Москва 2066. Сектор

Вещей в комнатах было немного, но все они были новые, основательные и добротные, сделанные руками. В столовой стоял большой овальный стол на массивных резных ножках, на кухне – широкая удобная плита и двойная мойка с тяжелыми бронзовыми кранами, вырезанная из настоящего камня. Такими же крепкими, надежными были стулья, полки, шкафы для одежды и комоды – шкафов было всего два, потому что Чагины не держали в доме лишней одежды, подражая в этом всем другим жителям своего района. В гостиной, кроме большого дивана и широких кресел, вырезанных из ореха и обтянутых настоящим гобеленом, а также низкого длинного столика, крытого толстым, в палец, стеклом, стоял черный кабинетный рояль; по стенам висели полки, уставленные книгами, в основном руководствами по садоводству; в углах размещались большие звуковые колонки, а на специальном стеллаже – проигрыватель пластинок с серым резиновым диском и звукоснимателем, оснащенным сияющими металлическими штангами и равновесами.

– Это все хорошо, – продолжал уговаривать Виталий, стоя у проигрывателя и перебирая пластинки в потрепанных бумажных конвертах. – Бетховен, Петр Лещенко, ручной работы мебель, салфетки, вязанные крючком, и вино с тульских виноградников. (Хотя, например, кофе ваш не пью, воняет какой-то краской…) Но это ведь не все, что нужно человеку. Согласись. Господь дал тебе талант, дар слова, нельзя зарывать его в землю, грешно…

– Это искушение, а не талант. Сказано: избавь нас от искушения.

– «И не введи нас во искушение», – поправил Виталий. – Ты тут с ними и Священное писание забудешь!.. Что бы ты ни говорил, что бы ты себе ни надумал, ты никогда не будешь таким, как они. Вот маленький пример. Вы двери закрываете на замок. Зачем? Я знаю, что никто из ваших соседей не запирает двери.

– Пожалуйста, не хватайте пластинку руками, – сказал Чагин.

– Потом, когда с заданием справишься, вас никто насильно в Секторе держать не будет. Захотите – уедете, захотите – останетесь. Опять же, если уедете, вернуться сможете, когда угодно. Я же сказал, дом будет ваш. Навсегда. И прислуга. Раньше такие условия предлагали только президентам… Но сейчас – во время выполнения работы – ты должен находиться в Секторе и не покидать его до завершения работ. Это условие, надеюсь понятное.

Вика по просьбе Чагина уже минут двадцать как оставила их одних, ушла в спальню или в детскую. Никита оглянулся и прислушался: ему показалось, что в коридоре скрипнула дверь.

– Не пойму только, зачем ехать всей семьей? Что, если я поеду один? – спросил Никита, на всякий случай понизив голос.

– А не боишься оставлять семью?

– Здесь? – улыбнулся Чагин. – Здесь? Шутите?

– Ну а сам не боишься один оказаться? У НАС?

Последние два слова Виталий произнес с таким нажимом и такой многозначительно-блудливой улыбкой, что Чагин сразу же вспомнил лужу в лифте.

– И не в таких местах бывал, – ответил он.

– Ты уверен?

– Уверен.

– А зря, – сказал Виталий и, приблизившись, сверху вниз посмотрел на высокого Чагина. – Зря, – повторил он.

Чагин выдержал тяжелый взгляд голубовато-стальных глаз. Он не отступил и молча ждал продолжения. От нависшего над ним незнакомца пахло чужим запахом сильного хищного тела и какими-то старинными духами.

Виталий вдруг взялся за пуговицу своего роскошного пиджака и, наклонившись к самому лицу Никиты, спросил:

– А ниток случайно нет?

– Каких ниток? – переспросил Никита.

– Под цвет костюма. Ты же сразу заметил, что у меня пуговицы чем попало пришиты.

– А, вы об этом. Нет, таких нет.

– Ну и ладно, – ответил Виталий, сузив и снова расширив зрачки.

– Так вот. – Он отошел к стеллажу и положил на место пластинку Slade 1977 года, фирма Polydor. – Резюме. Мне пора ехать. Буду здесь послезавтра в десять ноль-ноль. Посоветуюсь тем временем с президентом. Может быть, тебе и разрешат поначалу приехать одному, обжиться и осмотреться несколько дней.

– Я пока что не сказал «да» и на этот вариант, – напомнил Чагин.

– Подумать у тебя время будет. Поговори с женой, взвесь. И помни: другого шанса ни для тебя, ни для твоей семьи, ни для Москвы не будет.

Виталий направился к выходу. Под его тяжелыми шагами гнулись и скрипели половицы. Вика с заискивающим и напуганным выражением лица вышла проводить.

– До послезавтра! – помахал ей рукой Виталий.

Чагин молча закрыл за ним дверь.

Спустя минуту он вышел на кухню, вылил в раковину вино из бокалов и открыл окно. Ему показалось, что дома душно.

Было слышно, как внизу громыхнула дверь в подъезд, посаженная на мощную пружину: вышедший к машине Виталий широко распахнул ее, а потом отпустил. Никто из местных так не делал.

И сразу же послышался топот маленьких ног и детские голоса.

– Дерганый! Дерганый! – по-весеннему весело кричали сбежавшиеся на чужака дети.

– Мальчишки! – шепнул Никита и улыбнулся от мгновенного счастья.

Анжела

В начале была музыка. Это точно.

Адамов

Мужчины утаивают, женщины – лгут.

Так сказал мне один латинос в Гватемале. Он был женат четыре раза. Все мои жены, говорил он, были лгуньи. А до свадьбы казались прямодушными ангелами. Это брак на них влияет. Так он хотел успокоить меня, когда я рассказал ему о Регине.

Тогда, в Гватемале, я еще был на ней женат. Вернее, это я был в Гватемале, а она ждала меня в Москве. Была без ума от этого города.

Регина, как и я, была из военной семьи. Ее мать, гарнизонная гранд-дама, врала всегда и во всем, даже по поводу цены на сливочное масло в соседнем магазине или насчет погоды. Спросишь, как погода в Москве, ответит – проливной дождь и холод. А там плюс двадцать и ясное небо. Это должно было меня насторожить, ведь я собирался жениться на ее дочери, но почему-то не насторожило. Регина выглядела правдивой, я думал, что пошла в отца. Единственное, что меня с самого начала немного коробило, – это ее увлеченность гороскопами. Она даже на суде во время развода сказала, что наш брак не имеет перспектив, потому что она родилась под знаком Льва, а я – Овена, причем не просто Овена, а на рубеже то ли Тельца, то ли еще какой-то твари, не запомнил. И стала по этому поводу распространяться, так что судье пришлось ее принудительно затыкать. Я слышал, как он потом в коридоре говорил, что впервые сталкивается с такой тяжелой формой зодиакального идиотизма. Хорошее выражение – «зодиакальный идиотизм». Теперь такого юмора не сыскать. Зато исчезло и само явление. Конечно, если не считать дерганых.

Все называют те дни Переворотом. Некоторые Потеплением. А я бы назвал Ответом. Большим Ответом.

Как-то упустил тот момент, когда Регина стала меня ненавидеть. Наверное, это произошло одновременно с ее первым предательством. Ненавидеть она умела со вкусом, не торопясь. Она как будто специально уделяла время ненависти. Странно, я так не умел, тут она превосходила меня по всем статьям, а я ведь убивал и пытал людей без счета. И шантажировал. Всякое приходилось.

Вечером накануне того дня, когда нас вызвали в Центр по тревоге (код «7» – более высокий уровень только при массированной ядерной атаке), я встретился с Региной по дороге домой из аэропорта. Хотелось спать, и, во всяком случае, не хотелось видеть людей. Но Регина настояла. На улице было холодно, морозно и грязно. «Мерзко» – так говорили раньше. Мне это слово не нравилось. Я в свое время заметил, что с мужчинами, которые говорят о погоде «мерзкая», следует держать ухо востро, зачастую они и сами мерзавцы.

Мы зашли в кафе. Регина стала требовать денег. Я за два часа до этого прилетел из Дагестана, и мне было странно видеть еще довольно красивую женщину, хорошо одетую, сытую, сидящую в тепле, которая тратила бесценное время своей жизни на ложь и вымогательство, и все для того, чтобы в результате получить какие-то совсем необязательные для жизни вещи. Вначале она долго жаловалась, что им с Сережей (это был ее новый муж) нечем заплатить за газ и электричество, потому что учеба Кати (нашей с Региной дочери) на юридическом высасывает финансы.