Эгипет

— Пока совсем не стемнело, — сказала Роузи. — Просто чтобы посмотреть, как оно там.

Так что ближе к вечеру (партия в крокет закончилась, Пирс вступил в игру едва ли не самым последним и сорвал бурные аплодисменты) они забрались в «бизон», прихватив с общего стола пару бутылочек пива, и рванули с места в карьер; Вэл что-то прокричала им вслед, с видимым желанием подначить, Роузи махнула в ответ рукой, собаки на заднем сиденье радостно взлаяли.

— Я так долго это откладывала. Очень долго, — сказала Роузи, устраивая между бедрами банку с пивом. — У вас точно не было на сегодня никаких планов?

— Никаких, — сказал Пирс. Тяжелая машина на жуткой скорости неслась вниз под гору, примерно половину времени проводя на встречной полосе.

— А здесь что, не принято ставить сбоку такое маленькое зеркальце, чтобы смотреть назад? — спросил он. И указал на торчащий рядом с боковым стеклом комок засохшей смолы, там, где когда-то было зеркало заднего вида.

— Вы еще успеете привыкнуть к здешним странностям, — сказала Роузи. И улыбнулась ему, одними губами, не отрывая глаз от дороги. — Как вам кажется, вы здесь надолго? А? Давайте-ка перебирайтесь к нам насовсем. Мы вам жену подыщем.

— Ха-ха, — сказал он. — А вы-то сами замужем?

— Нет. — Ответила она. не слишком уверенно. И о Споффорде тоже решила ничего не говорить. Совсем не потому, что он так и не приехал, как обещал, на крикетный матч, и даже не отзвонился — и ее это задело.

Вовсе не из-за этого. Просто она так решила. Без каких бы то ни было особых причин. Без каких бы то ни было заранее обдуманных намерений.

— Конец у этой истории, судя по всему, не очень-то веселый — сказала она, когда они въехали в Каменебойн. — Бони говорит, что к старости он почти совсем оглох. И деньги у него тоже совсем перевелись. Он вообще-то был чистюля и пижон и никогда не позволял себе расклеиваться, но как-то под конец это шоу утратило блеск и яркость. По крайней мере, я так себе все это представляю.

— Хм-м, — сказал Пирс, глядя на пролетающий мимо Каменебойн: фабричный городишко, народ отсюда поразъехался, и фабрика стоит в руинах — стены без крыши, а в стенах стрельчатые окна, что в сочетании с готическими очертаниями труб и башни с часами намекало на разрушенное древнее аббатство — и опять-таки не слишком убедительно.

— Он обычно ходил сюда, в город, за овощами, — сказала Роузи, указав на местный универсальный магазин. — Плюс прикупить себе бутылочку и газеты. Вдвоем со Скотта.

— Скотти?

— Собаку так звали. — Она свернула с шоссе, и дорога резко пошла в гору. — Труднее всего ему пришлось, когда сдох этот пес. Он сам чуть не умер. Такое впечатление, что большей трагедии он не переживал за всю свою жизнь. Хотя, может быть, когда умерла его мать… оп-оп-тпррру-у!

Она со всей дури въехала по тормозам, и Пирса бросило на приборную панель. Вывернув шею, чтобы хоть что-то видеть поверх собак, которых тоже — кувырком — вышвырнуло с заднего сиденья, она сдала задом на узкую подъездную дорожку, перегороженную вделанными в два старых каменных столба алюминиевыми воротами.

— Чуть не проскочила, — сказала Роузи. — Все, приехали.

Она порылась в машине в поисках ключа от массивного висячего замка; ничего не нашла; и они двинулись к дому пешком по пыльной подъездной дорожке.

К сосновому лесу за домом, каркая, летели вороны. Серебристо-золотой летний вечер, время, когда выходят наружу накопленные за день запасы солнечного света, как-то вдруг остановился и, казалось, застыл навсегда.

— Хотите, покажу вам могилку Скотти? — спросила она. — Она там, за домом.

— А мне казалось, вы говорили, что раньше здесь не были.

— Приезжала один раз. Заглядывала в окна.

А внутрь войти так и не решилась.

Они по дуге обошли дом, тихий и настороженный: у Роузи был ключ только от задней, кухонной двери, поделенной на верхнюю и нижнюю половинки «голландки» с аркой.

Знаете, — сказала она, возясь с тугим приржавевшим замком, — я вам, правда, так благодарна.

— Бросьте вы, — сказал он. — Мне самому интересно К тому же я тоже, глядишь, о чем-нибудь этаком вас попрошу. В качестве ответной услуги.

— В любое время дня и ночи, — сказал она, и замок открылся.

— Я буду учиться у вас водить машину.

Нет, совсем не его типаж. Но, по крайней мере, она не замужем. И, по крайней мере, она не подружка его единственного во всей округе друга.

— Легко, — сказала она. — Салитесь за руль, когда поедем обратно.

Она распахнула дверь, и они вошли в стылую кухню.

— Ну, вот, — сказала Роузи, закрыв за собой (и за Пирсом) дверь. И почувствовала, что ей очень хочется взять его за руку, просто для пущей уверенности в себе. — Ну, вот.

Дом очень долго никто не отпирал и не проветривал, и оттого здесь стоял спертый запах плесени, как в заброшенном зверином логове, а свет, едва сочившийся сквозь покрытые патиной стекла, только усиливал ощущение пещеры. Это было жилище холостяка, холостяка, который когда-то крайне тщательно относился к собственной внешности и к тому, что его окружает, но потом забыл об этом, привыкнув к атмосфере запустения и более не воспринимая ее как таковую. Мебель была очень качественная и подобрана со вкусом, но — засаленная обивка, неряшливые пятна, настольная лампа, починенная при помощи куска изоленты, и возле кресла перевернутая стойка-«зонтик», под пепельницу.

Тот зверь, который жил здесь, устроил себе гнездо именно в этом большом кресле, оно до сих пор хранило очертания его тела; бледная дорожка вела по ковру от кресла к «магнавоксу» [127] и к бару — вытертая ступнями хозяина. Пирсу стало даже как-то не по себе от этой детали, чересчур личной.

— Книги, — сказала Роузи.

Книги были повсюду: в высоких шкафах, в углах, сложенные стопками, на стульях и под стульями, раскрытые книги поверх других раскрытых книг; атласы, энциклопедии, романы в ярких обложках, большие глянцевитые альбомы по искусству. Пирс избрал путь наименьшего сопротивления, который, вероятно, сам Крафт проделал между книжными островами и отмелями, — к закрытой стеклянной горке, в которой тоже хранились книги.

В замке был ключ, и Пирс отпер дверцу.

— Наверное, нам с самого начала нужно будет придерживаться какой-нибудь системы, — сказал он. — Хотя бы какой-нибудь.

Некоторые из лежавших внутри предметов были упакованы в пластиковые пакеты, в которых обыкновенно хранят редкости; в одном таком мешке, судя по всему, была пачка листов из какой-то средневековой рукописи. Снаружи был приклеен ярлычок с надписью PICATRIX. [128]

Пирс вдруг отчего-то смутился и притворил дверцу. Человек явно очень дорожил этими книгами.

— Ну, что, — сказала Роузи. Первое впечатление прошло, и она странным образом начала чувствовать себя здесь почти как дома, в этом незнакомом помещении, вдвоем с незнакомцем. Она смотрела, как Пирс бережно дотрагивается до корешков стоящих в горке книг, и ей вдруг пришло в голову, что она только что представила друг другу двоих мужчин, которым на роду написано стать друзьями. — Вам, наверное, хочется порыться в книгах? А я пока пойду схожу наверх.

— Ладно.

С минуту он стоял один посреди гостиной. По всему подоконнику рядом с покойным креслом видны были следы от непогашенных сигарет — интересно, почему? Казалось, дом был сплошь в густой пелене табачного дыма, как «длинные» общественные дома индейцев могавков. Он обернулся. За спиной был коридор, который вел сквозь асимметричную и эксцентричную планировку дома (архитектор, видимо, надеялся сделать ее колоритной) в маленькую, на удивление маленькую комнату в задней части дома: ее предназначение было очевидным и на ее пороге Пирс запнулся, смутившись пуще прежнего.

Она была заставлена сплошь, как корабельный кубрик, и, как в корабельном кубрике, в ней не было ничего лишнего. Здесь как раз хватило места для стола, даже не стола, а просто большой столешницы, не слишком удачно встроенной под нижний обрез двух окошек со средниками; и еще для двух серых стальных каталожных шкафчиков, ящики у которых были помечены каким-то странным, невнятным Пирсу способом. Еще здесь были старенький электрообогреватель, стойка с пепельницей, как в гостиничных холлах, и офисная лампа с раздвижным держателем, который вполне можно было установить так, чтобы он светил прямо на черный «ремингтон».

127

«Магнавокс» — проигрыватель или музыкальный центр одноименной индианской компании.

128

PICATRIX — приписываемая андалусийскому математику X в. Аль-Маджрити книга о магических искусствах, самый объемистый и влиятельный из средневековых гримуаров. Перевод «Пикатрикс» на латынь был осуществлен в 1256 г. при дворе кастильского короля Альфонсо Мудрого.