Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 46



— Мне? За что?!

— А золотую уже получил Игорь Васильич! Гошка въехал и, прикалываясь, закричал:

— Ха-а! Сейчас пойду к нему и отниму у него золотую медаль!

И, радостно, энергично замахав кулаками, побежал в направлении ординаторской.

В шутку победивший всегда просил охранника передать привет другому — мол, я его обогнал.

Охранники пересмеивались:

— Этим двоим молодым докторам надо считать очки, а в конце года подводить итог!

Жили весело.

В то время друзья пристрастились к рыбалке. Собственно, увлечение рыбной ловлей началось у Игоря гораздо раньше, когда он жил на Гошкиной даче. Там неподалеку был большой пруд, где вечно толклись заядлые рыболовы, а немного подальше протекала быстрая речонка, где такие же рыболовы целыми днями маячили на лодках и сидели на берегу, не отрывая глаз от неподвижных поплавков.

— А что, Поликарпыч, — сказал как-то вечером Игорь, возвратившись домой от электрички короткой дорогой мимо пруда, — не купить ли нам с тобой удочки? Глядишь, сможем себя обеспечить рыбой на обеды и на ужины.

— Чего покупать! — солидно отозвался старик. — У меня есть. Привезу из города, да начнем рыбалить. Мысль правильная, дельная!

В тот ветреный день они стояли на пустынном, а потому уютном, по-февральски талом берегу Оки. Пытались рыбалить. Поликарпыч, Сазонов и Лазарев. Сбежали из города на два дня.

Игорь резко шагнул вперед.

Гошка сказал ему в своей новой и уже почти обычной манере — нарочито спокойно, тихонько и четко, шокируя ударной информацией, преподнесенной вялым тоном, плюс знаковый сарказм и непонятность. Он теперь часто говорил то ли всерьез, то ли в шутку, стараясь деморализовать окружающее общество. Принял новый имидж.

— Гор, ты так лихо на лед не становись. А то передавали утром по радио: на Кольском полуострове таким вот макаром льдину снесло, на которой несколько десятков рыбаков остались. Теперь несет их по морю, а на море зыбь сильная — корабли в море выйти не могут. И вертолеты тоже никак подлететь не в силах. Уже второй день.

Поликарпыч хмыкнул. Игорь, оправившись от неожиданности и решив держать удар игрой в шланга с некоторым куражом, тоже нарочито удивленно спросил:

— А почему это вертолеты подлететь не могут? Гошка меланхолично прогундел:

— Да сам не знаю почему. Передают, не могут — и все.

Игорь повторил все в той же интонации, усилив кураж и удивление:

— Ну почему не могут они подлететь, вертолеты?!

Приятель не вышел из своей излюбленной спокойнейше-саркастично — куражливой манеры:

— Ну не могут вот. Ветер, наверное, сносит, и туман стоит.

Лазарев зациклился:

— Нет, ну почему это их сносит?! Поликарпыч не выдержал и захохотал:

— Уймитесь, шалые! Всю рыбу распугаете! Гошка лениво, равнодушно глянул в полынью.

— Да ну! Где она тут, рыба? Одно название. Вот я однажды поймал такую замечательную щуку! Просто было видно — ну настоящая, чисто русская щука! Нет, что вы, мужики, ржете, вот именно по национальности она русская была!



— О-ля-ля! Анализ крови щуки подтвердил русскость? — хмыкнул Игорь.

Все захохотали. Сазонов завопил:

— Да!

— На костре готовили?

— Вот сразу про жратву! Да не в еде дело, а в самой щуке — как мы на нее смотрели, с ней фотографировались!

— А чё на щуку засматриваться? — искренне удивился Поликарпыч. — Щука на то щука, чтобы есть ее! И непонятно, почему всегда все рыболовы выдумывают, что поймали рыбу на ширину обеих рук. Зато я никогда не слыхал, чтобы охотник показывал обеими руками, что он, мол, подстрелил вот такенную утку или чтобы грибник хвастал, что нашел вот такущий гриб. А рыболовы все поголовно сочинители.

— Это симптом! — заявил Гошка.

— Чего, прямо так у всех оптом? — хмыкнул старый часовщик.

— Угу, у всех. Массовый психоз. Среди нас есть невротики, психопаты и нормальные люди. Психопат, он чуть что — сразу орет и бьет в морду, даже не думая, прав ли он и что ему за это может быть. Невротик — в противоположность психопату — так мнителен и сначала долго размышляет, прав ли он и каковы возможные последствия его поступков и действий, что никогда вообще ни на что отважное, активное и действенное не решится. А нормальный человек вначале долго анализирует и сдерживается, но если его совсем достанут — орет и все такое прочее. Так что я, видимо, нормальный человек, и незачем беспокоиться, — сделал вывод Гошка.

Очевидно, у него были немалые сомнения в подобном вопросе.

— Тут недавно показывали по ящику документальный фильм — празднество у каких-то племен на островах. Все эти товарищи полуголые танцуют, прыгают, играют на тамтамах. Потом полезли на деревья друг за другом по веткам. Я смотрю на все эти безобразия-развлечения и думаю: «Ну вот у них точно голова никогда не болит! И упадка сил нет! И вегетососудистой дистонии, и синдрома хронической усталости!» Потом показали, как под стук тамтамов двое мужиков в набедренных повязках ползут на четвереньках навстречу друг другу, прикрепив к головам длинные крупные рога. Ползут эдак мощно, сосредоточенно, лица — ну совершенно серьезны. И молча, изящно начинают аккуратно и неторопливо этими рогами друг с другом бодаться.

Поликарпыч фыркнул. Игорь сохранял сдержанное молчание.

— Ну это ж надо! С рогами ползают! Да… Смотрел я на них, смотрел — и сообразил отчетливо: эти в депрессию никогда впадать не будут. У них никаких нервных болезней нет и быть не может. Во как жить надо — по деревьям лазить, с рогами танцевать! И никаких проблем. А если вдруг чего-то такое заведется — сразу на дерево и бодаться! И опять ноу проблем.

Игорь кивнул:

— По сути ты прав. Фрейд, изучая жизнь таких племен, пришел к четкому выводу — чего-чего, а неврозов у них нет вообще. Оставим за скобками все остальное, что у них есть, но именно неврозов, как у людей цивилизованных, у них действительно объективно не бывает.

— Может, в дикари подадимся? — предложил Поликарпыч.

— Не, мы уже отравлены цивилизацией, — промычал Гошка. — Дикарем родиться нужно, чтобы сразу и на всю жизнь. А теперь нам уже поздно, назад дороги нет. И потом вообще бывает, что человек от стрессов молодеет. После любого жизненного излома выглядит моложе. Парадокс? На самом деле объяснение простое — он от стрессов худеет, а потому выглядит моложе. А на практике получается смешно и странно: переживет какой большой стресс, а кто увидит, говорит: «Да ты помолодел вроде!» — Гошка проверил удочку. — Меня вдруг осенило, почему женщины — за редким исключением! — не любят рыбалку и удочки в руки обычно не берут. Бабы хронически боятся червяков! Вот в этом, видимо, все дело.

Игорь согласно кивнул.

— Только, по-моему, твоя Шурка ничего не боится.

— Да это так кажется! И еще говорится и утверждается самой же Шуркой. Все бабы, Гор, как одна от рождения и согласно своим склонностям и инстинкту Шахерезады, каждый день рассказывающие нам, ослам, уши развесившим, тысячу и одну сказку. Язык их — друг их! А я вот слыхал, — он хитро прищурился, — что ты якобы решил регулярно обливаться холодной водой. И зачем?

— В основном просто потому, что для меня насморк — это что-то непереносимое! — признался со вздохом Игорь. — И я рассматриваю это как своего рода подвижничество. Обливаюсь ледяной водой, смело, преодолев себя, ныряю в нее — это уже как искупление грехов юности. Надо подвизаться, воздействовать на себя подвигом. Вот я и воздействую — лью на себя ледяную воду. Да и для здоровья, несомненно, полезно!

— Какие у тебя грехи! — буркнул Гошка. — С моими не сравнить…

— Опля! Ну, начнем считаться? Кто больше — раз? — Игорь покосился на старого часовщика. — Не надо думать за собаку… Поликарпыч, ты что молчишь?

— Людям свойственно сочинять, Игоряха, — пробурчал старик. — Ребячья тяга к сказкам… Их любят все и всегда. От годов не зависит.

Да, в то время приятели вступили в свое поистине сказочное время. Оно бывает у каждого, в разном возрасте, проходит по-разному, задерживается на разные сроки, но все без исключения пытаются его удержать возле себя, не хотят с ним расставаться и потом, позже, долго вспоминают его, жалеют о нем и перебирают в памяти все детали его и подробности…