Страница 30 из 58
Князь сам посетил лагерь экспедиции в простом костюме, с интересом рассматривал инструменты, книги и карты, расспрашивал о задачах путешествия и, узнав про фотографический аппарат, просил снять его и всю его семью, состоящую из старой и молодой жены и двух сыновей. Последние также приходили в гости и вели себя очень просто, но за каждым из них ходило несколько слуг. Один нес собачку, другой — кисет, третий — дождевой зонт. Всего чаще посещала лагерь молодая жена князя; она приходила со слугой, который нес ведро простокваши для обеда приезжих. Александра Викторовна ходила также в гости к женам князя и обедала у них в городке, где обстановка была проще и уютнее. В доме князя, в одной из комнат, была библиотека монгольских и китайских книг, в другой — коллекция часов, в третьей — слесарный станок.
Экспедиция провела четыре дня в ставке и отправилась дальше. На пути к следующей ставке, занявшем шесть переходов, пришлось пересекать многочисленные овраги, образующие сети, связанные с долинами нескольких речек, текущих на восток, к Желтой реке, но начинающихся в пределах Ордоса. Долины этих речек имели крутые склоны в 100—150 метров высоты и широкое песчаное дно, по которому еле струился небольшой мелкий ручей; самый большой из них имел 2 метра ширины и 5 сантиметров глубины. Жители Ордоса рассказывали о чуде, совершенном одним великим святым, который заставил эту речку потечь вверх по долине. Григорий Николаевич по поводу этого замечает, что святому не пришлось израсходовать много чудотворной силы на это чудо, так как течение реки очень медленное.
В этой местности экспедиция встречала не только монголов, но и китайцев; последние занимались земледелием и жили в отдельных усадьбах и небольших деревнях, частью в фанзах, частью в пещерах, вырытых на склонах оврагов. Монголы жили также в фанзах или в мазанках из плетня; юрты виднелись редко. Миновали также монастырь Джунгор-чжао, самый крупный в хошуне, имевший до семисот лам. Видели также могилу жены Чингис-хана в виде двух юрт, поставленных плотно одна к другой; в задней хранились останки. Юрты были огорожены грубым плетнем, и возле них стояло до десятка мазанок монголов — хранителей святыни.
25 августа экспедиция пришла к ставке ордосского вана, старшего из князей. Он был болен, принимал лекарства, и лечившие его ламы боялись, что близость европейцев плохо отразится на течение его болезни. Поэтому ван отказался принять путешественников; он послал навстречу экспедиции чиновника, который отвел место для ее стоянки в 7 километрах от ставки, из опасения вредного влияния чужестранцев на состояние здоровья вана. Этот чиновник остался при экспедиции и протестовал, если кто-нибудь из путешественников намеревался прогуляться в сторону ставки; он выражал беспокойство, даже если кто-нибудь из них упорно смотрел в ту сторону.
В 10 километрах от места стоянки находилась святыня всего Ордоса — Ихэ-еджен-хоро, юрта с останками самого Чингис-хана. Осмотреть ее разрешили и дали проводника.
Святыня представляла собой две большие нарядные юрты, отличавшиеся от обыкновенных острой верхушкой (вместо отверстия для выхода дыма, конечно, не нужного в усыпальнице) и стоявшие плотно рядом. Они были окружены высокой оградой с навесами, но часть ее развалилась от ветра. По соседству стояли жилые юрты тархатов, хранителей святыни; это особое сословие насчитывало до 50 дворов, было избавлено от всяких повинностей и налогов и пользовалось почетом. Тархаты, кроме охраны, были заняты разъездами по Ордосу и соседним землям для сбора дани на содержание усыпальницы (и ее хранителей) и возили с собой знамя и меч Чингис-хана. Подъехав к какому-нибудь дому или юрте, они водружали перед собою знамя, втыкали в землю меч, рукоятка которого была обвешана шелковыми платками, ставили серебряную чашу и, прочитав молитву, спрашивали хозяина: «Ты что даешь Чингису-богдо — корову, лошадь или серебро?» Они не просили, а требовали дань.
Тархаты приняли экспедицию любезно, отвели для нее юрту, позволили сфотографировать усыпальницу, внутрь ее не пустили. У ее входа разостлали войлок, на который стали на колени двое лам, оставив между собой место для Потанина. После того как все трое совершили троекратный поклон, из дверей юрты высунулась рука с красным деревянным блюдом, на котором стояла медная вазочка с горящим маслом. Потанину велели взять блюдо и подержать его. Потом опять совершили три поклона, и этим все кончилось. Григорий Николаевич успел рассмотреть только, что в первой юрте был стол с пятью горящими лампочками; позади каждой из них стоял железный щиток с надписями. Над ними на стене висело зеркало, вероятно закрывавшее вход в заднюю юрту, загороженный также столом.
После поклонения Григория Николаевича угощали чаем и расспрашивали, кто он, — сиян (западный человек) или представитель другого народа. Тархатов интересовал вопрос о народе нохой-ирит, который живет на крайнем западе, западнее сиянов; у него мужчины имеют вид собак, и только женщины похожи на людей.
В Ордосе более чем где-либо сохранились память о Чингис-хане и легенды о нем. Так, здесь говорили, что он не умер, а только спит, лежит в одной из кумирен, в серебряном гробу, под желтым покрывалом. Каждый вечер ему ставят жареного барана, и к утру он его съедает. Со дня его смерти прошло 650 лет, а до воскресения осталось 300 лет. Время воскресения определил сам Чингис-хан. К этому времени в Китае также воскреснет богатырь, с которым Чингис-хан сразится, победит его и освободит свой народ от подчинения Китаю.
Пять переходов до следующей ставки князя Ушин шли по холмистой равнине, представлявшей много мелких и крупных озер, рассеянных среди площадей песков, то голых и сыпучих, то более или менее заросших; попадались также речки, соединявшие озера друг с другом, и луговые площади вокруг озер. Кое-где были небольшие монастыри.
Князя Ушин путешественники не видели, он куда-то уехал, а может быть просто не хотел принимать их; им передали, что он относится враждебно к иностранцам. По владениям этого князя путешественники шли 11 дней до миссии Боро-балгасун, на южной окраине Ордоса.
Местность представляла равнину с глинисто-песчаной почвой, из которой местами выступала вода, образуя мелкие озера или лужи, окруженные лучшей растительностью и являвшиеся пастбищем. Встречались песчаные пространства в виде подвижных барханов и небольшие речки. На пути экспедиция видела два монастыря. Местность была населена монголами и китайцами; последние занимались земледелием, жили отдельными усадьбами и небольшими поселками. Их пашни страдали от заноса песка с барханов, которые местами наступали вплотную и на поселки, засыпая деревья и стены фанз.
Боро-балгасун представлял развалины довольно большого города, окруженного стеной и занимавшего площадь в 800х1000 шагов. Стена, когда-то одетая кирпичом, большею частью уже превратилась в вал; ворота сохранились без кровли. Внутри только в одном углу были еще остатки зданий, среди которых находился ханский дворец; кое-где виднелись плоские бугры и холмы. Часть старого города была занята большим домом католической миссии с церковью и мазанками монголов-христиан.
Местные жители не могли сказать Потанину, когда город был построен, а разрушение его, как и других городов Ордоса, приписывали Чингис-хану.
Экспедиция возлагала большие надежды на помощь миссионеров Боро-балгасуна в отношении найма надежных рабочих-монголов. Китайские слуги, взятые в Пекине, как мы уже упоминали, оказались как городские жители мало пригодными для путешествия. Курильщика опиума рассчитали в Гуй-хуа-чене, а второй, Ли, который важничал и был своекорыстный, сам покинул экспедицию уже в Ордосе, вероятно, опасаясь показаться в миссии; третий, Цуй-сан, был хорошим слугой в городских условиях; но ни он, ни Ли не желали и не умели заботиться о лошадях путешественников и о целости снаряжения. Когда экспедиция подошла к Боро-балгасуну, половина седельного прибора оказалась разворованной; седла были без стремян или с деревянными стременами вместо железных, узды без удил и даже без поводьев.