Прокаженный

— Понятия не имею, — с видом непонимания на лице отозвался майор и сдержанно поинтересовался: — Ну а дальше-то что было?

Мазаев неожиданно так затянулся, что паршивая «болгария» затрещала, секунду помолчал и сказал с горечью:

— А ничего хорошего.

Затем недокуренную сигарету выбросил и только потом, уже по пути домой, поведал историю действительно странную.

Лет десять тому назад недалеко от Кувандыка смешанная урало-казахская археологическая экспедиция обнаружила в степи около двух десятков древних городов, расположенных в форме гигантского кольца, причем возраст некоторых из них датировался аж двенадцатым тысячелетием до нашей эры. В самом центре периметра находились развалины грандиозного, как видно, храма-обсерватории, в диаметре имевшего около двухсот метров. Структура его напоминала гигантский круг с четко выделенными двенадцатью знаками Зодиака и двадцатью восемью лунными стоянками. Также в нем отчетливо прослеживался принцип свастики — древнего знака, символизирующего эволюцию Космоса и Человека, а когда археологи углубили раскоп и достигли основания храма, то начались вещи непонятные.

— Понимаешь, Павел Семеныч, я начальника экспедиции Лешу Орлова знаю много лет — работяга, честный человек, каких мало, а тут раз — в тюрьму его, всю зону раскопа отгородили забором с колючей проволокой, мало того, даже ангаром закрыли все. Я как раз докторскую собирался писать, — бах, тему закрыли, а потом вообще чертовщина какая-то началась. Только Орлова из тюрьмы выпустили — это через полгода случилось, — как его жена сразу же погибла в автокатастрофе, а сын стал полным инвалидом. И на всех, кто в раскопе работал, будто проклятие: один заболел тяжело, у другого родственники погибли, — словом, беда. И самое главное, что информации нет никакой, все пострадавшие молчат, потому что подписку с них взяли о неразглашении под страхом черт знает чего, и хотите, Павел Семеныч, верьте, хотите нет, но место раскопа до сих пор огорожено и все проезды к нему закрыты.

Сарычев посмотрел, как на предзакатное рыжее солнце набежало облако, помолчал и спросил:

— А сейчас-то где этого Орлова найти можно?

— А зачем его искать-то, — Мазаев недоуменно пожал плечом, — ночным директором, сторожем, работает он у нас в музее по нечетным дням. — Он глянул на часы и добавил неожиданно зло: — Вот пожалуйста, всю завтрашнюю ночь, если желание будет, можете слушать его пьяный лепет о мировой несправедливости, — и, сплюнув, глухо произнес: — Что с человеком сделали, сволочи!..

Весь оставшийся путь собеседники проделали в полном молчании, а когда до знакомых ворот осталось совсем немного, то дружно, как по команде, от изумления замерли. По всему фасаду дома вдоль забора стояли милицейские машины вперемежку с пожарными, а наметанным взглядом Сарычев заметил черную, скорее всего федеральную «Волгу», неподалеку от которой расположились БТР со снайперами и автобус с молодцами в камуфляже «серый волк». Улица была заблокирована с обеих сторон, и, повернувшись резко к Мазаеву, майор скорее приказал, чем попросил:

— Сигареты дайте.

Тот посмотрел недоумевающе и протянул початую пачку «Стюардессы», а Сарычев, быстро вытряхнув содержимое, взял ее в руку и уверенно направился к ближайшему милиционеру оцепления.

Едва глянув, тот сразу же отдал честь, и майор беспрепятственно двинулся к живописной группе из трех коротко стриженных мужчин в штатском и одного в форме милицейского подполковника, которые оживленно общались друг с другом. При виде Сарычева они замолчали и посмотрели выжидающе, а он сказал негромко:

— Вечер добрый, — и, безошибочно угадав старшего, протянул ему сигаретную упаковку.

Секунду спустя тот поднял глаза и произнес:

— Здравия желаю, товарищ полковник, — а Александр Степанович ситуацию прояснил:

— Приехал в гости, да, видно, не все слава Богу.

— Это уж точно, — подтвердил старший и, повернув голову к подчиненным, объявил: — Это полковник Трубников, замкомандира мурманского спецназа «Залив», — и, тут же протянув руку, представился: — Подполковник Лохнов.

Оказалось, что около двенадцати тридцати бывший муж Варвары, некто Сивачов Егор Константинович, с не установленным на текущий момент сообщником вломились в дом, захватив в заложники своего же собственного семилетнего сына, а также десятилетнюю дочь родного брата Мазаевой, потребовали в обмен на жизнь детей, чтобы бывшая его супруга, по его словам испоганившая всю его жизнь молодую, непременно, в чем мать родила, приволокла пятьдесят тысяч долларов, после чего «он с корешами пустит суку рваную „на колхоз“, а затем уедет в заранее оставленном около входа гаишном „жигуленке“».

— У них слышны были два ствола, один точно «Калашников», — вклинился в разговор милицейский подполковник, а на вопрос Сарычева о дальнейших действиях ответил уклончиво: — Скорее всего придется скомандовать «фас», — и мотнул головой в сторону автобуса с вооруженными с ног до головы гвардейцами.

Тут же федерал Лохнов глянул на него укоризненно и одернул:

— Тогда-то уж наверняка они детям глотки успеют перерезать, как и обещали, — а Сарычев поведал негромко:

— У нас не так давно была ситуация аналогичная, применили синоби-дзюцу и слепили террористов теплыми, — и, заметив, что его не поняли, доходчиво пояснил: — Про ниндзя фильмы смотрели? Так вот, все было как в кино.

Милицейский посмотрел на него недоверчиво, а федералы вопросительно, и Александр Степанович мысль докончил:

— Если надо будет, лично могу сходить.

После чего он пристально взглянул всем в очи, и все сомнения как-то сразу сами собой прошли, а тем временем в руках у Лохнова ожила трубка, и громкий, так что даже стоявшему неподалеку Сарычеву было слышно, голос выкрикнул:

— Время вышло. Сейчас «квас» начнем пускать.

— Мы согласны на ваши условия, — быстро произнес федерал, — деньги будут через десять минут, — и по его знаку к крыльцу медленно подогнали гаишного «жигуленка», а Сарычев подошел к зареванной Варваре, стоявшей рядом со сразу постаревшим лет на десять Степаном Игнатьевичем, и утешил:

— Хватит, девонька, слезу пускать, действовать надо. — Затем выждал паузу и, твердо глянув, приказал: — Раздевайся.

Словно во сне, Варвара медленно расстегнула молнию куртки, стащила с себя свитер с джинсами, и, увидав, что дочь-красавица осталась в одном исподнем, Степан Игнатьевич, пустив скупую мужицкую слезу, отворотился, а она рассталась с бюстгальтером и, стянув с себя трусы вместе с колготками, сразу же покрылась мурашками на студеном мартовском ветру.

— Значит так, Варя, не бойся, бери баул с деньгами и иди смело, все будет хорошо. — Майор сунул ей в руки черную сумку с долларами и двинулся следом, строго соблюдая синхронность движений.

Беспрепятственно они взошли на крыльцо, и, глянув на округлую попу спутницы, Сарычев вдруг заметил, что ямочки на ней были точь-в-точь как у Маши, а тем временем дверь открылась, и послышался голос:

— Сейчас, корефан, потешимся.

В прихожей было темно, однако майор отлично видел всю изрытую зажившими прыщами харю разговорчивого, в руках у которого был ружейный обрез. Бросив Варвару на пол, Сарычев неуловимо быстрым движением обогнул ствол и вонзил свой палец в глазницу бритого шилом, явственно ощутив, как пронзает ткани мозга.

— Никак ты ее уже на конус берешь, — послышался громкий голос из комнаты неподалеку, и, усадив бережно мертвое уже тело в уголок, Сарычев неслышно приблизился к двери и глянул.

Зрелище было так себе. Связанные скотчем по рукам и ногам дети лежали на полу все мокрые, от страха под себя наделав, а плечистый, надо сказать, весь видный из себя, родитель одного из них, наставив увенчанный пламегасителем ствол «Калашникова» на дверной проем, держал палец на спусковом крючке и был готов открыть огонь.

Шутить он, видимо, не собирался — неподалеку от детских тел был приготовлен воткнутый в косяк массивный нож-батас, — и, ощущая бешеный водоворот ненависти, Сарычев глянул в его мутные, бегающие глаза.