Прокаженный

— Насильно мил не будешь, — а когда от удивления они посмотрели в его сторону, твердо взглянул ближайшему в глаза и добавил: — Девушку отпустите.

Как Сарычев и предполагал, общение мгновенно зашло в тупик. Один из них сразу же вспомнил маму Сарычева, махнув при этом перед его лицом растопыренной пятерней и отдав опорную ногу. Александр Степанович мгновенно беседу прервал и сделал две вещи — нанес кансетцу-гири против естественного сгиба коленного сустава собеседника, а его кисть перевел на третий «айкидошный» контроль. Джигиту это пришлось явно не по душе, и от сильной боли он закричал, а майор чуток ослабил хватку и в наступившей тишине сказал:

— Давай, барышня, двигай.

На ближайшей остановке девица выскользнула наружу, а Сарычев на воспитуемого взглянул и, спросив грозно: «Ты все понял, горный козел?» — отправился на свое место. Сквозь неплотно сомкнутые веки он видел, как потерпевшие о чем-то бурно разговаривали, посматривая между тем в его сторону, и было ясно, что ничего еще не закончилось.

Наконец объявили остановку Сарычева, и он из вагона вышел, успев отметить, что пострадавший джигит поехал дальше, как видно зализывать раны, а трое его кунаков продолжили активный поиск приключений на свои черные жопы.

Миновав небольшую площадь перед зданием метро, сплошь заставленную киосками и лотками, майор не спеша двинулся наискосок через улицу и оказался в сквере, запорошенном и безлюдном. Очень скоро он услышал скрип снега под ногами бегущих и, обернувшись, увидел своих преследователей. Они мчались на него молча, не расходуя энергию в крике, и в руке одного из них Сарычев разглядел «нож для выживания» — тридцатисантиметровый клинок, острый и, как положено, с пилой, — точь-в-точь как у мокрушника Джона Рэмбо в одноименном кинофильме.

В это же самое мгновение майор вдруг понял, что с ним начало происходить что-то странное: он внезапно ощутил себя длиннобородым, седым старцем, одетым в высокие усмяные сапоги и свободные штаны с широким поясом, а когда нападавший добежал до него и попытался ткнуть свиноколом в живот, Сарычев удивительно легко уклонился и ударил его основанием ладони в лицо. Раздался дикий вопль, только кричал не сам потерпевший, а его охреневшие от увиденного товарищи. Мгновенно придя в себя, Александр Степанович с ужасом заметил, что снес нападавшему половину черепа. Секунду двое других сынов гор с содроганием во всех членах смотрели на композицию из окровавленных мозгов на белом снегу, а уже через мгновение они исчезли, и Сарычев, врубившись, что ему тут тоже делать нечего, быстро пошел прочь. «Ну и дела», — только и мог он подумать о случившемся, абсолютно ничего не понимая.

Поднявшись домой, он разделся и, чувствуя себя совершенно разбитым, просмотрел по АОНу звонки. Оказалось, что никому, кроме Игоря Петровича Семенова, до него и дела не было. Не представляя даже, как тот отреагирует на все с ним случившееся, Сарычев набрал номер и подошедшей супруге сказал:

— Люся, привет. Мужа твоего можно слышать?

Секунду на том конце линии стояла тишина, потом майор услышал задавленное рыдание, и ему сказали:

— Саша, это я звонила. Игорь погиб.

Глава двенадцатая

Замначальника Калининского РУВД подполковника Гусева майор знал хорошо — когда-то вместе служили. Услышав в телефонной трубке негромкий прокуренный голос: «Слушаю вас», Александр Степанович представил курносую, простоватую с виду физиономию собеседника и сказал: «Слава, здравствуй, это Сарычев беспокоит».

— Привет, дорогой, как там тебе служится в Главном управлении?

Было видно, что подполковник обрадовался, и майор соврал:

— Спасибо, все хорошо, — помолчал секунду и добавил: — Друга у меня, Слава, замочили вчера на твоей земле. Хотелось бы взглянуть на материалы дела.

— Какой отдел занимается? — быстро спросил Гусев, а узнав, обнадежил: — Поезжай туда, проблем не будет.

— Спасибо, — сказал майор, надел свой рабочий костюм с серым галстуком и через полчаса уже подъехал к желто-поносному оплоту правопорядка, вокруг которого сгрудились лайбы россиян, не желавших платить за охраняемую стоянку.

Видимо, подполковник охватил своих подчиненных инструктажем проникновенно: едва только Александр Степанович открыл дверь с надписью: «Начальник УРа» и произнес: «Добрый день. Моя фамилия Сарычев», как из-за стола поднялся невысокий белобрысый крепыш и, вытянувшись, представился:

— Здравия желаю, капитан Стрыканов.

Играя роль до конца, майор протянул ему руку и, сказав благожелательно:

— Здравствуйте, капитан, — тут же пояснил: — Дело Семенова Игоря Петровича, пятьдесят шестого года рождения.

— А, я в курсе, намедни зажмурился. — Осекшись, Стрыканов виновато взглянул на Сарычева и, сказав: — Сейчас принесу корки, — вышел.

Оказалось, что вчера, часов в восемнадцать, к Семенову в зал зашел неустановленный мужчина, при виде которого тот сразу тренировочный процесс закончил и всех в нем участвовавших отправил в раздевалку. Один из занимавшихся, некто Миша Громов, пятнадцати лет, забыл в зале боксерские перчатки, но забрать их сразу не смог, так как двери были заперты. Только попарившись в бане, вымывшись и потом одевшись, то есть около восемнадцати сорока пяти, он возвратился за своим имуществом и нашел Семенова Игоря Петровича лежащим в ринге на спине с полным отсутствием признаков жизни. Никаких наружных повреждений на его теле обнаружено не было, а вскрытие показало, что умер он мгновенно, от остановки сердца, также абсолютно здорового и неповрежденного. Внешность заходившего мужчины никто толком описать не мог, и составление фоторобота было проблематично.

— Да, — вздохнул Сарычев и, поймав понимающий взгляд Стрыканова, подумал: «Не повезло капитану, дело — глухарь, а нынче и под попу его не положишь, так и будет висеть удавкой на шее». Снова майор удивился своему спокойствию и невозмутимости: в довершение ко всем прочим бедам погиб друг, может быть единственный настоящий, а он еще, оказывается, в состоянии трезво рассуждать и без дрожи в руках рассматривать фотографии мертвого Петровича — на них тот лежал с широко открытыми глазами, и выражение крайнего удивления читалось на его лице.

Ознакомившись с делом, так ничего и не прояснившим, Александр Степанович пожал капитану руку и поехал к Семенову домой. Люсю он нашел недалеко от парадной — она стояла прислонившись к стволу клена и ждала, пока друг человека — сука-медалистка бультерьерша Фрося — справит все свои дела. Жену Семенова майор всегда помнил красивой, улыбчивой брюнеткой, разговорчивой и компанейской, а нынче, взглянув ей в лицо и заметив в глазах только боль и пустоту, понял, что говорть о чем-либо не стоит. Он подошел поближе и, вложив ей в замерзшую, негнущуюся руку три зеленые бумажки с физиономией Франклина на каждой — весь свой НЗ, сказал:

— Позвони, когда похороны.

Люся, казалось, только через секунду осознала происходящее — взглянула на баксы, закивала головой и вдруг, прижавшись к сарычевскому плечу, горько и безутешно зарыдала.

— Держись, это Игорю уже не поможет, — произнес майор и, постояв немного, пошел к машине — женских слез он не выносил.

«Все мы сдохнем когда-нибудь», — подумалось ему, однако, несмотря на скорбные мысли, он не удержался и заехал по пути в пункт анонимного обследования на СПИД — провериться еще разок: а ну как в ментовской лечебнице ошибочка вышла какая?

Снег на городских мостовых частично прикатали, остальное с грехом пополам убрали, и, когда Сарычев на своих шипованных колесах докатился до дома, было еще светло. Александр Степанович старательно заковал машину в кандалы противоугонных устройств и, чувствуя, что очень хочется есть, направился в ближайший лабаз.

Ходить по магазинам он терпеть не мог и, не мудрствуя лукаво, недалеко от входа приобрел колбасы, пельменей и коробку томатного сока, обнаружив при этом, что его денежные ресурсы иссякли совершенно.

Поднявшись домой, майор нарезал докторскую на куски, накидал их на сковородку и, дождавшись результата, наелся. Удивительно, но было вкусно, и, запив съеденное томатным соком, он задумался. Несмотря на все случившееся с ним, нужно было как-то жить дальше, вопрос только в том — как? Завтра опять захочется кушать и потребуются денежки, а где взять их? Все, что было у него в заначке, Сарычев отдал на похороны Петровича, значит, надо искать какие-то заработки. Майор вздохнул и начал вспоминать, что он способен в этой жизни делать: так, стреляет неплохо, умеет бить по морде и мастерски ломает руки, — нет, не то, выпрут его со службы скорее всего за дискредитацию, и ясно, что по гуведешной линии никаких лицензий ему не видать. Так, дальше, — вон где-то там в шкафу лежит диплом юриста, и, вспомнив внезапно чье-то высказывание о том, что закон как узкое одеяло на двуспальной кровати — всегда кому-то не хватает, Сарычев сплюнул — нет, это ему явно не по душе.