Ведьмина река

– И тебе хорошего вечера, внук Сварогов, – приветливо отозвались путники. – Присаживайся к огню, отдохни, согрейся, испей с нами сыта сладкого. Более угостить, прости, нечем. Только что поужинали.

– Спасибо вам, я сыт, – кивнул ведун, но ближе к свету подошел. – Вижу, торопитесь куда-то, в Белую крепость заворачивать не стали. Куда спешите, коли не секрет?

– Ныне до Углича, – ответил крупный собой купец с коротко стриженной бородой и пышными усами, в расшитом на груди желтыми спиралями кафтане. – Там далее видно будет. Как товар пойдет… А ты откуда здесь на пустынном берегу оказался, мил человек?

– В Кострому плыву с дочерью… Да вот с лодкой немного не заладилось. У вас на ладье места еще для двух путников не найдется? Я заплачу.

– До Костромы мы еще не скоро доберемся, – посмотрел на своих товарищей купец, словно советуясь. – В Угличе на несколько дней точно застрянем.

– Так дальше и не надо! – торопливо заверил Олег. – Я там на другую какую лодку пересяду. В тех местах, знаю, их много плавает.

– Ты вот что, мил человек, – подбросив полешко в костер, тихо сказал другой путник: плечистый, бритый наголо, кутавшийся в замшевый плащ с беличьей оторочкой. – Ты утром, после рассвета, приходи. А то ведь иной раз зело странные существа в сумерках вечерних к огню выходят. На вид вроде как и люди… Но коснешься ненароком, опосля месяц кошмары заснуть не дадут. Коли в тумане болотном на рассвете не развеешься, то так и быть, приходи. Тогда и о плате сторгуемся.

– Договорились! – И Середин отошел от костра.

Путники были правы: вода, сумерки и близкое болото – самое любимое сочетание для любой нежити. Странно, что до сих пор еще никто возле него самого не появился.

Хотя Сирень любую иную нежить с головой перекроет. Чуют небось ведьму, вот и не суются…

На рассвете Олег, повесив на грудь и спину тяжелые заплечные мешки, одолел последний переход – к счастью, недалекий – и скинул свое добро на песок возле кострища:

– Вот и я, други. Как видите, туман болотный меня не съел. А это дочка моя. – Он помог девочке снять третий мешок. – Сиренью ее зову.

– Ну и славно, – приветливо сказал чернобородый купец. – Сыто допьем и отчалим.

Он зачерпнул ковшом из котла желтоватый напиток, осушил почти полностью и перевернул, стряхивая последние капли в угли:

– Раздели трапезу нашу, могучий Стрибог, награди нас попутным ветром и хорошей погодой.

Купец передал ковш товарищу слева. Тот тоже зачерпнул медового напитка, выпил, стряхнул капли в костер с тем же наговором, передал ковш бритому крепышу. Тот выпил, зачерпнул, протянул ковш Олегу, стоящему от него слева. Ведун повторил ритуал, осушив ковш чуть сладкого, с незнакомой пряностью, сыта, стряхнул последние капли, запросив у бога – повелителя бурь хорошей погоды, передал корец дальше.

Сняв опустевший котел, путники разобрали треногу, на которой тот висел, разворошили от греха угли, остановились перед Серединым.

– Ну, ты как? – поинтересовался купец.

– Я? Ты о чем?

– Хорошо себя чувствуешь?

– Хорошо… – ответил ведун и тут же понял, что это не так. В голове его зашумело, словно пил он не подслащенную медом воду, а крепкую водку, в ногах появилась слабость, мир вокруг потерял резкость. – Вы меня что, зельем опоили?

Олег схватился за саблю, но вытянуть ее не смог, сделал пару шагов вперед, споткнулся, но того, как упал, уже не запомнил.

Струя холодной воды, пролившаяся на лицо, заставила Олега фыркнуть и проснуться. Он вскочил было, но ощутил резкий рывок в ступне, упал обратно, непонимающе глядя по сторонам.

Похоже, ведун был именно там, где и хотел, – на ладье. Но только голый, на гребной банке и прикованный за щиколотку на толстую ржавую цепь.

– Сам Стрибог послал тебя на нашу ладью, придурок тверской! – расхохотался лысый крепыш, стоя над ним, широко расставив ноги. – У нас вчера как раз сдох один гребец. Тут ты и явился… – Он взмахнул плетью, и плечи Середина обожгло хлестким ударом. – Весло на воду! Будешь лениться – запорю! Такого добра, как ты, в здешних краях завсегда свежего наловить можно. Ну, пошевеливайся! – Плеть рванула кожу еще раз, и Олег поспешно схватил лежавшую поперек ладьи толстую лопасть, просунул ее в окошечко справа от себя, взялся за темные выемки на конце.

– Слушай меня! – Лысый крепыш пошел по настилу, набитому над сиденьями от кормы до носа. – А ну, приготовились! И-и-и… раз! Еще – раз! Еще – раз! Гребем, гребем, дармоеды!

Работая в общем ритме, ведун тихо костерил себя за излишнюю доверчивость. Это же надо – торговым людям позволил себя без свидетелей на борт заманить! Можно подумать, он не знал, что именно купцы испокон веков и были везде и всюду главными разбойниками. Там, где местные в силе, – торгуют. А где слабость почуяли – грабят без малейшего колебания. Подумаешь – в самом сердце Руси ладья плывет! Нрав-то купеческий от сего не меняется. Безнаказанность почуяли – тут же и хапнули, что в руки пришло.

Теперь у него не было ни одежды, ни оружия, и даже освященный крестик исчез с руки. О колдовстве предупреждать нечему. Хотя, с другой стороны – какая разница? Даже учуяв опасность – куда он с цепи денется? Закреплена она была на совесть: зубчатый клин, крепко вбитый в поперечный брус, сварная петля. Как кузнец, Олег знал, что выдернуть такой клин можно только вместе с окружающей щепой. Проще говоря – разломав брус. На ноге, правда, вместо заклепки стоял клин с выемкой. Кувалдой его можно выбить быстро и без особого труда. Однако кувалды гребцам, понятное дело, не полагалось.

Невольников вместе с ним набралось двадцать человек. Десять у одного борта и десять у другого. Хотя, может быть, где-то на судне были еще какие-то рабы. Хозяев, похоже, – шестеро. Плюс – Сирень с независимым видом стояла, опершись на борт и глядя вперед. Никакого беспокойства, ни криков, ни слез. Кабы Середин не знал, кто это такая, – решил бы, что она из компании рабовладельцев. Наверное, купцы не позволили себе никаких грубостей в ее отношении – и лесная ведьма тоже не стала вмешиваться в человеческие дела.

За бортом медленно проползали уже знакомые ведуну места. Именно здесь ушкуйники дрались с разбойниками, а потом разыскивали их лагерь. Вот устье ручья, в котором прятался струг, вот прибившиеся к берегу тряпки и треснутый черпак, рваная шапка кого-то из погибших. Но на ладье о недавних событиях никто, конечно же, не догадывался. Купцы миновали излучину, другую, проплыли пару верст по прямой.

– Улав, Медведица! – крикнул с кормы один из купцов.

Лысый крепыш, встрепенувшись, пробежал по настилу, взмахнул плетью:

– Ну-ка, навались! Резче гребем, резче! И-и, раз! И-и, раз! Навались!

Гребцы заработали веслами чаще, а кормчий налег на рулевое весло, пуская ладью в широкий поворот. Разогнавшись, она свернула в устье какого-то притока, от силы на треть уступающего шириной Волге, стала пробиваться против течения по самой стремнине.

– Не ленись, не то запорю! Резче гребем, резче! – продолжал подгонять рабов лысый Улав. – Р-раз! Р-раз! Р-раз!

Выкладываясь изо всех сил, гребцы загнали корабль вверх по течению версты на три, и кормчий повернул влево еще раз, в протоку поуже. Здесь ладья помещалась уже с трудом, однако еще на версту они все-таки протиснулись, то и дело цепляя веслами прибрежные камыши и рогоз. Наконец ладья остановилась – кто-то из купцов кинул сходни, спустился на берег, закрепил канат.

– Суши весла! – Лысый крепыш прошелся по настилу. – Можете дрыхнуть, дармоеды. Жратву получите перед закатом.

Уставшие гребцы с облегчением повалились на банки, опершись спинами на борт. Олег испытывал буквально наслаждение от того, что больше ничего не нужно делать, – и скорее всего, остальные невольники чувствовали то же самое.

Как все-таки мало нужно человеку для счастья…

Когда стало смеркаться, двое купцов раздали гребцам по копченому лещу, кинули на каждую сторону по бурдюку воды, который медленно прошел от кормы к носу. Этого добра за бортом было в избытке, и потому каждый пил, сколько хотел. Но вот после единственной небольшой рыбины Олег остался таким же голодным, как и перед ужином. Хорошо хоть после трудного дня сон сморил его мгновенно – словно молотком по голове ударили.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.