Страница 27 из 105
Потом взялся сам. Медленно, но точно копируя каждое движение рук коряка. И челнок вначале неохотно, а потом все быстрее завертелся в его руках. Засновал.
«Для тебя, акула проклятая, плету. Все-равно не минуешь
ты
— Молодец! Хорошо получается. Быстро понял. Не коряк, а голова крепкая, — похвалил Аклов работу Кости.
Чумаев ничего не ответил.
Тихо опустилась на село зима. В одну ночь выбелила Анапку пушистым снегом, заглянула в каждую щель. Порадовала всех величавой красою своей. А через неделю пургой разразилась. Грозною, черной. Загуляла по Анапке злою Нинвит[20].
Костя, выглянувший в окно, глазам не поверил. Ветер со свистом врывался в щели, гудел в трубе злым шаманом. Тащил по улице чье-то белье. Срывал трубы. Бил в стекла десятками вихрей.
Решил он попробовать выйти из дома. Но куда там! Лицо враз снегом залепило. Повернулся и— бегом назад. В дом — снежным комом ввалился. С час дыхание переводил. Какая работа? Перед окнами такие сугробы намело — целый день снег придется откидывать. «Занесет, как медведя в берлоге, — подумал поселенец. — И откопать некому будет. А впрочем, на кого сетуешь, кто хоть когда-нибудь помогал тебе? Кенты? Они помогли тебе попасть сюда. С ними свяжись! Еще и не в такую беду попадешь.
Они
Стук в дверь удивил. Медуза заторопился открыть. «Наверное Аклов заждался. Решил сам за ним прийти. Неловко. Старик, а сильнее меня», — снимая крючок думал он, и, открыв дверь, ахнул от удивления. Это была Уткэт.
— Сумасшедшая! — схватил он ее в охапку. Втащил в коридор. И, закрыв дверь, провел девушку в дом.
— Как ты дошла?
— Как видишь, — смеялась она.
— Зачем так рисковала?
— Что ты? Мы привычные! Пурга для нас, как для тебя — теплое море. Нас она не обижает.
— Слушай, но ты хоть меня не пугай.
— А чего боишься?
— За тебя. Ведь замерзнуть могла.
— И ты бы этого не пережил! — хохотала Уткэт.
— Во всяком случае приятного было бы мало, — сгладил он.
— Не объясняйся, — закрыла она ему рот рукой.
Он глупо улыбался, глядя на нее. Ведь вот ни одна не решилась бы на такое. А ей он позволяет делать и говорить все, что взбредет и голову. Он привязался к ней, привык и, не увидев ее хотя бы полдня, ходил как потерянный. Словно что-то не сделал, чего-то не хватало ему.
Ее появление, да еще в такую погоду было чудом, подаренным ому то ли судьбою, то ли самою пургой. Он не знал, кого из них он
должен
—
Я тебе поесть принесла. А то голодный останешься на всю пургу.
—
И ты из-за этого шла? Стоило ль!
—
Конечно! А то ты на юге будешь нас плохо вспоминать — выискивала она из сумки обжигающие кастрюли. Заставила его по
есть
.
А
потом они снова сели у печки.
—
Получается теперь сети чинить? — спросила Уткэт.
—
Получается
.
—
А
клов
учил
тебя.
—
Ра
зв
е он умеет?
—
Не надо
А
кло
в
очень хороший человек. Он для Анапки —
главный
. Его и теперь
в
каждом доме любят. Все.
Они
помолчали.
—
А
з
а что любят его? — спросил Костя.
—
Давно это было. В войну. Тогда наше село еще меньше, чем те
перь
. Жили в нем сильные люди.
Из
племени медведя. Они
ол
ене
й
разводили. Охотились. Но в тот год все мужчины ушли — на
в
о
йн
у.
В
селе старики, дети и женщины остались. Умели они пасти о
л
е
н
ей. Но мясо понадобилось фронту.
И
лишь совсем маленьких
дет
ей оставила себе Анапка. Пять больших табунов отдала она
фронту. И тогда на охоту вышли женщины. Мишку били, зайца, куропатку. А зимой, когда медведи в берлоги легли — туго стало. Нечего было кушать. В те годы зимами пурга почти не прекращалась. И умирать стали люди. Вот тогда приехал к нам Аклов. Стал рыбу ловить, один для всех. Научил ее солить, вялить, коптить, приучил и кушать ее. Перестали люди умирать. А вернувшиеся с фронта научились помогать Аклову. Вот так и стали они рыбаками. Аклов с ними не только село спасал, еще и стране помогал: сдавал рыбу, икру. За это медаль имеет. А теперь он старик. Но для вернувшихся с войны он семьи сберег. А сам один остался, — вздохнула Уткэт.
— Почему?
— Все три сына погибли. На войне.
— А жена?
— Она до войны умерла.
— Так и живет один?
— Нет! Что ты? Село его бережет. Мы все его дети. И старые, и молодые. Он — наше счастье. И знаешь, любое горе, радость — он первый обо всем знает. Тебя к себе тоже не случайно взял. За то, что ты Анапке малыша спас. Отнял его у Кутха. Умереть не дал. Он всем велел уважать тебя. Он самый умный и добрый старик в селе. Никто из нас не знал его жены, детей. Мы — его семья. Он — наш отец. На пенсию он пошел. Но когда к нему Ильтын пришел — согласился тебя учить своему делу. Ты слушайся его.
— Так, а нам с ним спорить не о чем. Работаем потихоньку.
— Аклов тебя уважает.
— Пока не за что.
— Ему виднее.
Костя все прислушивался к посвистам пурги за окном. Она разгулялась вовсю.
— И надолго закрутило? — спросил Костя, кивнув за окно.
— Не меньше недели. Это первая пурга. Молодая. У нее силы много, — ответила Уткэт.
— Вышел ли сегодня на работу Аклов? Как ты думаешь? — спросил поселенец девушку.
— Наверное был. Но он тебе не сознается. Чтоб душа твоя не болела. Ему пурга не страшна. И не такое пережил. А тебе все равно не велел бы на работу выйти. От простуды уберег бы. Нам она не страшна. Потому ты не беспокойся. Аклову без работы нельзя. Память по сыновьям болеть начинает.
— А твой отец где?
— Тоже погиб. В войну. Я маленькой была, когда он ушел. Не помню его. Брату год был. Тоже, как я… не помнит.
«Кого как судьба ломала. Горбов, да болячек куда больше, чем радости подарила. А я то думал, что только мне не повезло. Оно же вон как. На разных концах земли люди беду терпят. Вот только выстоять в ней не все умеют. Иного мужика валит, а баба — глядишь, устояла. И человек! Не гляди, что слабая. Может потому, что Аклов в селе был. А на пути другого — он не встретился», — думал Медуза.
— Аклов говорит, что тебя для него в село прислали. Чтоб смог он тебя всему обучить. Всему, что знает и умеет. Без этого, он говорил, ему нельзя было умирать. А теперь успокоился. Обучит тебя и спокойно сможет уйти к Кутху.
— А он смерти не боится?
— Никто не вечен. Кроме как в памяти. А он в ней будет первым. Болеет он, старый стал. Трудно ему.
— Но ведь и я уеду! Насовсем отсюда.
— Кого-то успеешь выучить. Ты должен будешь это сделать, — спокойно сказала она.
— Выучить? Но кого? Мужчины сразу после путины уходят в зимовье, — ответил он.
— Сам найдешь кого обучить.
— Разве мальчонку какого присмотреть? Но я никогда не говорил с детьми, обучать тем более не сумею, — задумчиво сказал Костя. И добавил:
— Да и жаль будет заставлять работать ребенка. Живя здесь, он и так не видит ничего хорошего. Буду я для мальчишки злым шаманом, убивающим его детство, его самого. Вот и станет он меня русским Кутхом звать, ничем не отличающимся от его корякского Кутха, какого вы сами не совсем забыли.
20
У коряков — богиня зла, ведьма.