Страница 11 из 57
— J’ai juste une petite question[35], — повторил я попытку, пока она искала пакет, достаточно маленький, чтобы баночка с медом не потерялась в нем.
Никакого внимания.
Я терпеливо стоял, дожидаясь своего часа (боюсь, в прямом смысле). Должен признаться, мне было интересно вблизи понаблюдать за женщиной, какой никогда не встретишь в Париже. Парижанка среднего возраста не станет, подобно школьнице, собирать волосы в два рыжих хвостика. И не наденет майку в обтяжку песочно-камуфляжной раскраски. Декольте тоже было излишне глубоким. Парижанки в любом возрасте могут похвастать хорошей грудью, но прикрывают ее при первых же признаках увядания. Самоуверенность этой женщины вызывала восхищение. Ее губы были накрашены клубнично-красной помадой, ресницы походили на дреды, но она абсолютно не выглядела вульгарной, или — я недавно услышал это выражение — овцой, вырядившейся ягненком. Она выглядела… как женщина, которая не считала, что должна перестать быть сексуальной лишь по той причине, что ей уже не двадцать пять. Так держать, одобрительно подумал я.
— Oui?[36], — проговорила она, отдав наконец покупателю сверток размером с грецкий орех и получив у него взамен кредитную карточку.
— Ваши анчоусы из Коллиура? — спросил я.
— Oui, — ответила она, хотя ей определенно было интереснее наблюдать, как мужчина набирает пин-код.
— Может быть, мне стоит приобрести анчоусы на заводе? Ну, где их солят…
Теперь ее внимание полностью принадлежало мне.
— На заводе? Нет, завод закрыт для посетителей, — сказала она. — Единственное место, где вы можете приобрести анчоусы, это здесь.
— А, ну да… — Может, у меня и не такой большой опыт, особенно с женщинами средиземноморского происхождения, но обычно я в состоянии определить, когда женщина врет. В этом случае она выглядит либо извиняющейся, либо (как девица в парижском банке, лишившая меня кредитной карточки) торжествующей. Я знал, что эта дама врет.
— Какого размера банку вы желаете? — спросила она.
— Пойду посмотрю, — ответил я и вернулся к рыбной секции.
На анчоусах был проставлен фирменный золотой ярлык этого магазина, но, отковырнув наклейку, я смог прочитать имя производителя. На банке было написано «Conserves Franchois» — пример той игры слов, которую так любят французы. В переводе получается что-то вроде «Маринованные франчоусы». Еще больше отогнув наклейку, я смог прочитать и адрес завода-производителя. Найти эту улицу на карте города — пара пустяков.
Прилепив золотой ярлык на место, я вышел из магазина…
…и нос к носу столкнулся с парнем в черной майке.
Моей первой мыслью было Merde, а второй, что у магазина есть охранник и он поймал меня за порчей товара. Заметив его голые ноги, я перевел дух. Коллиур, конечно, курортный городок, но охранников с голыми ногами я здесь что-то не замечал. К тому же на нем были лайкровые шорты в обтяжку. Он был спецназовцем. Поправка: тем самым спецназовцем. Тем самым, за которым я следил.
Пришлось вернуться к первоначальной оценке ситуации: Merde…
— Toi[37], — сказал он. — Ты за мной следил.
— Moi?[38]— попробовал возразить я.
— Oui, toi. А я проследил за тобой.
Oh merde, в очередной раз подумал я. Вот тебе и весь мой талант разведчика.
Спецназовец заметил мое смятение и расхохотался. У него было дружелюбное лицо брутального типа. Бритая голова, огромный подбородок и ямочка на подбородке, которая делала его похожим на одного из тех французских игроков в регби, которых фотографируют для глянцевых календарей.
— Почему ты за мной следил? — спросил он, напрягая под майкой бицепсы, как если бы неправильный ответ мог отозваться мне парой ударов.
— Меня интересуют спецназовцы, — сказал я. — Мой дедушка был в Нормандии.
Это было правдой, за одной-единственной поправкой: дедушка был там не во время операции союзных войск по высадке десанта, а вместе с бабушкой — они ездили посмотреть на высокие парусники в Гавре.
— Это не объясняет того, почему ты за мной следил. — В глазах парня загорелся нехороший огонек. — Ты ведь англичанин, да?
— Да, — обреченно кивнул я, как если бы это все объясняло.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут из магазина выскочили три старушки и, размахивая фотоаппаратами, стали спрашивать, не его ли они каждое утро видят на пирсе в компании таких же бравых молодых людей. Затем они стали упрашивать парня сфотографироваться с ними. Для меня это был шанс. Убыстряя шаги, я пошел в сторону моря.
— Эй, ты, — крикнул мне вдогонку спецназовец.
Обернувшись, я убедился, что от старушек он так скоро не отделается.
— Эй, ты! Я знаю, почему ты за мной следил!
Вот как? Это было интересно, но я не стал останавливаться, чтобы узнать, насколько верны его догадки…
— Вот этим я весь день и занимаюсь, — сказала женщина в белом комбинезоне, чьи черные кудри были спрятаны под сеткой для волос. Коротенькими пальчиками она ловко вытаскивала из анчоусов скелет и складывала рыбьи тушки рядышком на отрезке марли. — А что, помогает думать…
Представив, о чем она может думать, потроша сельдеобразных, я поспешил сменить тему и спросил, зачем их кладут на марлю.
Она объяснила, что анчоусы около месяца вымокали в соли и теперь им надо немного стечь.
С успехом удрав от спецназовца, я отыскал рыбзавод, где пока все складывалось как нельзя лучше. Когда я сказал менеджеру по продажам, что хочу разместить большой заказ, тот немедленно провел меня в цех и предложил перепробовать весь ассортимент. Анчоусы выглядели очень аппетитно. Я с удовольствием подцепил вилкой филе в сладковатом соусе. Единственное, чего не хватало, — бокала розового.
— Должно быть, это трудно, — глубокомысленно проговорил я. — Ваши пальцы, эти рыбки… — На большее красноречие мой французский не был способен.
— Да нет, привыкаешь. Это как вязание.
— Ну да, — сказал я, представив свитер из анчоусов. В моем воображении он не слишком отличался от тех, которые тетушки впаривали мне на Рождество.
— А с крупной рыбой вы не работаете? — спросил я.
— С крупной? Иногда с сардинами, они побольше будут.
— Нет, еще крупнее.
— Раньше здесь водился тунец, но что-то его давно уже нет.
— Нет, не тунец, другая рыба… — Я постарался придать голосу непринужденность… — Лосось, например…
— Лосось? Нет, нет.
— А может, осетр?
— Простите, что?
Я до сих пор не научился правильно произносить esturgeon[39]. В моем исполнении это больше походило на detergent[40].
— Э-стур-джо, — попробовал я заново, и на этот раз она меня поняла.
— А, осетр, нет, конечно. Наш профиль только анчоусы и сардины. Бывает, консервируем и других рыбок, но мы их не ловим, а покупаем. В Бретани, например. — Я видел, что она говорит правду. — А зачем вам осетры? — спросила женщина.
— Хочу купить разную рыбу. Это для свадьбы моей подруги. Десять килограммов анчоусов и, может, еще что-нибудь.
— Десять килограммов анчоусов? Не уверена, что молодоженам это понравится. Может, лучше подарить вазу или лампу?
— Это не в подарок. Я — поставщик.
Наверное, впервые за много часов моя новая знакомая перестала разделывать рыбу. Воздев руки, она закрыла глаза и громко расхохоталась. Перевозбуждение от встречи с поставщиком продуктов оказалось чересчур сильным для ее нервной системы. Еще бы, поработай тут…
— Простите, — наконец проговорила она и вытащила кости из очередной рыбки. — Но вы сказали, что вы traître, вместо того, чтобы сказать traiteur. Чувствуете разницу?
35
У меня к вам только один маленький вопрос (фр).
36
Да? (фр.).
37
Ты (фр).
38
Я? (фр).
39
Осетр (фр.).
40
Моющее средство (фр.).