Страница 35 из 76
На вопрос о своем личном отношении к Джерому Уэйбурн не смог ответить внятно. Случившееся глубоко его потрясло. Он не имел представления о том, что происходило с его сыновьями. Свое выступление сэр Энсти закончил словами, что больше ничем не может помочь следствию. Судья отпустил его.
Следующим вызвали Годфри Уэйбурна. По залу пробежал ропот возмущения, направленного против Джерома: это по его вине такому ребенку приходилось пройти через это мучительное испытание.
Джером сидел неподвижно, уставившись прямо перед собой, словно Годфри был совершенно незнакомым человеком, который нисколько его не интересовал. Не посмотрел он и на Лэнда, когда тот заговорил.
Показания Годфри были краткими. Мальчик повторил то, что говорил Питту, все в общих словах — что звучало очень расплывчато для всех, кто не знал наперед, о чем идет речь.
Даже Джайлс обошелся с ним тактично, не заставляя повторять болезненные подробности.
Первый день завершился достаточно рано. Шарлотта не представляла себе, что заседание прервется тогда, когда у Питта был в самом разгаре рабочий день. Поймав извозчика, молодая женщина поехала домой. Она пробыла там больше двух часов и успела переодеться в более скромное платье, когда наконец вернулся Томас. Шарлотта стояла у плиты, разогревая ужин. Она ждала взрыва, но его не последовало.
— Откуда у тебя эта шляпка? — спросил Питт, усаживаясь на стул.
Шарлотта облегченно улыбнулась. Только сейчас она почувствовала, как же вся напряглась в ожидании гнева мужа. Это причинило бы ей необъяснимую боль. Ткнув ножом мясо, она зачерпнула ложкой бульон, подула, остужая его, попробовала. Как правило, Шарлотта недосаливала все блюда, но сегодня ей хотелось, чтобы ужин удался на славу.
— Мне ее отдала Эмили, — сказала она. — А что?
— С виду дорогая.
— И это все? — Обернувшись, Шарлотта посмотрела на мужа, наконец улыбнувшись.
Питт не моргнув выдержал ее взгляд, прекрасно понимая, что это означает.
— И красивая, — добавил он, после чего сказал, сияя: — Очень красивая! Но Эмили шляпка тоже шла. Почему она отдала ее тебе?
— Увидела такую, которая ей больше понравилась, — честно призналась Шарлотта. — Хотя, разумеется, Эмили сказала, что купила шляпку для похорон, а затем услышала нелицеприятные вещи о покойной.
— И она отдала ее тебе?
— Ты же знаешь Эмили. — Отхлебнув бульон, Шарлотта добавила соли, чтобы удовлетворить требовательный вкус Питта. — Когда будет давать показания Эжени?
— Когда в дело вступит защита. Возможно, завтра до этого еще не дойдет — скорее всего, послезавтра. Тебе необязательно присутствовать.
— Да, наверное. Но я хочу. Я не люблю, когда мое мнение складывается только наполовину.
— Дорогая, когда это у тебя не было четкого, полного мнения? По какому бы то ни было вопросу?
— Ну хорошо, — тотчас же ответила Шарлотта, — в таком случае, если у меня будет мнение, я хочу, чтобы оно было основано на полной информации.
У Томаса не было ни сил, ни желания спорить. Если Шарлотта хочет присутствовать в суде, это ее собственное решение. В каком-то смысле было утешением, что, если он разделит с ней ношу знаний, его одиночество бесследно растает. Питт ничего не мог изменить, но, по крайней мере, он мог прикоснуться к жене, и та без слов, без каких-либо объяснений поймет, что он чувствует.
На следующий день первым свидетелем был Мортимер Суинфорд. Вся суть его показаний свелась к тому, чтобы заложить фундамент для появления Титуса. Суинфорд подтвердил, что Джером в качестве наставника занимался с его сыном и дочерью. Эти занятия начались вскоре после того, как Джерома взял на работу Энсти Уэйбурн, доводившийся родственником жене Суинфорда. На самом деле именно Уэйбурн порекомендовал ему Джерома. Нет, он ни о чем не подозревал, считая Джерома безупречно порядочным человеком. Его послужной список был просто великолепным.
Титуса продержали всего несколько минут. Он стоял на месте для дачи показаний, расправив плечи, серьезный, но охваченный в первую очередь не страхом, а любопытством. Шарлотта сразу же прониклась к мальчишке симпатией, поскольку ей показалось, что он искренне огорчен случившимся и крайне неохотно рассказывает об этих тревожных вещах, в которые до сих пор не мог поверить.
После перерыва на обед атмосфера в зале полностью переменилась. Сочувствие, рассудительная тишина исчезли, сменившись возбужденными перешептываниями и шелестом одежды. Присутствующие нетерпеливо заерзали на местах, предвкушая возможность утолить свое похотливое любопытство, не заглядывая в чужие окна и не подсматривая в замочную скважину.
В зал вызвали Альби Фробишера. Он показался Шарлотте каким-то маленьким; в нем странным образом смешивались утомленность жизнью, свойственная преклонному возрасту, и детская беззащитность. Однако Шарлотта не была удивлена этим; воображение уже нарисовало ей образ, оказавшийся не таким уж далеким от правды. И все же действительность потрясла ее. Не только в сознании Альби, но даже и в его голосе было что-то суровое и жестокое. Шарлотта почувствовала в нем существо, к чувствам которого не могла прикоснуться, говорившего о таких вещах, которые даже не могли прийти ей в голову.
Альби назвал свои имя и адрес.
— Мистер Фробишер, каким ремеслом вы занимаетесь? — холодно спросил прокурор. Альби был нужен ему — больше того, он играл для обвинения жизненно важную роль, — но Лэнд не скрывал в голосе своего презрения, напоминая всем присутствующим о непреодолимой пропасти между собой и этим человеком. Он не хотел, чтобы у кого-нибудь возникла хотя бы мимолетная мысль, что их отношения со свидетелем выходят за сугубо деловые рамки.
И Шарлотта могла его понять. Она сама также не хотела бы, чтобы ее поставили в один ряд с Альби Фробишером. И тем не менее ее охватила ярость: наверное, это все-таки было несправедливо.
— Я занимаюсь проституцией, — холодно усмехнулся Альби. Он тоже понимал, чем обусловлено отношение к нему Лэнда, и презирал его. Но по крайней мере он не собирался прятаться, изображая лицемерное неведение.
— Проституцией? — В голосе прокурора прозвучало деланое изумление. — Но вы ведь мужчина!
— Мне семнадцать лет, — ответил Альби. — Своего первого клиента я обслужил, когда мне было тринадцать.
— Я не спрашивал, каков ваш возраст! — раздраженно оборвал его прокурор. Его не интересовала детская проституция — это было совершенно другое преступление, до которого ему не было никакого дела. — Вы продаете свои услуги развращенным женщинам, чьи аппетиты настолько непомерны, что их нельзя удовлетворить обычным путем?
Альби надоела эта игра. Все его ремесло было сплошным фарсом, нескончаемой чередой мужчин, притворяющихся порядочными.
— Нет, — категорически возразил он. — В своей жизни я ни разу не прикоснулся к женщине. Я продаю себя мужчинам, преимущественно богатым, респектабельным, которые предпочитают женщинам мальчиков и не могут получить этого бесплатно, поэтому обращаются к таким, как я. Я полагал, все это вам известно, иначе с какой стати вы вызвали меня в суд? Какой бы в противном случае вам был от меня прок?
Лэнд был в бешенстве. Он повернулся к судье:
— Ваша честь, прикажите свидетелю отвечать на вопросы и воздержаться от дерзких высказываний, порочащих честных и порядочных людей, что только мешает работе суда. В зале присутствуют дамы!
Шарлотта нашла это нелепым, о чем с радостью заявила бы во всеуслышание. Все те, кто находился в зале — за исключением свидетелей, которые все равно ждали за дверью, — пришли сюда как раз потому, что хотели услышать нечто шокирующее. Зачем еще присутствовать на заседаниях по делу об убийстве, если известно наперед, что жертва подвергалась сексуальному насилию и была заражена половым заболеванием? Лицемерие было отвратительным, по всему телу Шарлотты разлилась обжигающая ярость.
Лицо судьи побагровело еще больше.
— Вы будете только отвечать на вопросы, которые вам зададут! — резким тоном выговорил он Альби. — Насколько я понимаю, полиция не предъявила вам никаких обвинений. Ведите себя пристойно, чтобы так оно и оставалось. Вы меня услышали? Здесь вам не то место, чтобы рекламировать свое гнусное ремесло и оскорблять тех, кому вы в подметки не годитесь!