Страница 104 из 105
— Плохо, следователь. Плохо ты сделал. Всему селу плохо. Хорошего человека у нас отнял. Друга забрал! Езжай, следователь. Твой убитый — может не стоит и слова нашего Егорки. А ты и убийцу не нашел, и в смерти Егора виноват…»
Горько было слышать эти слова. Еще горше было сознавать, что в чем-то Кавав был прав. Поспешность. Но даже вызванная необходимостью, она не может стать оправданием опрометчивости. Ошибка действительно стала роковой.
«Но я же не хотел его смерти! Нет! Я хотел успеть! — пытается оправдать себя Яровой. — Хотел! Верно! Торопился, бежал! Но когда? Когда узнал, что Егор не виновен! Непричастен к убийству! Тогда бежал! Спасать! Но проведи ты встречу с ним иначе, этого бы не случилось»!
Аркадий садится к столу. Перстень Скальпа горит перед глазами каплей крови. Последней каплей жизни Егора.
«Я никогда не повторю этой ошибки! Никогда! Иначе я потеряю право считать себя следователем, человеком!» — говорит себе он и долго перечитывает последнее письмо Дракона. Вспоминает лицо Егора. Он хотел умереть свободным…
Яровой просматривает записи дальше. Вот Клещ. Долго обламывали его по лагерям. Выколачивали независимость. Прививали иное отношение к жизни, к работе. Требовали. Наказывали за малейшую оплошку. Он и усвоил. Все усвоил. А жизнь его за это и наказала. Точность… Даже рьяный враг Беника— начальник милиции и тот уверен, что убивать Клещ не станет. Пугливым, мол, стал. Лагеря помнит. Не захочет попадать в них снова. Всего боится. Яровой усмехается. Начальник милиции плохо знал людей подобного сорта. Беник… Уж о нем-то Яровой был наслышан. Даже убийцы боялись Клеща. Воры никогда ему не перечили. О жестокости Беника наверное и теперь помнят все одесские «малины». И вдруг он стал трусом? Нет, майор! Трусость и осторожность — понятия разные. Там, в Тигиле, он был на поселении. То есть между лагерем и свободой. Один неверный шаг и опять срок, лагерь. А вот до свободы — куда как труднее. Вот и решил отдать предпочтение осторожности. Чтоб на свободу выйти.
Этому не просто сменить взгляды. А убеждениями своими — легко не поступится. И, как знать, возможно, вы, майор, своими руками толкнули Беню на путь к безысходности, так часто ведущей к преступлению. Ведь в жизни его была одна — сестра. А вы молчали. Так зачем? Либо вообще бы не говорили о ней, либо сразу, по приезде б сказали. Кому нужна была эта молчанка. Родные сами меж собой разобрались бы. И разве можно взвалить на плечи человека вину в смерти его сестры, когда ты сам во многом виноват. У Клеща и своих ошибок хватает. Кругом виноват. Перед всеми. На свободе и в лагере, на поселении и в работе. Всегда виноват. За то, что растил сестру — виноват! Потому что был не просто братом, а и вором. Ушла, как от вора, отказалась, как от вора, забыла, как вора, стыдилась, как вора! А было ль место в ее сердце для него, как для брата?! Ведь он вор! Но и вором любил и помнил, и искал ее, как свою сестру! Как мы все зачерствели!..
Отчаянье, усталость от жизни, смерть сестры — могли толкнуть на прежний путь. Остановить его было некому. Жить незачем. Даже переписку с племянниками под угрозой запретил майор! Что осталось в жизни бывшего зэка? Сознание никчемности? Горечь ошибок? И ни малейшего просвета в будущем. Это как бесконечная дорога в ночи. Дорога без конца и цели. Дорога в одиночку. С его характером срыв вполне возможен. Нет рассвета! Пусть будет конец пути! Неважно, что его он приблизил своими руками. Всем нужна определенность. И ему… Не меньше, чем другим. Для этого Скальп— не просто враг. Это — антипод! И его он воспринимал как укор себе. Его жизнь была равнозначна его смерти. Смириться? Вряд ли? Клещ, как и Муха, не умел прощать. Забывать и тем более. Где он был в марте в день убийства?
Гиря. Этому повезло. Хотел— смерть, получил— жизнь. И не у кого-нибудь, у своего врага ее отнял! Возможна ли большая награда? Теперь у Семена будет ребенок. Сын или дочь. Неважно кто! Но он получит продолжение. Свое. И наказал врага… Отнял у него бесспорное оружие — его щит, постоянного свидетеля, спутника, заступницу и подругу. Плохо, когда мужчина видит в женщине все это, а не любимого человека. Когда ему нужна только опора. Значит слаб стал. Не мог постоять сам за себя. Что ж, вместо смерти врага,
Семен получил жену. Он выиграл. И вместо беды вытянул светлую карту. Этот забыл и простил. Ему больше ничего не нужно. Враг наказан. Да еще как жестоко! И Гире не нужна его смерть. Жив ли он, умер или убит, Семену все равно.
Аркадий улыбается, вспоминая добродушную улыбку Гири, его громкий смех, откровенный рассказ. В Семене давно ничего не осталось от вора. Природа создавала его для другой жизни. А судьба свой путь уготовала. И он свернул. И все-же вышел. Теперь он не собьется. У него есть жена. Его понятливый, верный друг.
Яровой вспоминает о Журавлеве Владимире — Трубочисте. Этому, видно, каждый день жизни был не в радость. Вон как деньги копил. А драгоценности! На будущее собирал. Сколачивал. Чтоб не бедствовать. Кольца и перстни у него из лагеря. Там он их приобрел. Ну и деньги тоже. Потом подзаработал и в совхозе. Но почему не на вклад? Почему в телогрейке носил? С собою? Боялся, что начнут докапываться, откуда столько денег? Или попросту не доверял? Скорее всего — боялся. Но тогда почему носил при себе? Опасался, что кто-либо из любопытства залезет к нему в квартиру и утащит деньги? Но он знал, что по квартирам в Соболево не лазят. И все ж… Видно, имея их при себе, он был спокоен.
Но денег у него оказалось много больше, чем дал ему в лагере Клещ за убийство Скальпа. Откуда у него столько денег? Возможно, что и другие оплатили предстоящее убийство? Ведь из заработка он никак не мог собрать такую сумму. В этом случае, Трубочист — вероятный исполнитель убийства, а такие, как Клещ его организаторы?
Зачем копил? Возможно, на случай, если снова попадет в лагерь? Но там деньги не в ходу. За них ничего не приобретешь. Они нужны перед выходом на свободу. Но до этого нужно дожить. Ну, драгоценности — тут понятно все. А вот деньги… Возможно хотел откупиться от Клеща. Вернуть ему деньги, оплатить неоправдавшееся ожидание и уехать с глаз подальше. В самый глухой угол. Где никто его не знает и ни один кент не выдаст. Но от Клеща вряд ли можно откупиться деньгами. Он ими никогда не дорожил. Возможно, на драгоценности и позарился бы. А на деньги нет. Но для чего же они ему? Скорее всего хотел скрыться от всех. А теперь? Можно предположить причину помешательства! От Клеща откупиться нечем. Самому со сбережениями всегда расставаться нелегко. Эти деньги и драгоценности считал компенсацией за пережитое в лагерях. А теперь и этого нет. Все впустую! Все потеряно. Нет средств, какие скопил всеми ухищрениями! Нет жизни! Нет смысла в ней! Вот и помешался. Деньги помещали выжить. Потерять их, для него означало все равно, что умереть.
Яровой усмехнулся. Зачем ему деньги? Вот ведь чудак! Да, конечно, о чем это я? Если б не нужны были — не воровал бы. А и не ко
пил. Решил пожить, не работая. Забившись куда-нибудь в глухомань. Но и это считал потерянным. Весь смысл его жизни
был
бы в тишине, в безопасности, пусть даже кажущейся.
Он вспоминает как искал телогрейку, проверяя дно реки собственными ногами, рискуя попасть на острые корни коряг.
Да, руководство отделов милиции мало и плохо работало с поселенцами. Обходились одной встречей. А потом уповали на специфику Севера, особых условий и вверяли судьбу человеческую в руки случайностей и окружения. А всегда ли окружающая среда помогала исправиться? Случай с Трубочистом, Магометом, Гирей, Клещом, были не в пользу окружения. Зачастую поселенцы жили отщепенцами и исправляли их не условия, не люди, а то первозданное, цельное в их натуре, заложенное с самого начала. То, что не сумела выбить из них «малина» и все передряги лагерей. Они выжили за счет самих себя. Им никто не помог. Начальники отделов милиции опасались их, как преступников. Не считая их полноценными людьми. Помощь? Нет. Этого от них не ждали поселенцы. Не шли за советом. Они, как и в лагерях, не верили и опасались друг друга.