуретке у печки, что-то тер в руках.
—
Му ха
—
Р
— А почем знал, что я
пр и йду?
— А кто ж еще кроме тебя? — усмехнулся старшина. И предложил: — Садись, коли пришел, в ногах правды нет.
Муха сел на табурет, искоса поглядывал, что там теребит морячок. И не выдержал:
— Ты чегоделаешь?
— Шкуру горностая выделываю. Вчера в ледянку{9} трое
попали.
— А ты еще и охотник? — удивился поселенец.
— Немного. Но я в промысле не силен. Только приучаюсь. Тут есть в районе профессионалы. Вот это охотники! А я — не то.
— А чего промышляешь.
— Горностая, норку, соболя.
— А медведя.
— Так на острове их всего трое. А «хозяин» — ручной. К людям с детства приученный. Неподалеку от села живет. Что ж на него охотиться?
— Ну вот, а волки? Этот прямо пер на нарту. А у меня, сам знаешь, ни ружья, ни ножа нет.
— Тебе это и не нужно. Без них можешь справиться. Не новое ремесло для тебя. Помогать и учить нечему. Если б знал тот волк с кем он встретился, без оглядки бы убежал, — усмехнулся матрос.
— А еще есть они на острове.
— Имеются. Только убивать нельзя. Мало их. Иначе в тундре опять болезнь начнется.
— Без волков? По-моему, зверье лучше жить без них станет.
— Черта с два. Сдохнет лиса от старости — беда. Заяц слабый
начнет плодить — тоже плохо. Чума без волка в тундре начнется. Слабых зверей она наплодит. Волк — навроде дворника в ней. Все плохое подбирает, нельзя без него.
— Значит и я заместо мусора! — побледнел Муха. Старшина даже голову не повернул.
— Волк особый. Я его целый год выслеживал. Именно его. Убить хотел. Но остров большой. Сам понимаешь— есть куда убежать, где скрыться.
— А как — ты его узнал? Они все одинаковые.
— Этого я пометил. Ухо у него прострелено. Выделывал — видел.
— Нашел с кем враждовать! Что он у тебя — пайку украл что-ли?
— Хуже, — умолк старшина.
— Тебя как звать-то? — спросил Муха.
— Николай. А тебя?
— Сенькой.
— Ну вот и познакомились наконец-то!
— Так скажи, что волк этот тебе сделал? — не вытерпел поселенец.
— Давно это было. Приехали сюда на лето школьники. Помогать на путине. Рыбу обрабатывали. Так вот один мальчуган особо любопытный был. Тундру любил крепко. Как минута выберется — убегал. Этот гад и поймал мальчишку. Тому огольцу лет десять было. Не больше. Только кости нашли. По клочьям одежды узнали.
— А откуда ты знаешь, что именно этот волк его сожрал? — удивлялся Сенька.
— По следам. Я их во сне даже видел долго, у него когти передней правой лапы сбиты были.
— У каждого в жизни свой волк имеется. И своя обида на него. У меня тоже один на примете. Тоже своего часа жду, — вспомнил Муха о Скальпе.
— А что он тебе сделал?
— Жизнь погубил. Вот из-за него сюда попал. Лютее его никого в свете нет, — крутнул головой Сенька.
— Сам-то ты тоже не одну жизнь загубил? Верно за то и наказан?
Я
и не мужик, и не человек, — жаловался Муха.
…. «Понт»? Ишь какой! Загубить-так с «понтом»? А если в тебе кто-то «понт» сыщет?
Чья возьмет! — ответил поселенец. И добавил зло: — Вот ты, к примеру. Озлился, что выпившим меня увидел. Бутылку пожалел. А н п- таешь сколько лет не видел? Неужто ты меня понять не мог?
Я
—
— Там у нас всякие были. И флотские. От тюрьмы, как от сумы никто не гарантирован. Думаешь — счастье, ан — беда на пороге. Она должностей не спрашивает. И ты не больно ерепенься. Не дюже начальник какой. Не шибко выбился, коль на досмотр за мной приставлен, — прищурился Муха.
— Нужен ты мне! Не хватало прохвостов всяких опекать. Я тебя сколько не видел? И еще бы видеть не хотел. Сам выплыл, как говно из проруби!
— Это я говно! — побелел Сенька.
— Ты! — подскочил Николай.
— Твое счастье, что тут я на поселении! Но даст Бог на свободе свидемся.
— Свидемся! Не беспокойся! Я тебе за надзирателя — всю шкуру пряжкой порву.
— Рви, падла! — рванул рубаху на груди Муха и подскочил к морячку. Но тут же отлетел, перевернув собою табуретку, ведро, развалив дрова у печки. — Ты на фартового! — подскочил Муха тут же. И, грохнув кулаком в висок Николая, вышел из дома, поклявшись никогда сюда не заходить.
Но через пару недель кончился запас папирос и продуктов. А Николай проходил мимо Мухи, как будто тот был дровяной кучей. Сенька урезал себя на харчах. Но и это не спасло. Продукты таяли. Чем меньше их оставалось, тем больше падало настроение.
21
Польза, выгода, прибыль (жаргон)